Беспокойные герои. Иосиф Трумпельдор и Чарльз Орд Вингейт - Левит Илья Исаевич - Страница 2

Вот печально-анекдотический случай тех горьких дней… Хаперы украли у корчмаря сына-подростка. Корчмарь вступил с ними в переговоры, обещал им пятьдесят рублей (тогдашних!) и другого, менее любимого им сына. Они имели глупость согласиться. Получили деньги и другого мальчика, а он на осмотре в приемной комиссии оказался девочкой. Тогда смешно не было.

Но посмотрим теперь, что станет с новоиспеченным государевым солдатом-ребенком, когда он вместе с товарищами по несчастью отправится (под охраной!) на государеву службу.

Для начала ему предстоит путь пешком, часто за много сотен километров, в «нееврейские» места — туда, где расположена школа кантонистов. Это уже само по себе тяжелое испытание. Не все его выносят.

Однажды ехал Герцен в ссылку. Сидит он в придорожном трактире, пьет чай. Подходит офицер, просит разрешения присесть к столику (весь этот классический рассказ я воспроизвожу сокращенно и по памяти) и говорит, что оно, конечно, начальству виднее, а вообще-то ужасно: набрали ораву жиденят, и вот ведет он их, дай Бог, если половину живыми доведет. Эпидемий нет, но маленькие дети, без матери, по десять часов в день идут пешком, так что… И вот Герцен увидел их. До конца своих дней он считал это очень тяжелым зрелищем, а он много чего повидал в жизни и не так уж любил евреев. А ведь этой команде еще повезло. Их вел добряк-офицер, не наживавшийся, видимо, на пайках бедных детей. (А многие, конечно, наживались.)

Но, положим, дошагал наш солдатик до места и оказался в школе кантонистов. Там были, конечно, не только еврейские дети. Например, после разгрома польского восстания 1830–1831 гг. попало туда много детей польских повстанцев, да и кого там только не встречалось. Но если для других попасть в школу кантонистов считалось редким невезением, то для еврея это была угроза номер один.

А дальше до восемнадцати лет дети находились в этой школе. И тут тоже многое зависело от везения. Если директор (какой-нибудь пожилой генерал или полковник), врач и священник (конечно, православный) были приличными людьми, не очень воровали, не терроризировали детей — вполне можно было выжить. Но случалась, и нередко, ситуация прямо обратная. А с еврейскими детьми вставал и религиозный вопрос. Формально на них не должны были давить, чтобы крестились, но на деле частенько происходило обратное. Действовали и пряником — крестившемуся был положен царский подарок, двадцать пять рублей — сумма для нищего жиденка изрядная, но больше полагались на кнут (как и во всем другом при Николае I). Ведь не случайно имя императора «Николай Павлович» народ переиначивал в «Николай Палкин». Подлую роль тут иногда играли унтер-офицеры из крестившихся евреев. Дрожали они за свое место. Лучше ведь было в школе кантонистов, чем на Кавказе под пулями чеченцев. Боялись, чтобы не заподозрили их в сочувствии жиденятам. Но твердыми оставались в этом вопросе евреи, даже дети, особенно те, что были чуть постарше. (Потому и соглашались брать совсем маленьких, что их легче было сломить.) Из выкрестов потом многие высоко залетели (во времена уже послениколаевские). В конце девятнадцатого века, когда все это уже стало «делами давно минувших дней», еврейский художник Давид Маймон писал в Петербурге картину, и взял он сюжет из жизни марранов: «инквизиторы врываются в комнату, где идет тайное еврейское богослужение». (Кстати, эта картина, когда-то знаменитая, пропала в Гражданскую. Теперь известна лишь в репродукциях.) Маймону нужен был натурщик, человек с властным, волевым, но семитским лицом — один из марранов. И однажды, на каком-то званом вечере, увидел художник подходящее лицо, но не сразу решился попросить позировать — то был генерал. И все-таки попросил, и тот сразу же согласился. Как вы догадываетесь, он был из кантонистов, взят восьмилетним, крестился, все еврейское уже забыл, а теперь вот… Но больше я о таких людях говорить не буду — они ушли из нашей истории.

Итак, вернемся к кантонистам. Выживший кантонист в восемнадцать лет становился солдатом. Первой большой войной, где лилась за Россию еврейская кровь, была Севастопольская кампания. Жить там, в Севастополе, евреям при Николае I не разрешалось, а вот умирать погнали. Три тысячи евреев погибли, защищая Севастополь. В городе даже появилось военное еврейское кладбище. Но тут важно было то, что защитникам Севастополя каждый месяц засчитывался за год. (Это, кстати говоря, гораздо щедрее, чем во времена Великой Отечественной войны.) Севастополь держался одиннадцать месяцев. Уцелевшим защитникам засчитали одиннадцать лет службы, так что им удалось выслужить двадцать пять лет досрочно. А те, кто прослужил двадцать пять лет, в том числе и евреи, имели потом много прав и льгот. Была у евреев — николаевских ветеранов и льгота жить в столицах. Там и обосновались многие севастопольские герои в еще не старом возрасте и завели семьи. Так был дан толчок к росту еврейского населения Москвы и Питера.

А пока вновь вернемся к кантонистам. Была ли возможность у мальчика из бедной семьи не попасть в кантонисты? (О крещении мы не говорим.) Да, как ни странно, таких возможностей было две. Первая — землю пахать, вторая — пойти в школу. Остановимся сначала на первой. Еще Александр I, старший брат Николая I и его предшественник на престоле, проезжая как-то через нищие белорусские местечки и глядя на еврейскую бедноту «людей воздуха», бог знает как существовавших, решил, что и в интересах государства, и в интересах самих евреев эту проблему решить. Тут надо сказать, что к концу восемнадцатого века было разгромлено и ликвидировано Крымское ханство и, как следствие, огромные массивы плодороднейших земель — юг современной Украины — оказались доступны для обработки. Земли эти были в ту пору почти безлюдны, и Россия приглашала туда всех желающих, даже из-за границы. Напоминаю, что время это было допароходное. Америка казалась немногим ближе, чем луна. Так что Россия выглядела куда предпочтительнее. Итак, началось быстрое развитие Новороссии, как тогда называли этот край. А его столица, Одесса, с самого начала развивалась как космополитический город. Но об Одессе речь будет впереди, а сейчас поговорим о сельскохозяйственном развитии Новороссии. Все, кто хотел, получали там землю, и много приехало всякого люда из России и из прочих мест, в особенности христиан из Османской империи (Турции). Она явно приходила в упадок. Шла на спад и хваленая турецкая веротерпимость. Так что хлынули в Новороссию греки, болгары, сербы. Но обосновывались там и немцы, и другие иностранцы. Представители каждой национальности чаще всего селились отдельной деревней. Вот сюда-то и направили на поселение евреев. На бумаге все выглядело хорошо: с одной стороны, нищета, перенаселенность и безработица местечек, с другой — пустующие плодородные земли в краю со здоровым и более или менее привычным климатом. И не так уж далеко. Чего лучше-то может быть? А дело шло тяжело и медленно, хотя у поселенцев и не брали детей в кантонисты. Были и другие преимущества, но немногие евреи смогли осесть на земле. Об этом, кстати, пишет Солженицын в своей книге «Двести лет вместе». Но и задолго до Солженицына, еще в царское время, когда эпоха массовой колонизации южных земель закончилась, то есть со второй половины девятнадцатого века, об этом много писали. Антисемиты указывали, что, дескать, евреям предлагали землю, а они этим почти не воспользовались. Либералы же, защищая евреев, говорили, благо время было относительно свободное — эпоха Александра II, что царская администрация никогда ничего не умела сделать как надо, что добро нельзя насаждать из-под палки и т. д. и т. п.… А меж тем главная причина неудачи сводилась к тому, что человек, даже привычный к физическому труду (носильщики, грузчики, извозчики и т. д.), не может быстро овладеть в зрелые годы крестьянскими навыками. Тут нужны и очень серьезная мотивация, и время. Это, кстати, понимали некоторые николаевские администраторы в Новороссии (Киселев, Воронцов) и указывали, что рассчитывать можно только на потомков первых еврейских поселенцев. Так и случилось. Внуки их стали отличными земледельцами. Чиновники, ревизовавшие тамошние губернии, с шестидесятых годов девятнадцатого века, то есть со времен Александра II, всегда отмечали, что «хозяйства у евреев хуже, чем у немцев, но лучше, чем у всех остальных» (об этом Солженицын не написал). Это оценка весьма высокая. Но к тому времени колонизация Новороссии уже закончилась. Бросовых земель больше не предлагали. Еврейские деревни оставались всего лишь небольшими островками.