Кто убил Оливию Коллинз? - Спейн Джо - Страница 5

Снова оставшись один, он вернулся к дому и поднялся по ступенькам, направившись к окну на лестничной площадке, откуда открывался самый широкий обзор.

В Долине, обычно мирной и сонной, никогда ничего не происходило. Во всяком случае, ничего заслуживающего обсуждения. Сегодня же здесь творился самый настоящий бедлам. На дороге перед домом Джордж не видел ни одного знакомого лица. Одни полицейские, целая толпа.

Он уперся лбом в прохладное стекло, так что толстая тюлевая занавеска вдавилась в кожу, оставляя на ней рифленый отпечаток, и закрыл глаза. Подступало знакомое чувство тревоги, и он знал только один способ унять его.

Снаружи хлопнула дверь, и Джордж открыл глаза, как раз вовремя, чтобы не пропустить внезапную суету у дома №4 — оттуда выносили тело.

Он покачал головой. Это она. И вправду она. У него на глазах труп соседки выкатывали из дома на носилках, и что же он чувствовал по этому поводу?

Ровно ничего.

С другой стороны, Джордж никогда не отличался умением испытывать нужные эмоции в подобающий момент.

Именно в этом упрекал его отец, когда Джордж остался без работы — его уволили из газеты. Только благодаря влиянию великого Стю Ричмонда скандал замяли, а сын не выказал ни малейших признаков расстройства или благодарности по этому поводу. О чем Стю ему и заявил.

Стю был недалек от истины — Джордж тогда испытывал главным образом облегчение. Не потому, что его спасли, а потому что стало не нужно врать и притворяться.

Любой из его «друзей»-журналистов охотно предал бы историю гласности, заметил отец Джорджа. И снова наверняка был прав.

К счастью, начальство слишком пугала перспектива испортить отношения с самим Стю Ричмондом. Отец Джорджа — один из крупнейших заправил музыкальной индустрии страны, своего рода ирландский Саймон Коуэлл[2], с немалым влиянием в Штатах. Что, если его подопечные артисты начнут бойкотировать раздел развлечений газеты… Начальство решило, что Джордж и так уже достаточно наказан увольнением.

Отец сделал ему это одолжение, после чего более-менее умыл руки. Если, конечно, не считать предоставления этого дома и ежемесячных чеков.

— Никогда больше не ставь меня в неловкое положение, — предупредил он.

Джордж старался. После увольнения он обратился к психологу, пытаясь докопаться до причин, разобраться, что именно с ним не так. Он неделями не выходил из дома, не отвлекался на компьютер и телевизор, даже занимался медитацией, только бы излечиться.

Одно время он даже подумывал установить на телефон приложение для знакомств и попытаться найти подругу. Тридцать пять еще не возраст, а выглядел он вполне презентабельно. Да и психолог настойчиво рекомендовал не избегать интимных отношений. Еще оставалось время отойти от края пропасти.

Однако, что бы он ни предпринимал, ничего не помогало.

Джордж считал, что его проблемы хуже зависимости от крэка. Другим этого не понять.

Суета за окном стала казаться ему невыносимой.

Оливия, блин, Коллинз!

Знакомые чувства охватили Джорджа. Стресс, безнадежность. Других мыслей в голове не оставалось, только нестерпимое желание. Немедленно, здесь и сейчас.

Он потянулся к коробке влажных салфеток на подоконнике.

Баба с возу — кобыле легче, думал он, протирая гладкое дерево.

Когда Стю Ричмонд въехал в дом номер один, все очень взбудоражились. Стю сиял яркой звездой среди прочих знаменитостей страны: ведь он добился всего в Штатах. Этот человек дал старт многим карьерам, заработав по ходу дела миллионы. Его известность превосходила популярность большинства раскрученных им групп, чему, вероятно, способствовал тот факт, что группы эти имели свойство со скандалом разваливаться, раздираемые непомерными амбициями участников.

Я обращалась к нему не иначе как «мистер Ричмонд». Отчасти из-за того, что это звучит старомодно, но, если честно, больше чтобы его позлить. Он из той категории людей, которые пробуждают в окружающих дух противоречия. «Стю», безусловно, больше соответствовало избранному им имиджу — имиджу человека, не смотревшегося нелепо рядом с подружкой моложе своего взрослого сына; человека с красным «порше» у дома; человека, регулярно летавшего «в Штаты»; и, прости господи, с личным тренером и пересаженными волосами.

Подружка свалила первой. А за ней и сам мистер Ричмонд отбыл к себе в Америку. Милые деревенские виды Пустой Долины далеко не столь милы, когда наступает промозглая зима.

Вот и наступила очередь Джорджа поселиться в мини-дворце.

Джордж оказался гораздо нелюдимее отца. Самый настоящий одинокий волк, можно даже сказать, отшельник. Серьезная потеря для нашего маленького кружка.

Сперва я решила, что он гей и поэтому немного стесняется. Да, это, конечно, стереотип: молодой симпатичный мужчина содержит дом в идеальной чистоте, а девушек не видно, никто к нему не ходит.

Тем летом я наклеила на окно гостиной радужный флажок, демонстрируя свою солидарность. Вдруг он только и ждет, чтобы кто-то проявил инициативу.

Я наблюдала за его домом, ожидая, что он ответит взаимностью. Но он так и не ответил.

Как выяснилось, Джордж вовсе не гей.

С Джорджем совсем другая история.

Ей даже думать не хотелось о том, что происходило за окнами. Не было сил.

Лили Соланке совершенно вымоталась, как всегда бывало к концу последней четверти. Занимать учеников и поддерживать относительный порядок в классе эти последние несколько недель — когда программа уже пройдена, за окном сияет солнышко, а терпение и у детей, и у учителей подошло к концу — требовало колоссальных затрат энергии.

Даже пальцы, и те устали перебирать стопку отчетов, дожидавшихся подписи на кухонном столе. Она уже сдала отчеты по всем ученикам своего класса, но как завучу ей предстояло подписать еще и отчеты мистера Делаханта. Ее взгляд упал на один из них, где говорилось, что ученица успевает ниже среднего по всем темам английского языка: чтение, письмо, правописание и дикция. В графе замечаний коллега нацарапал: «Дельсии надо быть старательнее», и еще несколько строгих фраз, явно не от доброго сердца.

Лили очень захотелось подписать снизу: «Мистеру Делаханту надо быть старательнее».

Дельсия, десятилетняя девочка из Малави, пришла к ним в школу только в начале прошлого года. Очаровательная малютка, веселая и приветливая, несмотря на все то, что ей пришлось перенести по дороге в Ирландию. Лили отметила для себя, что в сентябре нужно будет подать заявку на дополнительные занятия с ней по английскому.

Она отодвинула отчет. Ей хотелось позвонить мистеру Делаханту и высказать ему все, что она думает по поводу его тупых и бестактных замечаний. Поговорить дипломатично, но жестко. Но она знала, что не позвонит — ведь разве могут чернокожие объективно рассуждать о проблемах расизма.

Лили прочили в директора школы. Оставалось только сидеть тихо и не раскачивать лодку, но и это уже дается нелегко из-за усталости и истрепанности нервов к концу учебного года.

Каждый год, когда приближался июнь, Лили в очередной раз задумывалась: не перейти ли в школу второй ступени, к детям от двенадцати до восемнадцати. В течение учебного года уроков больше, зато каникулы начинаются уже в конце мая. Подумать только — целых три месяца отпуска летом.

Но переучиваться не хотелось. Она любила малышей, восхищалась необузданным воображением семилетних. Чудные маленькие человечки — непосредственные, наивные и открытые. Ну его, этот лишний месяц отпуска!

Работа исключала и переезды. Когда они поженились, Дэвид часто в шутку предлагал построить дворец в своей родной деревне Калабар в Нигерии и купить ей хоть полсотни школ, чтобы она руководила ими в свое удовольствие, как заблагорассудится.

— Все будет легко и просто, — говорил он. — Мы богатые, а по тамошним меркам — безумно богатые, все остальное не имеет никакого значения. Тебе не придется ничего никому доказывать, в Нигерии же нет цветных. Мы там норма, а не исключение.