Операция "Кронштадт" (СИ) - Бачурова Мила - Страница 11

— Вот, пожалуйте-с...

— Сигары... — Я взял одну, покрутил в руках и прикурил от поднесённой спички. — И как вы их курите? Ни тебе затянуться, ни толку какого. И во рту — будто кошки нассали.

Я говорил медленно, глухо, не глядя на министра. Знал, какое впечатление у него выстраивается. И, судя по тому, что руки у него начали дрожать ещё сильнее, не прогадал. Тем более что я начал потихоньку подключать магическую технику убеждения.

Техника убеждения существовала в двух вариациях: чёрная и белая. Чёрная воздействовала на оппонента напрямую, а белая, если можно так выразиться, усиливала собственную харизму. Ну, если совсем просто: добиться от девушки расположения при помощи «чёрного убеждения» — это примерно такой же подвиг, как накачать её клофелином, а затащить в постель при помощи «белого убеждения» — вполне себе нормальная стратегия, можно даже этого особенно не скрывать.

Я использовал белое. Воздействовать на человека, у которого в голове стоит магическая блокировка, не рисковал — мало ли, чего там коротнёт случайно. Эти, вон, интеллектуалы, уже наработали себе на персональное кладбище. А мне интересно результат получить.

Убедившись, что министр вошёл в нужную кондицию, я добродушно кивнул, показав подбородком перед собой:

— Садись. В ногах правды нет.

Министр дёрнулся было к соседней кровати, но под моим тяжёлым взглядом замешкался и опустился на пол. Сел, скрестив ноги, и уставился на меня. Я попыхтел сигарой. Вот уж действительно — гадость.

— Как сидится? — спросил, глядя на министра сверху вниз.

— Н-неплохо, б-благодарю, — начал он заикаться.

Я покивал, удовлетворённый.

— Неплохо, значит... Сигары свои куришь. Небось, особое меню.

По мёртвому молчанию я понял, что угадал.

— И вот какой вопрос возник там, — показал я большим пальцем себе через левое плечо и чуть вверх, для чего пришлось поднять обе руки, в одной из которых была сигара. — Отчего это тебе такие привилегии?

— П-простите? — вытаращился на меня министр.

— А вот этот вопрос как раз и решается, — усмехнулся я. — Если прощать нечего — так и прощать не надо. А если есть что прощать — так и прощать такого не сто́ит.

Я ещё чуть-чуть усилил свои слова убеждением, и с несчастного министра этого хватило. Его прорвало, и наружу хлынул мутный поток:

— Я ничего не сказал! Ни единого слова! — заверещал он, колотя себя в грудь кулаками. — Клянусь честью!

— Да брось, какая честь, — поморщился я и стряхнул пепел на пол. — Ты жизнью поклянись. Здоровьем. Семьёй...

Министр побледнел.

— Н-не могу...

— Отчего же?

— В-в-вот! — Он поднял руки и показал «браслеты». — М-магия заблокирована. Не примет клятвы...

— Да это не страшно, — милостиво сказал я. — На слово поверю. Значит, молчишь?

— Молчу, — закивал министр, опустив руки. — Жизнью клянусь! А в-вы, п-простите, кто будете? — перешёл он на шёпот.

— Прощаю, — кивнул я и встал. Вопрос демонстративно проигнорировал. Подошёл к стене с окошком, посмотрел, щурясь, вверх. — Значит, слушай сюда, мой друг. Отсюда тебя скоро выпустят, ты нам ещё сгодишься.

— Когда? — тут же зацепился за надежду министр.

— Когда понадобишься, — отрезал я. — Будешь перебивать?

— П-простите, молчу.

— Продолжать молчать — это всё, что от тебя пока требуется. Белозеров вот даже с блокировкой многого не намолчал...

— Как они его раскололи? — прошептал министр. — Я ума не приложу. Но если не через него — откуда могли обо мне-то узнать?

Вот оно! Я затаил дыхание. Не донесённая до рта сигара тихо дымила вонючим дымом.

О предательстве министра узнали не от Белозерова. О нём знали с самого начала — с тех пор как перехватили документы иностранной разведки. И взяли его сейчас только потому, что полагали, от министра попробуют избавиться те, кто его купил — как только поймут, что заговор в Императорской Академии раскрыт. В общем, наша контрразведка успела переиграть иностранных коллег. Или, вернее, конкурентов. Но министр об этом, по понятным причинам — ни сном ни духом.

И, к слову, для него это ничего хорошего не значит. Если этого дядьку и выпустят, то на воле он долго не проживёт. А не выпустят — так сюда придёт кто-то вроде того, на кого я сейчас пытаюсь быть похожим. Только придёт не с разговорами, а с заточкой.

— Потому что они научились ломать блокировку, — тихо и внушительно сказал я. — Ты говоришь со следователем, а рядом маячит второй, вроде бы без толку. Но на самом деле это — не следователь, а белый маг, который шаг за шагом ослабляет твою блокировку. Прилаживается, как взломщик — к замку. Ты один раз не заметил — проболтался немного. И, вроде, ничего с тобой не случилось. Потом второй раз проболтаешься, уже побольше скажешь. А через недельку — вовсе соловьём запоёшь. Вот почему о тебе волнуются. И передают через меня привет.

— Да что вы... — прошептал министр. — Я ведь прекрасно понимаю, с кем работаю...

— Хорошо. Можешь сесть. — Я кивнул в сторону кровати.

Подождал, пока за спиной стихнет шорох. Машинально затянулся сигарой, как сигаретой — и, едва не закашлявшись, выпустил дым через ноздри. Господи... Нет, хватит с меня этого представления. Я затушил сигару о стену.

— Назрел вопрос. У тебя все исполнители такие же талантливые, как Белозеров? — Я повернулся и холодным взглядом посмотрел на министра.

Тот яростно замотал головой:

— Нет! Клянусь — нет! Белозеров... Он... Поймите, там был этот чёртов Барятинский! Этот мальчишка... Вам ведь наверняка докладывали, что он творит! Он уже всем поперёк горла. Я... Простите, если я не в своё дело, но... Но этого щенка просто необходимо устранить. Он очень опасен!

— Щенка? — скривился я. — Зачем ты мне рассказываешь о детях? Я что, похож на работника Попечительского совета?

— Никак нет, — пробормотал обалдевший министр, — не похожи...

— Я пришёл сюда для того, чтобы услышать твои заверения относительно остальных пунктов, — резко сказал я. — Мне нужно знать, что всё пройдёт гладко и в означенные сроки! А плакаться на то, что какой-то молокосос помешал твоему исполнителю выполнять работу, будешь своей жене.

Министр вдруг как-то нехорошо оскалился, глазёнки сверкнули.

— О, не извольте переживать! — прошипел он. — Всё, что мне поручено, будет исполнено в лучшем виде.

— Когда? — резко спросил я.

Министр, казалось, удивился.

— Как условились...

— Мы насчёт академии тоже условились! — Я повысил голос и поднажал убеждением. — Однако вместо работы я вижу полный провал! Поэтому изволь-ка отвечать на поставленные вопросы!

— В-весной! — залопотал министр. — Точной даты назвать сейчас невозможно... Когда императорское семейство будут переезжать в летний дворец, они, вероятно, по погоде станут ориентироваться. Великой княжной Анной займутся очень надёжные люди.

— Настолько надёжные, что её потом придётся собирать по кускам по всему Петербургу? — фыркнул я.

— Что вы, нет! — Министр даже побледнел. — Великую княжну передадут в целости и сохранности, клянусь!

Мысленно я повесил себе на грудь орден. Как я и думал, магическая блокировка работала не настолько хорошо, как нейронная, которыми пользовались в моём мире. В нейроны зашивалась информация о людях, с которыми можно говорить, — и всё. Конечно, ломались и такие блокировки — ведь технологии изменения внешности были и у нас. Тут же всё зависело от степени доверия пациента.

Разумеется, доверять следователям министр не мог, они по определению были по другую сторону баррикады. Если бы он попытался что-то им рассказать — тут же бы и умер. Но пришёл я и просто убедил его, что я — свой. И вот на меня изливается благословенный поток.

Чёрный маг не смог бы такого провернуть чисто технически. Он бы попытался воздействовать «чёрным убеждением», на которое сто процентов триггернула бы блокировка. А белый маг... Ну, белый маг, который наденет тюремную робу и станет лгать сокамернику, чтобы получить интересующие его сведения — это в принципе существо мифологическое и в реальной жизни не существующее.