Гибель Сатурна - АНОНИМYС - Страница 3

Прозектор выкатил ящик с телом и отошел в сторону, чтобы не мешать полиции делать свое дело. Волин окинул покойного внимательным взглядом. Благородная львиная грива, наполовину седая, седая же бородка клинышком, большой нависающий лоб, крупный прямой нос, трагическая складка у тонкого рта. Вдоль загорелого живота тянется грубый прозекторский шов. Ноги короткие, крепкие. Тело уже начало расплываться, хотя, видимо, при жизни покойник прилагал необыкновенные усилия к тому, чтобы сохранять форму…

– Есть еще одна деталь, – внезапно сказала Иришка. – При осмотре выяснилось, что на нем было женское нижнее белье.

Старший следователь хмыкнул. Оригинально… Хотя, если подумать, это зацепка. Во всяком случае дает возможность строить некоторые версии.

– Например? – мадемуазель Белью смотрела на него устало, как будто успела смертельно вымотаться за утро. Зеленые глаза ее поблекли, казались уже не зелеными, а какими-то болотными. – Какие именно версии может предложить господин майор?

– Например, ревность, – отвечал Волин. – Его мог убить милый друг, заподозрив в измене.

Иришка кивнула: мог, конечно, мог. Однако она просит до поры до времени вслух ничего подобного не говорить. Волин не понял: почему? Потому, отвечала она, что ЛГБТ-сообщество отличается своей гуманностью, и там никто никого никогда не убивает. Никто, никого и никогда, повторила она. А если он думает иначе, то…

– Ты слышал, что такое ка́нсэл ка́лча? [Cancel culture (англ.) – так называемая «культура отмены», форма остракизма, при которой человек или группа людей подвергаются осуждению в социальных или профессиональных сообществах, а также в онлайн-среде, социальных медиа и в реальном мире.]

Конечно, он слышал. Это когда кучка обиженных судьбой болванов по смехотворному поводу травит людей, вина которых не доказана.

– Тихо, – сказала Иришка сквозь зубы, косясь на стоявшего в отдалении прозектора, – тихо, дуралей! Здесь тебе не Россия, здесь за такие слова запросто могут уволить, и другого места ты потом в жизни не найдешь.

– Ну, меня-то никто уволить не может, я тут не работаю… – начал было он, но она его перебила:

– Зато я работаю!

Иришка еще понизила голос и говорила теперь почти шепотом.

– Слушай, я не хуже тебя знаю, что сексуальная ориентация и промежуточный гендер не превращают людей в ангелов. ЛГБТ – такие же люди, как и все: могут и украсть, и убить, и вообще сделать все что угодно. Но произносить это вслух нельзя, понимаешь, нельзя! Есть у тебя такая версия – пусть, можно над ней работать, но прилюдно об этом говорить не рекомендуется. Пока, во всяком случае, версия не подтвердится фактами.

Ирина на миг умолкла, потом продолжила уже спокойнее.

– Да, мужика убили, и мы пока не знаем, кто именно. Но гораздо хуже, что мы не знаем, как его убили. Вот это бы неплохо понять в первую очередь, это могло бы нас хоть как-то сориентировать.

Волин задумался на миг. А нельзя ли для ясности глянуть, что там у покойника внутри? На все это, как она говорила, желе.

Иришка только головой покачала. Это вряд ли, покойника уже зашили, так что придется получать разрешение на новый осмотр, а это совершенно лишние хлопоты. Более того, не стоит туда смотреть, уж пусть поверит ей на слово. Если Волин на самом деле этого хочет, она потом покажет ему видео. Но ситуация от этого яснее не станет, там просто мясной холодец.

Старший следователь пожал плечами: на нет и суда нет. А что, кстати, сказал судмедэксперт? Нет ли в крови покойного следов какого-нибудь яда? Она покачала головой: никаких посторонних токсинов в организме не обнаружено. Конечно, яд мог и разложиться. Но что за яд мог разрушить человека за короткое время, при этом сохранив внешнюю оболочку и полностью уничтожив внутренности… Он не знает? Она тоже. Такие яды обычно – прерогатива спецслужб. Но если тут замешан шпионаж, дело придется передавать контрразведке…

Волин слушал ее, а сам продолжал разглядывать тело. Ага, вот, кажется, и сведенная наколка. Ну, братцы мои, тут же совсем ничего не осталось, одно бледное пятно. Впрочем, нет, видны пара букв – «И» и «А», кажется, но остальное… Секунду он думал, потом вытащил из кармана смартфон и сфотографировал татуировку.

– Потом можно будет поиграть с резкостью, – отвечал он на вопросительный взгляд Ирины. – Есть такие программы, улучшают видимость…

Она рассеянно кивнула – видимо, думала о чем-то своем. Потом вдруг сказала негромко, как бы немного стыдясь своих слов.

– Я понимаю, это глупость, конечно, но… Никак не могу отделаться от одной мысли.

– Какой? – спросил он, пряча смартфон.

– Я тут почему-то вспомнила китайские боевики. В них часто повторяется легенда об ударе отсроченной смерти…

– Это не удар отсроченной смерти, – неожиданно перебил ее Волин, который, наклонившись, осматривал тело сантиметр за сантиметром.

Он поманил пальцем прозектора, и они вдвоем повернули покойника на бок, так, чтобы видна была и спина. Удовлетворившись осмотром, старший следователь кивнул. Мертвеца вернули в прежнее положение, ящик с телом задвинули на место.

– Это не удар отсроченной смерти, – повторил Волин, снимая медицинские перчатки и протирая руки антисептиком. – От такого удара остался бы след вроде маленького синяка или темной точки. А это… это больше напоминает другую технику.

– Какую? – спросила Ирина, глядя на него снизу вверх. – Какую именно технику это напоминает?

Он кивнул прозектору, прощаясь, и они вышли из морга. Оказавшись на улице, отошли метров на двадцать от двери, от которой, казалось, веет могильным холодом. На улице, несмотря на лето, тоже было не жарко, градусов одиннадцать-двенадцать – чувствовалось, что они в горах. Волин закурил. Иришка по-прежнему ждала ответа, не сводя с него глаз.

– Не помню, как называется, – проговорил он наконец, выпуская дым и стряхивая пепел с сигареты. – В традиционных боевых искусствах есть такая специфическая штука. Суть ее в том, что удар наносится не прямо по телу противника, а через твою же собственную ладонь. То есть ее в последний момент подставляют под удар и она служит как бы прокладкой между бьющей рукой и местом, по которому бьют.

– И в чем смысл такой прокладки? – не понимала Иришка. – Удар же будет слабее.

Старший следователь покачал головой: наоборот. Считается, что благодаря подставленной ладони энергия проходит через защиту из мышц врага и напрямую поражает его внутренние органы. Может быть, этому даже есть какое-то чисто научное объяснение. Но в традиционных боевых искусствах объясняют это использованием внутреннего усилия и энергии ци. Кстати, от такого удара человек иногда умирает сразу, а иногда какое-то время еще мучается.

Мадемуазель ажан смотрела на него недоверчиво: а он-то откуда все это знает? Ну, он по молодости лет занимался тайским боксом, даже кандидатом в мастера стал. Так что кое-чего наслушался, кое-чего начитался не только в муай-тай, но и, так сказать, в смежных областях.

– Значит, ты думаешь, что его убили именно так, через руку? – Иришка хмурила брови.

Волин пожал плечами: эта версия не хуже любой другой.

– Выходит, искать надо какого-то бойца?

– Не какого-то, – поправил Волин, – а ушуиста или каратиста. Это именно их техники, другие, в общем-то, этим не владеют.

На смартфоне у Иришки пикнуло оповещение. Она вытащила телефон, провела по экрану пальцем.

– Ага, – сказала она, – установлен владелец машины. Это некий Маттео Гуттузо, 25 лет, генуэзец.

Она еще потыкала в смартфон, потом показала Волину фотографии, высыпавшиеся по запросу в поисковике. С фотографий глядел атлетически сложенный молодой человек с зализанными назад светло-русыми волосами и сияющей улыбкой кинозвезды. На нескольких фотографиях он был в кимоно, на одной выполнял высокий удар ногой в прыжке.

– Тоби-маэ гери [высокий удар ногой в прыжке в каратэ], – задумчиво проговорил старший следователь, рассматривая фото. – Квалифицированно бьет, однако.