Мой сводный тиран (СИ) - Черно Адалин - Страница 11

— И что? — уточняет парень. — Он бабку через дорогу переводил? — с ехидной усмешкой спрашивает он.

— То, что ты бесчувственная скотина, еще не значит, что все такие. Миша внимательный и сердобольный, он помогал соседке с краном.

Не знаю, зачем объясняюсь перед ним, но сейчас интуитивно хочется ткнуть его носом в его личное несовершенство. Пусть почувствует себя ничтожеством, не способным на сочувствие и помощь другим.

Правда, вместо того, чтобы чувствовать себя как-то неловко, Глеб запрокидывает голову и смеется. Вдоволь наржавшись, парень поворачивается ко мне и смотрит так нахально и самоуверенно, что у меня поджимаются пальцы на ногах. Вот точно же сморозит какую-то глупость.

— Сердобольный? — с новой волной гогота уточняет Глеб. — Ты когда на пенсионеров перешла, Марина? Куда делась та девчонка, что я помню? Та, которая любила плохих парней и тащилась по року. За три года ты освоила кружок макраме и пришла к успокоению? Не говори, что еще и грехи каждое воскресение замаливаешь.

Его голос пропитан сарказмом и ядом, поэтому я ничего не отвечаю и, едва автомобиль останавливается, дергаю ручку и покидаю салон, обходя машины. Решаю пройти оставшееся расстояние пешком. И плевать, что здесь осталось по меньшей мере пять километров. Зато не будет необходимости слушать то, как на мне оттачивают умение язвить.

— Марина, — кричат сзади, но я не обращаю никакого внимания и продолжаю идти. — Я не могу оставить машину, — произносит Глеб снова.

— Вот и отлично, — шиплю себе под нос и обнимаю себя за плечи, потому что на улице чуть похолодало.

Включаю навигатор и сворачиваю с трассы на тропинку, чтобы срезать расстояние. На улице еще светло, а этой дорожкой часто пользуются люди из близлежащей деревни. Бояться мне нечего, единственное, что удручает, — вновь кровоточащее сердце.

Что он вообще знает о том, через что мне предстояло пройти, чтобы забыть о нем и отпустить ситуацию? Чтобы не вспоминать о нем каждый день. Я хочу отмотать время назад. Вернуть в свою жизнь спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Мне больше не хочется встречаться с Глебом, видеть его и слушать издевки, что рекой льются из его рта. Я дохожу до той степени отчаяния, что хочу единственного — уволиться.

Всерьез написать заявление и найти другую работу. Я ведь хороший специалист, меня не раз приглашали в другие компании и за границу. Конечно, за пределы России я не поеду, но и здесь можно найти работу с достойной оплатой. Всерьез задумавшись об увольнении, я немного успокаиваюсь и решаю, что именно так и поступлю. Поговорю предварительно с Мишей, обсудим с ним варианты, и все будет хорошо.

— Ничего себе, — слышу незнакомый голос впереди и поднимаю голову, натыкаясь на нескольких парней.

— Ты смотри, какая краля городская пожаловала, — говорит другой и плотоядно осматривает меня с головы до ног.

Слово “опасность” красными буквами загорается над головой. Мне становится страшно, потому что парни впереди – явно местная шпана. И непонятно, что они могут сделать. Ведь и силой затащить в кусты — плевое дело для таких, как они.

— Я тороплюсь, — вскидываю голову и пытаюсь обойти их. — Мне навстречу папа идет.

Звучит вроде бы убедительно, но третий парень, что молча стоял все это время, резко делает выпад в мою сторону и обхватывает за локоть.

— Стопэ, — произносит он, сплевывая шелуху от семечек на землю. — Мы не договорили, принцесса.

Он обнажает ряд пожелтевших зубов, и меня инстинктивно чуть не выворачивает от подкатившей к горлу тошноты. Я дергаю рукой, но парень не отступает, а его дружки окружают меня со всех сторон. Закричать — никто ведь не услышит. Деревня находится далеко отсюда, а машин, что стоят в пробке на трассе, не видно.

— Отпусти меня! — говорю ему. — Меня ждут.

— Подождут, мы не договорили.

— Договорили! — уверенный знакомый голос раздается со спины парня, и я вытягиваю шею в сторону, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Глеб и правда стоит в паре метров от парня, что позволяет себе зайти дальше, чем просто разговор и пустые угрозы.

— Руки от нее убрал. — На лице Глеба не дергается ни единый мускул. — Чо стоишь, работай.

— А ты кто такой-то, а? — Парень действительно отпускает меня, но лишь затем, чтобы повернуться к Глебу.

— Жених. — Он спокойно пожимает плечами. — Дружкам своим скажи, чтобы взглядом ее раздевать перестали, и слюни подбери… на пол капают.

— Ты вконец о…

Договорить Глеб ему не дает. Резко делает выпад и попадает кулаком прямо в нос тому, кто оставил синяки от пальцев на моей руке. Парень падает на пол и с криком держится за нос. Двое других переглядываются и, видимо решая не связываться с Глебом, сваливают куда-то к лесу.

— Да блин, — тянет парень. — Я уж думал, руки потренирую.

Я застываю, смотря впереди себя. Опасность миновала, а меня только накрыло. Страх сковал так, что не могу ни пошевелиться, ни что-то сказать. Просто смотрю впереди себя и не вижу ничего.

— Эй, ты чего? — голос Глеба звучит где-то близко, но даже это происходит как сквозь полутьму. — Марин…

Он касается моего подбородка, чуть поднимая голову вверх.

— Что с тобой?

Его голос звучит участливо. Глеб или действительно волнуется обо мне, или же просто боится, что я устрою истерику, а ему придется меня успокаивать. Его пугает это, а меня страшит то, что я тянусь к нему. Делаю маленький шаг ему навстречу и обхватываю руками его торс, переплетая пальцы за массивной спиной. Сейчас я прячусь за тем, кто сделал мне больно, из-за кого я попала в эту ситуацию, но никого другого поблизости нет, а через пару минут я успокоюсь и отодвинусь. Найду в себе силы сбросить уверенные мужские руки, которые почему-то вдруг обнимают меня, даря спокойствие и забирая страх.

Глеб

Она так сильно трясется и сжимает мою кофту руками, что мне кажется, ткань треснет и разойдется по швам. Я и сам неспокоен и то и дело просматриваю назад, где валяется парень, которого я вырубил одним ударом. Он уже начинает приходить в себя и подниматься, озираясь по сторонам. Руки чешутся снова ему врезать и бить до тех пор, пока мозги не встанут на место, благо моя рассудительность и рациональность в этот момент находятся на месте и я всего лишь наблюдаю. Сесть в тюрьму из-за какого-то урода не хочется, как бы ни тянуло проучить его.

Больше сейчас меня волнует не он, тем более что его дружки благополучно свалили, а Марина. Она, кажется, даже не дышит и все сильнее вжимается в меня, закрывая лицо и прижимаясь щекой к груди. Я не знаю, сколько мы стоим так, но мне хочется задержать мгновение и не отпускать ее как можно дольше. Запомнить этот момент и отразить его в памяти, чтобы потом, как одержимому, воскрешать его снова и снова.

И никакие доводы, что она виновата в нашем разрыве, сейчас не действуют. Ее волосы разметались по моей груди, кофта пропиталась влагой ее слез, и это самое офигительное, что я испытывал за последние долбаные три года.

Так хочется вернуть все назад!

Сказать: “Эй, Мариш, давай забудем и начнем все сначала”.

Видимо, внутри меня живет мелкий злопамятный старикашка, потому что он упорно твердит: “Ага, забудем, начнем, ты опять, как дурак, поверишь в то, что она только с тобой. Влюбишься, потеряешься в ней, а потом снова узнаешь правду”.

Я отправляю его в нокаут и опускаю голову, касаясь губами ее шелковых волос. От них исходит приятный запах знакомого мне яблочного шампуня и ее самой, отчего меня ведет так, что хочется выбросить все из головы, получить чертову машину времени и вернуться на три года назад. Насрать на всё, что тогда было, не думать о журналистах, не быть принципиальным и не идти на поводу у отца, который серьезно поговорил тогда со мной. Просто взять ее хрупкую ладошку, которая всегда так идеально дополняла мою, и увести. Не ждать в Америке, а забрать в тот же день, как она дала согласие.

Градус неловкости между нами повышается, когда Марина убирает руки с моих плеч, разжимает пальцы и отстраняется. Отходит всего на шаг, а я физически чувствую ее отсутствие: в месте, где она прижималась ко мне щекой, становится холодно, спину обдувает ветром. Ее касаний больше нет.