Циклон с востока - Тамоников Александр - Страница 4

Рывок, и он повис на ветке, мерно покачиваясь… Не упал! Не упал, удержался! Аленин дышал тяжело, судорожно. Казалось, что внутри замерзло все до состояния льда. И сердце не стучит, а еле трепещет в груди, и легкие уже не могут дышать. Капитан ухватился руками за ветки. Он уставился на свою правую руку. Он не помнил, когда успел сбросить перчатку с ножом, и теперь держался за ветку обнаженной окровавленной ладонью. Надо нащупать ногой ветку и спуститься чуть ниже. Но ноги ничего не чувствуют. Вдруг колено коснулось чего-то твердого. Аленин опустил голову и посмотрел вниз. Ветка. Нужно схватиться немного ближе к стволу, потом перехватить руку и наступить на ветку, потом снова дотянуться, обхватить ствол и чуть сползти вниз до следующей ветки.

Он проговаривал в голове свое каждое движение, каждый шаг. Это помогало не терять сознания. Еще шаг, еще на метр ниже. Теперь на эту ветку. Но нога не оперлась о ветку, она провалилась в пустоту, руки соскользнули, и Аленин с хриплым криком полетел вниз. Удар, снова удар боком, и из глаз полетели искры. Когда он открыл глаза, то увидел над головой небо и ненавистный купол парашюта, трепавшийся на ветру на верхушке дерева. Он выжил. И это значит – нужно продолжать бороться, выживать, еще что-то делать.

И капитан попытался перевернуться на бок. Острая боль пронзила бок, да так, что Аленин едва не задохнулся от боли. Сломано ребро или несколько ребер. Со стоном он все же сумел перевернуться, уткнувшись лицом в снег. Теперь встать и идти в ту сторону, где недавно, вися на стропах, видел дым. Лицо стало ломить от ледяного холода. Встать, нужно встать. Аленин подтянул руки под грудь, потом непослушную правую ногу под живот и начал вставать. И снова дикая огненная боль, но теперь уже пронзившая ногу от голени и вверх, до самого сердца.

А-а-а! Крик пронесся по тайге и затих среди огромных лап елей. Человек лежал, стискивая зубы. Нельзя, нельзя лежать. Не могу идти, значит, надо ползти, ползти… ползти. И он пополз, толкаясь только руками, стискивая зубы, в кровь кусая губы. Слезы от боли и отчаяния текли по щекам и замерзали на лице…

Полковник Крапивин в обычном гражданском пальто и шапке-ушанке с кожаным верхом встретил группу на аэродроме. Шелестову понравился волевой сильный взгляд заместителя начальника управления НКВД. Здороваясь, пожимая руку каждому члену группы, Крапивин, казалось, успевал взглядом окинуть, оценить человека, его способности, опыт. Чуть прищуренные глаза, плотно сжатые тонкие губы и удивительно сильные руки с широкими ладонями. «Руки лесоруба», – почему-то подумалось Шелестову.

Автобус «Газ-03-30» ждал на взлетной полосе. И как только группа вошла в салон и расселась на сиденьях, машина сразу тронулась. Крапивин подсел поближе к москвичам и заговорил:

– Мне звонил комиссар госбезопасности Платов и сообщил, что вы в курсе общей стратегической позиции здесь, на границе с Маньчжурией. Не буду повторяться о сложившейся обстановке на потенциальном советско-японском фронте. Перейду сразу к последним событиям, по факту которых вам и придется начинать работу с нами. Если коротко, то сейчас весь оперативный состав Дальневосточного управления НКВД задействован на противодиверсионных мероприятиях. Ведомственные части охраны Наркомата путей сообщения и военных заводов усилены подразделениями бойцов из войск НКВД. Активно привлекаем милицию. Руководителям территориальных отделов разосланы циркуляры и ориентировки. Это, так сказать, общее направление работы на опережение. Мы пока не знаем, как будет действовать враг и будет ли он действовать в ближайшее время. Мы здесь считаем, что будет. Японцы активизировались, есть сведения, что руководство Квантунской группировки считает необходимым расширять и активизировать в наших тылах разведывательно-диверсионную работу.

– Но пока тишина? – спросил Шелестов.

– Не совсем, Максим Андреевич, – полковник качнул головой. – Но вы успели как раз к началу развития событий. Удивляюсь я комиссару Платову. Как он в Москве видит и чувствует ситуацию. Как будто сам у нас здесь годами работал, держал руку на пульсе. Так вот, охотники в тайге в предгорьях Сихотэ-Алиня нашли тело человека. Одет в летный меховой комбинезон и летный шлем. Он приполз из тайги и умер буквально на пороге охотничьей хижины в лесу. Умер, как нам предварительно сказали медики, от переохлаждения и большой потери крови. У него открытые переломы обеих ног и, видимо, обморожения. Охотники сообщили в милицию. Участковый собрал местных охотников и организовал прочесывание местности для поиска, возможно, других людей, товарищей этого погибшего. Но они нашли в нескольких километрах от зимовья лишь повисший на дереве парашют.

Тело лежало в холодном гараже управления НКВД. Зрелище было, конечно, не для слабонервных. Мертвец лежал на спине, руки его были приподняты перед грудью, штанов не было, голени окровавлены, в двух местах белели кости, пробившие кожу. Одежда лежала здесь же на столе.

– Силен, – покачал Коган головой, глядя на труп. – Несколько километров проползти зимой с переломанными ногами. Только наши так могут. Ясно, что это не японец.

– Глубокая мысль, – усмехнулся Крапивин. – Однако без японцев тут не обошлось. Это не наш летчик. Очевидным все стало, когда стали осматривать одежду. И комбинезон японский, и меховые сапоги, и шлем. Больше вам скажу, товарищи, у него даже нижнее белье японское.

– Значит, не случайный человек, – кивнул Шелестов. – Не просто так приехал к ним на аэродром, не просто так посадили его в самолет и сбросили на нашей территории. Значит, жил на какой-то японской базе, готовился к переброске. И готовился основательно. Был на полном обеспечении. Парашют, видимо, тоже японский?

– Разумеется, – ответил Крапивин, подходя к брошенному у стены парашюту. – Вот это и примечательно, что готовившие этого человека для заброски на нашу территорию не стеснялись подтвердить, что это происходило в Японии. Не скрывали его принадлежности. Я бы даже предположил, что сделано это было умышленно. Ведь гитлеровцы, когда забрасывают диверсантов в тыл Красной армии, пытаются максимально обеспечить его всем советским, настоящим, вплоть до сигарет, спичек, бритвенных принадлежностей. Их перед заброской в разведшколах стригут и то русские парикмахеры. А тут такая демонстрация всего японского.

– Покажите на карте, где найден человек и где находится место приземления, – попросил Буторин.

Вернувшись в кабинет Крапивина, оперативники собрались возле стола полковника. Тот, порывшись в сейфе, достал крупномасштабную карту и расстелил ее. Взяв карандаш, он стал водить им по карте.

– Вот Хабаровск. Это железная дорога на Иркутск. Вот здесь его нашли охотники. Тут их старое, еще довоенное зимовье. Парашют на дереве милиция нашла вот тут. Как видите, расстояние немаленькое, но раненый сумел проползти его. Предполагая, что зимовье может быть указано на японских картах и может оказаться местом сбора группы диверсантов после их приземления, я распорядился устроить там засаду. Командир подразделения НКВД регулярно выходит на связь по рации, но пока тишина. Незваных гостей не было.

– Они осторожны, – сказал Сосновский. – Вероятно, они поняли, что их товарища отнесло ветром далеко от места предполагаемого приземления. Может, даже предприняли попытки его розыска. Не исключено, что они уже знают о его гибели и о том, что его нашли местные. Они не придут, они постараются поскорее покинуть этот район. Если они вообще существуют.

– Вы полагаете, что этого человека сбросили одного? – Крапивин уставился на Сосновского.

– Почему бы и нет? В большой группе не было необходимости, если он всего лишь «курьер», который вез новые инструкции для резидентуры, может быть, деньги, документы, запасные батареи для рации. Мало ли…

– Но при нем ничего не нашли.

– Возможно, есть и второй парашют, и десантный контейнер, – пожал плечами Сосновский. А может быть, и нет. А этот человек – хорошо подготовленный агент, который шел к месту встречи. Бывает, что летчики ошибаются, погода подводит. Вот и приземлился далеко от места, где его ждали сообщники. А тут еще несчастье с ногами. Думаю, что вам просто повезло.