Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра - Страница 45

— Учту, — раздаётся тихое и вкрадчивое от него.

А я снова улыбаюсь. Малодушно наслаждаясь тем, что это моё испытание начинает нравиться мне ещё больше.

Как и вообще всё то, что может быть связано с Адемом Эмирханом…

Я схожу с ума?

Возможно.

Но очень уж маняще и увлекательно ощущается каждое мгновение, в которое я поддаюсь этому соблазну.

Почти влюбляюсь…

В то самое поселившееся глубоко внутри чувство, когда на душе так спокойно и тепло.

И не только в него…

А ещё, кажется, я размышляю об этом куда дольше, чем ту же обозначенную минуту, пока крепкие объятия укачивают и дарят это намертво поселившееся внутри чувство. Пропускаю момент, когда музыкальный ритм сменяется иным. Поднимаю голову, чуть отстранившись лишь потому, что слышу:

— Пожалуй, я тоже выберу действие.

Вроде бы и не сказал ничего такого. Но тронувшая его губы улыбка чувствуется даже в голосе. Я не могу не убедиться в этом. Вот и убеждаюсь. Тоже снова улыбаясь в ответ.

— Тогда, пожалуй, это будет то же самое, — и нет, я совсем не про танец. — То, чего ты никогда не делал прежде. Только никакого времени на раздумья я тебе не оставлю, — добавляю условием. — У тебя та же минута.

Да, усложняю для него задачу.

Должно же быть у меня хоть какое-то преимущество?

Хотя, кажется, его у меня в любой случае нет.

Ни тогда, когда он…

— Оно мне и не нужно, — привычно насмешливо отзывается опекун. — Я всегда точно знаю, чего хочу.

То ли констатация факта. То ли предупреждение. А может и вовсе… обещание. Чего? Не уверена. Но ещё пара мгновений и я подхвачена выше, оторвана от земли, а затем усажена на капот. Не отходит. Опомниться тоже не позволяет. И вновь нет между нами никакого расстояния. Мои колени плотно прижаты к нему с обеих сторон. Вместе с тем одна из его ладоней поднимается выше, ложится мне на шею и чуть сжимает, вынуждая не опускать голову, вместе с тем ласково погладив большим пальцем по моей щеке. А я и не думаю ослушаться. Как смотрю в беспроглядно чёрный взор, так и не отвожу взгляд.

Разве возможно иначе?

Тогда, когда часть меня отчаянно желает там утонуть. Ведь столько всего зарождается в нём. Глубоко.

Увязла…

Не сразу замечаю даже, как другая его ладонь тоже перемещается. Немного выше ворота моей рубашки. Подцепив пальцами узел галстука, ослабляет и тянет, плавно и медленно освобождая меня от него. Алый шёлк скользит по горлу, пробуждая мириады мурашек по коже. Кислород в моих лёгких заканчивается. Но я не вдыхаю заново. Оглушена ударами собственного сердца.

— И чего же ты хочешь… прямо сейчас?

Запоздалый вопрос. Совершенно неуместный.

Тогда зачем спрашиваю?

Не важно.

К тому же ответ следует незамедлительно:

— Сейчас узнаешь.

Алый шёлк больше не скользит по моей шее. Остаётся в мужских руках. Так и не дышу. Зато чувствую его обжигающее дыхание на своих губах.

Так близко…

Очень близко…

Настолько близко, что кажется, моё сердце сейчас остановится. Бьётся всё сильнее и быстрее. Не выдержит.

А он…

Он накидывает галстук на себя. Завязывает. Заново. До того ловко и скоро, что я даже не сразу соображаю, что происходит на самом деле, ведь внутри меня идёт целое сражение.

Мой опекун…

Впервые в жизни нацепляет на себя галстук?

Вот оно — его действие.

А я…

Кажется, я точно спятила!

Дышать всё-таки начала.

Ровно в тот миг, когда этот невозможный мужчина с самым невозмутимым видом отстраняется, демонстрируя мне конечный итог.

Да, вдох-выдох, Асия…

Приводи в порядок свой сломавшийся мозг…

А то ведь переклинивает!

Сложно даётся…

Но я справляюсь.

Опять дышу…

Что ещё остаётся?!

Разве что…

— Как-то ты очень легко справился для того, кто никогда в жизни ничего такого не делал, — смотрю на него со всем переполняющим меня скептическим с подозрением в обмане.

Он ведь и правда обманул!

Как минимум, все мои ожидания…

— Из нас троих, обычно Кай занимается всей сопутствующей официальной кабалой на публику. И с галстуками у него поначалу были некоторые проблемы. Пришлось помогать осваивать, — разводит руками опекун.

Часть моей школьной формы смотрится на нём совершенно чуждым ярким пятном. А мои мысли вдруг слишком сильно цепляются за этот факт, по мере того, как я рассматриваю своего собеседника.

Адем Эмирхан в шёлковом алом галстуке — это…

— Совсем не подошло, — качаю головой, оценив увиденное, старательно давя в себе напрашивающийся смешок. — Вообще ни разу, — поджимаю губы, чтобы сохранить подобие созданной безразличности.

Получается…

Никак.

Всё равно на моих губах расползается улыбка, пока я тянусь к нему навстречу, чтобы избавить нас обоих от этой нелепицы.

— Кто ж виноват, что эту вашу форму создавали извращенцы, — по-своему соглашается со мной опекун, чуть склонив голову, помогая мне снять с него галстук.

Так и замираю, едва расслабив узел, сжимая шёлк в своих ладонях.

— Это почему это извращенцы?

Ответом становится неопределённая насмешка. И ещё более непонятное тихим вкрадчивым:

— Была бы ты на моём месте, сразу бы поняла.

Сам стаскивает с себя галстук. И на меня обратно надевает тоже сам. Правда, узел так и оставляет полуразвязанным. С учётом, что верхние пуговицы я расстегнула ещё днём из-за дневной духоты, смотрится наверняка небрежно. Но возможности самой всё исправить никак не остаётся. Слишком занята моментом, когда опекун снимает меня с капота и ставит на землю.

— Особенно, если вот так, — добавляет всё такое же непонятное, демонстративно оглядев меня с ног до головы.

Совсем неторопливо…

Плавно. Лениво.

Тяжёло…

И вот кто скажет, почему в одно мгновение так остро захотелось оттянуть подол как можно ниже?

А смотреть ему в глаза — так и вовсе…

Не буду!

Как и ломать свой мозг в очередной раз.

— Ладно. Раз с этим закончили, я выбираю ещё раз действие, — напоминаю сразу нам обоим.

Мы ведь ещё не до конца дошли, чтоб так отвлекаться.

И я так и не задала интересующий меня вопрос!

К тому же…

— Ты с первым своим действием ещё не до конца справилась, — тоже напоминает.

Показательно фыркаю. И за руль усаживаюсь одна.

Не знаю, где и когда во мне переключается тот внутренний тумблер, отвечающий за бесстрашие, но до особняка я в самом деле доезжаю самостоятельно.

Даже паркуюсь ровно так, как он сам обычно.

А вот потом…

Опять всё идёт наперекосяк!

— И, кстати, нельзя больше двух раз подряд выбирать одно и то же, Асия, — удивляет своими познаниями мужчина, возобновляю то, на чём мы остановились у обочины. — Действие ты выбрала уже два раза. Теперь… — нарочно не договаривает, позволяя додумать самой.

То самое незыблемое правило, которое я забыла озвучить. И то, о чём, как назло, превосходно осведомлён бывший муж моей матери.

— В рекламе фильма, значит, да? — язвлю с досады.

Он же делает вид, будто не слышит.

Выгнув бровь, ждёт совсем другой мой ответ.

Попалась…

И как выпутываться теперь?

Никак.

Ну… и ладно!

— Хорошо. Твоя взяла. Пусть будет правда, — признаю на выдохе.

Затем и вовсе опять не дышу, пока жду тот самый вопрос, что теперь должен последовать.

А он…

Он не спрашивает ничего.

Молча выходит из машины. Открывает дверцу с моей стороны. Протягивает ладонь в приглашающем жесте. Как только принимаю, помогает выбраться из машины. Ведёт за собой к дому. И входную дверь открывает сам, пропуская меня вперёд. Дальше — тоже вместе.

Вполне обыденные действия.

На этот раз отсчитывающие гулкие удары моего сердца, вместе с отрезком времени, который, возможно изменит всё. Если Адем Эмирхан спросит про то, где сейчас Джемре Эмирхан.