Аномальщик (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 22

Оглохшие, мы приходили на занятия по медицине, и по новой штудировали тех же тварей, но с точки зрения первой помощи, которую необходимо оказать раненому. В каких-то случаях — вколоть обезболивающее, в каких-то антидот. А были и такие твари, что раненого рекомендовалось пристрелить. Это когда антидота нет, смерть неизбежна, а мучения такие, что раненый сам себе кости ломает в судорогах.

И снова — бег, полоса препятствий, снова бег, комплекс упражнений… В столовую на обед даже самые стойкие приползали, высунув язык. Майя держалась, но я видел, как ей тяжело. К счастью для неё, взаимопомощь между напарниками поощрялась, и мы проходили всё вместе. Нет, я её не тащил на себе, девушка бежала сама. Но когда силы уже на исходе, а тебе надо взобраться на вертикальную стену… Так или иначе, мы справлялись, и лучше многих.

А после обеда — машины, противогазы, рации… Помимо оружия в распоряжении аномальщиков имелась масса прибамбасов, задача которых сводилась к тому, чтобы отряд выжил, а твари — нет. Вся эта снаряга требовала ухода, и от каждого из нас требовалось научиться пользоваться буквально всем. Водить машину, заправлять индивидуальные средства защиты органов дыхания. И конечно, ухаживать за оружием.

Два месяца? Не смешите. Я всё больше склонялся к тому, что это лишь первый этап. Отбор тех, кто в принципе на что-то способен, для прохождения испытания, которое окончательно отделит одних от других.

Мы потеряли счёт дням. Помимо изнуряющих тренировок, были ещё и наряды. Хорошо хоть не как в армии, на тумбочке стоять никто не заставлял, потому что нельзя пропускать занятия. Но чистоту в казарме поддерживали сами.

А в конце недели нас неожиданно построили на плацу. Ничего не объяснили, просто приказали построиться по отделениям. Сержанты и взводные с помощью непристойных жестов и такой-то матери быстро навели порядок и объяснили нам, где кому стоять и куда смотреть. Попутно мы выяснили про себя много нового. Но построились всё же меньше, чем за пару минут.

Ротный, глядя на это откровенное безобразие, пообещал устроить учения по строевой подготовке, которые обычно аномальщикам, как собаке гвоздодёр, но вот персонально нам, как самым тупым баранам на его памяти, они очень нужны. Хотя бы для того, чтобы служба мёдом не казалась.

Оказалось, в учебку пожаловало высокое начальство. В лице Тимура Маратовича, которому мы с Майей обрадовались, как родному, хоть и вида не подали.

Начал Тимур Маратович стандартно, за здравие. Про то, как необходимы стране такие, как мы. Где-то через минуту у меня как-будто громкость убавили. Смотрю на Маратыча, рот у него открывается и закрывается, а чего говорит — до мозга не доходит. За ненадобностью. Очнулся, только когда тон речи сменился.

— За проявленный героизм, смелые, своевременные, умело проведённые действия по предупреждению готовящегося тяжкого преступления и помощь в выявлении банды особо опасных преступников, медалью «За отличную службу по охране общественного порядка» награждается… — Маратыч обвёл строй строгим взглядом и остановился на мне, — Неверов Алексей Вячеславович! Товарищ Неверов, прошу!

Я даже по сторонам осмотрелся.

С х*я ли, простите, баня-то взорвалась? Ничто ведь не предвещало!

— Иди давай! — прошипела рядом Майя.

Я и пошёл. Что в таких случаях положено говорить, делать, отвечать… Да откуда мне знать? Раньше меня не награждали, разве что обещаниями. В армии когда служил — за два года никого не наградили. А здесь и не армия, и не те ориентиры. Что полагалось раньше говорить? Служу Советскому Союзу, кажется? В фильмах вроде видел. Но как сейчас?

— Тимур Маратыч, что говорить то надо? — сходу обозначил я свою безграмотность, подходя к начальнику. Вполголоса, конечно, чтобы только он услышал.

— Молчи, за умного сойдёшь! — хохотнул он в ответ.

Я молча кивнул, сходу решив последовать совету.

Дальше мне Маратыч приколол на полёвку медаль, вручил удостоверение, пожал руку и отправил обратно в строй, предупредив, что вызовет на разговор.

Вскоре высокое начальство ушло к местному, нам ротный напомнил, что он думает о строевой подготовке баранов, и нас распустили. До обеда оставалось всего ничего времени.

В казарме меня обступило наше отделение.

— Колись, за что медальку дали! — потребовал комод. — Когда успел?

— Да если б я ещё сам знал! — искренне удивился я.

Хотя особо гадать и не приходилось, но слова Маратыча о банде особо опасных смущали.

— Поздравляю! — пожал руку Максим. — И ты сильно-то не скромничай, за просто так нам, простым смертным, медали не дают.

— Поздравляю! — Майя вместо рукопожатия обняла меня за шею, встав на цыпочки.

Пришлось и её приобнять, под улюлюканье курсантов. Майя тут же отстранилась, по своему обыкновению покраснела.

Вскоре пришёл сержант Рысев и вызвал нас к начальству.

— А меня-то зачем? — удивилась Майя.

— Почём я знаю? — Рысев пожал плечами. — Велено привести.

Маратыч встретил нас, как родных.

— Давненько не виделись! — он пожал мне руку. — Все отчёты читал, так что в курсе всех подробностей. За Майю спасибо.

Рукопожатие стало ещё крепче, таким, что я переживать за целостность костей начал. Как после сержанта Рысева, от хватки которого у меня, к слову, на запястье пять синяков осталось, чётко где пальцы легли.

— Это лишнее, Тимур Маратович, Майю я и сам в обиду никому не дам, — серьёзно ответил я.

— Я уже говорила, — вздохнула та, — я и сама могу за себя постоять. Хотя… нет, с теми я бы не справилась, больно здоровые. Тимур Маратович, а что за банда опасных преступников?

— Закрытая информация, — покачал Маратыч головой, — но вот если бы у меня неделю назад кто-нибудь спросил, кто в Карелии девушек насилует, а потом убивает, и почему их ещё не нашли, я бы не знал, что ответить.

Мы с Майей переглянулись.

— А разве в аномальщики не строгий отбор? — спросил я.

— И да, и нет, — Маратыч вздохнул. — В учебку любой желающий может заявление написать, но конечно отбор есть. Основной — в самой учебке. Но и особо опасные сюда попадать не должны. Этих на краже со взломом взяли, и ничего другого не нашли. Дали четыре года. А они решили сюда податься, и при первой же возможности на лыжи встать.

— Но ведь моё-то участие здесь минимальное, — развёл я руками. — За что медаль?

— А вот это не твоего ума дело. Дали — носи. Государство тебя оценило, значит, есть за что. Или ты думаешь я такие решения единолично принимаю? Представление да, я писал. А решение комиссия принимала.

— Понял, — кивнул я. — Есть носить и гордиться!

— Не паясничай. Медаль тебе от государства дали, а от меня — в пределах разумного проси, чего не хватает.

— Да тут всё вроде есть, — пожал я плечами. — Мы с Майей за отличную учёбу уже всё себе прикупили, что надо было. Но вот если бы телефон, тот, мой старый и наушники…

— Вообще-то не положено, но мы что-нибудь придумаем, — пообещал Маратыч. — Он у тебя всё равно связь не ловит. Ещё пожелания будут?

— Пожелание у нас только одно, — я глянул на напарницу, — пройти все этапы отбора и пойти служить. Но, боюсь, здесь вы никак не поможете.

— Не помогу, — согласился Маратыч. — Здесь только сами. Но совет дам. Если уж так всерьёз настроены — подружитесь с одним вредным старикашкой. У него свои теории есть, но они у руководства понимания не нашли. Может вам повезёт, и вы его поймёте. А пока составьте мне компанию за обедом. Хочу услышать честное мнение о работе учебной части.

Я мысленно хлопнул себя ладонью по лбу. Ну конечно! Сержант Рысев ведь прямым текстом сказал, что у женщин всё дело в биохимии. К кому ещё за советом обращаться, если не к этому чудаковатому преподавателю который ведёт у нас нечто вроде ксенобиологии. Чтобы разбираться во всех этих антидотах, надо хорошо понимать, что и как в организме работает! Запомнить-то любой может, а он видно что разбирается и понимает.

Судя по выражению лица, Майя подумала примерно то же самое.