Вся мощь Моонзунда (СИ) - Ангелов Августин - Страница 33

И Редер еще раз потребовал от своих штабных офицеров проанализировать расположение русских батарей и противодесантной обороны, хотя бы по косвенным признакам и по немногим четким новым снимкам аэрофотосъемки, сопоставляя их с теми материалами, которые поступили с архипелага до того, как «сталинские волкодавы» вычистили основную немецкую агентуру на Моонзунде.

— Я хочу услышать не пустые рассуждения, а факты и серьезную аналитику на основе этих фактов, — потребовал гросс-адмирал.

И перед ним адъютанты тотчас разложили карту всех выявленных русских позиций. Она имелась в распоряжении оперативного штаба кригсмарине. Вот только эта карта не включала в себя новых укреплений, батарей и заграждений, установленных красными с начала июня. Не была ясна и точная дислокация частей Красной Армии, прибывших на Моонзунд уже после начала войны. И это, конечно, затрудняло точное планирование необходимых сил для предстоящего штурма архипелага.

Утром после того, как немецкие диверсанты оказались нейтрализованы, командный состав Береговой обороны Балтийского района собрался в штабе на совещание. Настроение у командиров хорошим не было. Все понимали, что хоть вражеская диверсионная группа и перестала существовать, но цена за это достижение заплачена немалая. Немецкие лазутчики постарались подороже продать свои жизни. А советский флот на архипелаге потерял один из пограничных катеров, на котором вместе с тремя немцами погибли пятнадцать краснофлотцев. Единственный выживший свидетель, матрос Переверзин, дал показания, что убиты еще и трое эстонских рыбаков. Но, это оказалось не совсем так, потому что один из них, как выяснилось, получив лишь легкую контузию от взрыва гранаты, упал в воду, сумев доплыть в ночи до берега, где и был задержан пограничниками, прочесывающими пляжи с собаками.

Совещание предполагалось важное. Специально для того, чтобы принять в нем участие, из Ленинграда ночью на Моонзунд прилетел сам комиссар Военного совета Краснознаменного Балтийского флота Евгений Лебедев вместе с несколькими чинами из Главного штаба КБФ, а председательствовал сам генерал Елисеев. Эти двое командиров очень хорошо знали друг друга. Они вместе служили на архипелаге еще в Империалистическую на 32-й батарее, расположенной к западу от деревеньки Выи на южной стороне острова Моон, он же Муху.

На 32-й имелись пять десятидюймовых пушек, которые выглядели очень солидно. Их стволы длиной почти одиннадцать с половиной метров и мощный орудийный станок, вместе с которым каждое орудие весило почти 54 тонны, вызывали уважение. И орудийная прислуга старалась заботиться о них с максимальной аккуратностью, благодаря чему 32-я батарея всегда находилась в готовности дать врагам достойный отпор. Стволы десятидюймовок изготавливались на Обуховском заводе с 1896-го года, когда поступил первый заказ на пять орудий. А станины для них отдельно производил Путиловский завод.

При строительстве 32-й батареи на острове Моон проложили узкоколейную железную дорогу от пирса в Куйвасту и до самой батареи, расположившейся у деревни Выи. Для подвозки боеприпасов от причала использовали два небольших пятидесятисильных паровоза. Батарея прикрывала пристань в Куйвасту, а также контролировала огневым воздействием Моондзунский пролив. Во время немецкой высадки, осуществляемой в рамках операции «Альбион», 32-я батарея до самого конца обороны обстреливала немецких десантников, закрепившихся возле Ориссаарской дамбы. И это дало возможность русским войскам организованно отступить. В конце обороны огонь могли вести только две десятидюймовки. А еще три орудия батареи к тому моменту уже вышли из строя из-за вражеского огня. При отступлении с Моонзунда оставшиеся орудия пришлось взорвать.

Береговые десятидюймовые пушки отличались от морских. Во-первых, они изготавливались облегченными на 10 процентов, во-вторых, имели цапфы, а поршневой затвор оснащался обтюратором с грибовидным стержнем. Но, самое главное отличие от морских орудий состояло в отсутствии электромеханических систем заряжания. Этим объяснялась низкая скорострельность. Орудия этого типа производили всего один выстрел в минуту. Тяжелые снаряды заряжающие грузили в специальные тележки и подвозили к пушке вручную. А фугасные снаряды к десятидюймовкам весили 225 кг, да еще и их пороховой заряд тянул больше шестидесяти. Так что работа заряжающих была тяжелой. Именно матросом этой воинской специальности служил в то время на Моонзунде Евгений Лебедев, а Алексей Елисеев к тому моменту уже сделал карьеру унтер-офицера, стал сначала кондуктором, а потом и мичманом, командиром орудия.

На флот Елисеев попал по призыву еще в 1908-м году. На следующий год он окончил школу комендоров в Кронштадте, а в 1910-м его направили в школу унтер-офицеров. Получив специальность артиллерийского наводчика, он был произведен в кондукторы и назначен на крейсер «Россия» командиром плутонга, где сдружился с революционерами-подпольщиками. Уже через год Елисеева арестовали за распространение большевистской литературы, после чего четыре месяца он провел под арестом. Ему вменяли участие в политическом антиправительственном кружке. Но, власти так ничего и не доказали, выпустив Елисеева без взысканий, после чего он получил назначение инструктором-преподавателем в Петербургский Морской корпус.

Вот только на престижной береговой должности Елисеев надолго удержаться не смог из-за интриг коллег. В конце 1912-го года его снова направили на крейсер «Россия» в прежней должности плутонгового командира. Осенью того же года на этом крейсере Елисеев участвовал в большом учебном походе в Атлантический океан. Крейсер заходил на Канары, на Мадейру, на Виргинские и Антильские острова. Однако, после этого дальнего похода Елисеев был с флота уволен за революционную деятельность.

Но, уже в июле 1914-го его снова призвали обратно на службу, назначив на линейный корабль «Слава». Впрочем, оттуда его за агитацию большевистских идей вскоре списали на берег. Так он и попал в береговую оборону командиром плутонга шестидюймовых орудий системы Кане 33-й батареи. Оттуда его перевели на ту самую 32-ю батарею, оснащенную десятидюймовыми орудиями. За точные обстрелы немецких кораблей, пытающихся штурмовать Моонзунд, Елисеева произвели в мичманы, наградив Георгиевскими крестами III и IV степени. Теперь же генерал-майор Елисеев возглавил всю береговую оборону Моондзунских островов.

Совещание было посвящено не только ликвидации разведывательно-диверсионной группы противника, проникшей на архипелаг. Это был всего лишь повод для того, чтобы еще раз обсудить все приготовления к отражению предстоящего вражеского штурма архипелага. Все понимали, что обстановка осложняется с каждым днем, и час атаки близок. Немцы наглухо застряли под Ригой и потому могли начать десантную операцию на Моонзунд в любой момент. Тем более, что противнику не давали покоя постоянные ночные налеты на территорию Германии советской дальней авиации с аэродромов на архипелаге. Так что германским командованием принимались все необходимые меры, чтобы устранить эту угрозу. И это было очевидно для всех командиров советского Балтфлота.

Тральщики в последнее время минировали подходы к архипелагу, уделяя наибольшее внимание постановкам минных заграждений в Ирбенском проливе. А личный состав тральной флотилии достойно нес свою опасную службу в условиях войны. Вместе с комиссаром Лебедевым на Моонзунд прилетели флагманский минер капитан третьего ранга Тулинов и начальник тральных сил флота капитан первого ранга Киреев. Он считался знатоком не только трального, но и минно-заградительного искусства, отслужив на тральщиках еще в Империалистическую войну.

Тральщики делали свое дело, а сторожевые корабли, подводные лодки и морская авиация непрерывно патрулировали прилегающую акваторию. Истребители флота и сухопутных войск, действуя согласованно, не давали противнику безнаказанно устраивать воздушные налеты и мешать минным постановкам. Авиацию на архипелаге предполагалось усилить еще двумя авиаполками. Чтобы командовать на месте передислокацией дополнительных эскадрилий, вместе с Евгением Лебедевым прибыл и командующий авиацией флота генерал ВВС Самохин.