Девочка Да Винчи (СИ) - Блио Элен - Страница 3

- Сонь, устала? – Я вздрагиваю от его голоса.

- Нет, все нормально. Просто…

- Воняет, жесть. Хочешь, иди, подыши, и сестренку уводи отсюда, я закончу.

- Ты что? Это… это же моя работа.

- Слушай, извини за дурацкий вопрос… а ты… ну, в общем, ты же отлично пишешь, картины твои всегда были улётные, ты… тебе же надо учиться дальше? Почему ты тут застряла? Еще и… уборщица?

- Не уборщица. Клининг менеджер.

- Что? – я не смотрю на него, я просто чувствую, что он улыбается.

- Клининг менеджер и ночной сторож.

- Для сторожа иностранного названия не нашлось?

- Видимо…

Поднимаю глаза и… мы смеемся! Заразительно, радостно, так, что Аринка смотрит удивленно и тоже начинает хохотать.

- Менеджер, это звучит, да…

Успокаиваемся через пару минут, я мочу тряпку в растворителе, понимая, что мигрень уже стучит в окошко… Сглатываю, приступ тошноты накатывает. Ух… мерзость. Хотя художники должны быть привычны к резким запахам, но у меня, видимо, что-то сломалось…

- Что, плохо? Говорю же, выйди, я закончу.

- Ты не нанимался. Это… моя сестрица натворила, так что…

- Я натворила? Это всё Круэлла! Мерзкая! Со-онь? Я пойду, погуляю во дворике? Тут воняет, у меня головка уже болит!

- Иди, только со двора никуда!

Отпускаю, зная, что Аришка не уйдет. Дворик у нас не большой, за забором.

Сестрёнка подбегает, целует меня быстро, а потом… потом так же порывисто обнимает Да Винчи.

- Ты хороший! Когда я вырасту, я на тебе женюсь!

Выпаливает с жаром и выбегает, хлопнув дверью. А мы с Даней смотрим друг на друга и… снова хохочем.

Верно говорят, что смех – лучшее лекарство. Мне помогает. Я уже почти могу дышать. Краски на полу осталось не так много, а вот вещи мои по ходу безнадежны. Это обидно, потому что переодеться мне особенно не во что.

Нет, вещи были, в квартире бабушки, но я подозреваю, что они, скорее всего уже проданы, как и мебель, посуда, техника…

После смерти бабушки почти сразу умерла тётя Света, её супруг стал наследником. Мы полгода жили спокойно – до того, как он вступил в наследство, а потом началось…

Он пришёл как хозяин, заявил, что все принадлежит ему, а то, что не принадлежит – скоро будет. При этом так посмотрел на меня…

Сначала я пыталась договориться, объясняла, что у него в квартире только одна доля, а у нас с Ариной две, по закону мы… Но он очень быстро дал понять – по закону не будет. И доли свои мне придется ему продать за копейки, или даже подарить, иначе будет плохо.

Я звонила в полицию, вызывала участкового. Писала заявления. Но как говорят – против лома нет приёма? Да, да… окромя другого лома. Вот только другого лома у меня не было. Вступиться за меня оказалось не кому.

Вспоминать об этом мне страшно и больно. Я чудом избежала таких вещей, о которых мерзко говорить. Мы с сестрой сбежали почти в чем были, хорошо, что Ирина Вениаминовна позволила нас остаться. Она пыталась помочь, но очень быстро поняла, что ничего не выйдет.

Сейчас нашу квартиру благополучно сдают большой компании рабочих, и находиться там без страха за свою жизнь мы с сестрёнкой там не можем. Я пыталась воевать за право жить на своей жилплощади, но, увы. Мне не повезло.

Что с этим делать я пока не знаю. Просто… плыву по течению. Правда, течение это становится раз за разом всё более бурным.

- Сестрица у тебя что надо. Защитница.

- Повезло мне с ней.

- Это точно. Мои тоже часто творят, кстати, так же вот упёрли мои баллончики, решили в своей комнате картину на стене изобразить.

- Ого, и что?

- Пришлось мне стены перекрашивать.

- Хорошо, когда можно просто перекрасить стены…

- Это точно. Ты, кстати, про одежду не сказала. Агапова же тоже вся…

Я сразу мрачнею. Совсем вылетело из головы. Не зря меня Ирина позвала. Агапова точно это просто так не оставит.

- Я ей оплачу химчистку. Или деньги отдам.

- Ты знаешь, сколько ее наряд стоит, Сонь?

В том-то и дело, что не знаю, но подозреваю… и это заставляет меня мучительно холодеть.

- У меня есть немного…я откладывала Аришке на куртку.

На куртку, на новые зимние сапожки, на коньки, о которых она мечтала…

- Сонь, давай так… если ты не сможешь с ней расплатиться, скажи мне, я помогу.

- Зачем? – спрашиваю резко, сама от себя не ожидая. Я не готова к благотворительности. И я не верю в неё.

- Что зачем, Сонь?

- Зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я и так никому не скажу?

Мы сидим друг напротив друга. Его взгляд сразу из теплого превращается в осколки льда, и подбородок каменеет.

- Я же пообещала молчать? Я не стукачка и не сплетница!

- Я не…

Перебиваю, чувствуя ком подкатывающий, и закипающие в глазах слезы.

- Мне не нужна твоя жалость! И помощь тоже. Уходи!

Бросаю тряпку, подхожу к окну, слышу за спиной стук двери…

Слезы опять подкатывают. А мне нельзя реветь. Я должна быть сильной.

Ушёл! Естественно! А на что я рассчитывала? Останется из жалости? Этого я меньше всего хочу. Чтобы из жалости!

Я ведь хорошо помню…

Два года назад, когда бабушка еще была жива, мне исполнилось семнадцать, и я отмечала день рождения тут, в студии.

Бабушка испекла фирменные пироги, мы с ней сделали салатики, купили детское шампанское и соки.

Отмечали в большой аудитории, там накрыли столы. Меня пришли поздравить ученики из всех классов – делегации отправили. Мы угощали всех.

Даня тоже пришёл. Он мне нравился, хоть и был на год младше. Давно нравился. Он был какой-то… настоящий. Серьёзный, ответственный… Милый. Очень красивый.

Мне нравилось его рисовать. Конечно, я делала это тайно, по памяти. Его легко было рисовать по памяти. Длинная челка, высокие скулы, подбородок с ямочкой. Еще у него была ямочка на щеке, когда он улыбался. И нос с небольшой горбинкой – в детстве ударился.

После поздравлений и небольшого капустника, который ребята из моего класса для меня придумали, мы устроили танцы.

Мне так хотелось пригласить Даню, и я очень смутилась, когда он сам подошёл.

- Потанцуешь со мной, Красотка?

- Да, конечно.

Мы танцевали молча, и это было немного странно, потому что мне казалось, что все остальные пары о чем-то болтают, смеются, а мы были серьёзными. Только он, кажется, с каждым мгновением прижимался ко мне сильнее. И мне это нравилось.

Я думала о том, что мне семнадцать уже, а я всё еще ни с кем не встречалась, не целовалась ни разу, даже танцевала по-моему третий раз в жизни, но два первых были в школе на выступлении.

А когда танец закончился он вдруг потянул меня к выходу…

- Соня, прости, я не хотел тебя обидеть.

Тихий голос заставляет вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний.

Он не ушёл! Мгновенная радость ослепляет, а потом проваливается в горечь.

Это просто страх, страх, что я разоблачу его, их… и жалость.

- Данила, спасибо, но я правда ничего никому не собиралась говорить.

- Я знаю, я не поэтому…

- А почему? – резко поворачиваюсь, смотрю в его глаза.

Раньше мне казалось, что он меня старше. Он высокий, плечистый, сильный не то, что другие парни в студии, которые тяжелее кисти ничего в руках не держали. Художники от слова худой или худо. Да Винчи не такой. Он…

Он действительно очень красивый.

Только сейчас я словно старуха рядом с ним. Слишком многое пришлось пережить. Ему не понять.

Да и вообще… никому.

Никто в студии не знает, что произошло со мной после смерти бабули. Никто не знает, почему я и моя сестра стали такими. Многие даже не подозревают, что мы живём тут в каморке ночного сторожа, по сути, из милости.

- Сонь, ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь и…

- И тебе меня жалко. Я понимаю.

- Нет. Не понимаешь…

Он подходит ближе, совсем близко, поднимает руку и проводит пальцами по моему лицу…