Мой сводный тиран (СИ) - Черно Адалин - Страница 30

Именно поэтому следующий час я отвечаю на вопросы матери Миши о том, где мы будем жить, планирую ли я работать в браке, хочу ли в ближайшее время детей. Миша смущенно улыбается и подмигивает мне, мол, отвечай как хочешь, это простая формальность. Я не понимаю, почему он не пытается прекратить ее вопросы, ведь я не на допросе, к тому же не помню, чтобы моя мама что-либо спрашивала у Миши. Разве что Давид тогда, когда позвал его к себе в кабинет после предложения, но об этом мне ничего не известно.

Миша с отцом куда-то выходят, а я остаюсь с его мамой и мысленно себя настраиваю на возможный разговор. Не хочу с ней ничего обсуждать, но думаю, что без этого не получится. Придется поддержать беседу.

— А ты не думала о второй работе? — спрашивает Зинаида Петровна, чем заставляет меня поперхнуться едой.

— В каком смысле? — решаю уточнить.

— Ну вы пока оба молодые. Мишеньке нужно будет карьеру делать, рекламу, всем заниматься, а вам квартира бы не помешала.

Я ее совершенно не понимаю. Зачем мне вторая работа, если я неплохо зарабатываю на первой? Это, конечно не миллионы, но деньги ведь немаленькие.

— Ты не пойми меня неправильно, — продолжает мама Миши. — Свой бизнес — это дело не быстрое, да и непростое. Первые несколько лет Мишеньке придется вкладывать почти все деньги в раскрутку. Откладывать он не сможет, да и содержать семью, вероятно, тоже.

Мой рот открывается от удивления, но я молчу, потому что вижу, что Зинаида Петровна ещё не закончила.

— Я договорю, а ты обещай подумать на досуге. — От ее предупреждения мне становится не по себе, ведь я понятия не имею, что пришло в ее голову. — Ты должна поддержать Мишу, раз уж согласилась связать себя с ним узами брака. Устройся на вторую работу, чтобы вы могли собирать деньги на квартиру. Мы с отцом поможем, да и твои родители наверняка поучаствуют, — она кивает сама себе. — Так вот. Первое время перетянешь обязанности заработка на себя, а потом этим займется Миша. Ему просто нужно время. Это всё непросто, ты должна понимать.

С каждым ее словом мои брови ползут вверх. Я должна устроиться на вторую работу, чтобы поддержать Мишу и собрать на квартиру? А еще чтобы семью содержать?

— Простите, — произношу, — в мои планы не входит приходить домой в двенадцать ночи и спать по четыре часа в сутки. Думаю, если мы потерпим несколько лет с квартирой, ничего не случится. Миша, как вы и говорите, встанет на ноги, раскрутит бизнес и купит своей семье квартиру.

— Ты собираешься к тому времени рожать? — кажется, ее удивлению нет предела, впрочем, как и моему раздражению.

— Не собираюсь, но кто знает, как пойдут дела. Вдруг я забеременею или Миша захочет малыша? А может, двух, — я улыбаюсь сквозь зубы и с наслаждением наблюдаю за тем, как ее лицо искривляется от злости.

Я всегда воспринимала Зинаиду Петровну как хорошего, доброго, светлого человека. Как понимающую женщину, а теперь я осознала, что понимает она только своего сына. И если кто-то собирается приблизиться к нему, она непременно использует его на полную. Прогибаться под нее я не собираюсь. Я понимаю ее материнские чувства, но Миша мужчина, и он должен обеспечивать семью. Я согласна лишь на поддержку, понимание и обеспечение домашнего уюта, а не на то, чтобы работать вместо него, пусть и только несколько лет.

Когда Миша возвращается, Зинаида Петровна не скрывает своего недовольства, резко отвечает сыну и всем своим видом показывает, что ее не устраивает происходящее и пора домой. Просить прощения я не собираюсь, потому что у нее нет права лезть в нашу с Мишей жизнь даже несмотря на то, что она его мама.

— Мам, что не так? — кажется, в ее присутствии Миша даже говорит на два тона тише, хотя раньше подобного я не замечала. Или просто не присматривалась к нему в попытках понять, правильный ли выбор сделала.

— Ничего, — произносит она и переводит взгляд на меня, ясно давая понять, кто ее расстроил.

Я же и виду не подаю. Отпиваю остатки апельсинового сока и осматриваю интерьер ресторана. Я хочу домой. Поговорить с мамой и попросить совета. Я так устала быть доброй и правильной, говорить то, что от меня ожидают услышать, что сейчас даже не обращаю внимания на то, что Зинаида Петровна то и дело пытается что-то мне сказать и ищет подходящий момент. Давать его ей я не собираюсь, хотя она явно думает иначе.

Уже у отеля, куда Миша их отвозит, мы прощаемся, и она произносит:

— Надеюсь, Мариночка, мы поняли друг друга.

— Да, — киваю и, когда вижу триумфальный блеск в ее взгляде, добавляю: — Тоже надеюсь, что вы меня поняли.

Она не успевает ничего произнести, потому что как раз в этот момент Леонид Васильевич обнимает ее за плечи и помогает зайти в отель. Я выдыхаю. Общение с милыми и добрыми людьми оказывается слишком сложным.

Миша помогает мне сесть в машину, открывает дверцу и подставляет руку, чтобы я имела точку опоры. Я благодарно улыбаюсь ему и сажусь в салон автомобиля. Миша заводит машину и трогается. Ничего не спрашивает и не предпринимает попыток поговорить, что для меня даже странно, ведь обычно Миша интересуется тем, как я провела день, что делала, почему грущу и так далее. Сейчас же он молчит. Ему не понравилось то, что мама осталась недовольна?

Уже у моего дома Миша помогает мне выйти и произносит:

— Пригласишь?

— Я так устала, — отвечаю ему честно. — Может, в другой раз?

— Я хотел бы поговорить, Мариш.

— Идем, — киваю и не убираю руку, когда он переплетает наши пальцы.

Мы поднимаемся по лестнице, я открываю дверь, тщательно мою руки, включаю кофеварку и ловлю себя на мысли, что делаю это автоматически. В моей квартире будущий муж, а единственное, что я чувствую, — желание зарыться под одеяло и уснуть.

— Мариш, — начинает Миша, когда я ставлю чашку с кофе на стол и сажусь рядом.

Миша не пьёт на ночь ни чай, ни кофе, потому что потом ему трудно уснуть, поэтому я даже не предлагаю ему напиток. Вместо этого на столе стоят его любимые конфеты. Я покупаю их только для него, потому что такие не ем.

— Мариш, мне неприятно об этом говорить, но ты расстроила мою маму.

После его слов я едва не захлебываюсь горячим кофе. Я что сделала? Расстроила маму?

— Я знаю, что ты не специально, но ты не могла бы быть лояльнее? Она человек в возрасте, и ей не стоит лишний раз волноваться.

— Прости, но поводов для волнения у нее не было. Я всего лишь сказала, что не собираюсь работать на второй работе, чтобы купить квартиру и обеспечивать семью.

Миша молчит. Смотрит на меня тяжелым взглядом, а после произносит:

— Тогда, может, поищем тебе вакансию в другом месте? Или, может, отец Глеба повысит тебе зарплату? Нет, ты не подумай, но мне действительно нужно будет раскрутиться, чтобы бизнес начал приносить деньги. На это уйдет время, и нам нужно будет на что-то жить.

— Прости, а ты не думал о подработках?

— Думал, — Миша отвечает с серьезным видом. — Но когда? Я буду работать, строить карьеру, когда я буду подрабатывать? Я ведь о нашем будущем думаю, зай.

Миша говорит это так, что я начинаю сомневаться в себе. Может, я действительно должна поддержать его в этом? Устроиться на вторую работу, даже не чтобы на квартиру заработать, а содержать нас первое время. Миша ведь прав, когда говорит, что старается для нас. Может, стоит постараться и мне?

Глеб

Тест в руке, кажется, жжет мне руку. Я смотрю на две яркие полоски и пытаюсь понять, какого хрена всё так сложно. И почему именно сейчас, когда я принимаю решение раз и навсегда расстаться с Софи. Я слышу, как она что-то делает на кухне, но вся решительность мигом испаряется. Я жду, когда она пойдет спать, а после называю себя трусом и выхожу из ванной.

Тест в руке.

Бардак в голове.

— Софи… — Я останавливаюсь у двери кухни и смотрю на нее.

Она вначале просто оборачивается, а после замечает ту самую полоску, небрежно брошенную на раковину. Девушка зажимает рот рукой и потерянно опускает взгляд. Она явно не хотела, чтобы я видел этот тест.