Сводные. Игра на желание (СИ) - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 29

Я думала, сейчас вернется. Снова прижмется ко мне и поцелует. Так, наверное, было бы легче, но Толмачев не был бы таковым, не заставь от меня сгорать не только от возбуждения, но и от смущения.

Кит сгибает в коленях мои ноги и так разводит их шире в стороны. Я чувствую, как открыта перед ним. Чувствую, как он смотрит прямо туда. Ерзаю попкой по покрывалу.

Неловко, волнительно, так по-взрослому.

Закусываю губу, чувствуя его головку, медленно двигающуюся у меня между ног.

— Кит… — выдыхаю его имя. Звук собственного голоса кажется безумно далеким и чужим.

— Ныряем, сводная, — усмехается он, а я кричу, чувствуя резкую боль внизу живота и наполненность внутри, не дающую прийти в себя.

Дышу носом, сжав зубы и впившись пальцами в простыню. Понимаю, что кричала не столько от боли, сколько от сиюсекундного страха этой самый боли. Внизу живота горит, словно тот самый пузырь повредился и пламя сочится из него, проникая под кожу и вглубь меня.

— Отдышалась? — его губы касаются моих и давление внутри становится сильнее. Кит закидывает на себя мои ноги и начинает плавно двигаться. — В первый раз ты вряд ли поймаешь весь спектр тех самых ощущений, но потом будет хорошо. Я покажу.

А я ни на чем не могу сосредоточиться. С завязанными глазами все чувствуется гораздо острее. Каждое его движение, каждый поцелуй на грани. А внутри все горит. Между ног влажно и пошло хлюпает. Мне кажется, я чувствую даже рельеф члена сводного брата. Я чувствую, как он кончает. Каждый толчок спермы. Каждый его хриплый стон и скрип зубов. Его пальцы, размазывающие влагу по моим складочкам. Его зубы, смыкающиеся на моем соске и новый стон, когда я судорогой сжимаю его член внутри себя. Мне жарко. Пузырь во мне все же лопнул до конца, заполняя меня коктейлем из боли и удовольствия. Не думала, что смогу его получить сейчас, но Кирилл нашел рычажки и выключил меня из реальности секунд на десять.

Снял повязку, лег рядом, оставив на губах легкий поцелуй.

— Я же сказал, — довольно посмеивается он, — пять секунд боли и море удовольствия.

Поворачиваюсь на бок. Рассматриваю его красивое, расслабленное лицо.

— Кит, — тихо зову.

— М?

Мне так хочется сказать. До щекотки в районе солнечного сплетения.

— Я люблю тебя, — признаюсь парню.

— Так было задумано, — хмыкает он и больше ничего не говорит.

Лада

«Кит, ты где? Что происходит?» — решаюсь написать ему в воскресенье, когда он в очередной раз не взял трубку и вообще никак себя не обозначил после случившегося между нами.

Телефон долго молчит. Я успеваю приготовить легкий ужин и убрать его в холодильник, потому что не лезет. Принимаю душ, готовлю одежду на завтра для универа и проверяю тетради.

Снова смотрю на телефон. Может маме позвонить? Вдруг случилось что-то, а я и не знаю. Но тогда мама обязательно позвонила мне сама. И я терзаю себя вопросами, почему Толмачев так себя ведет. Все было так ужасно? Но чего он ожидал, если для меня все было впервые? Да даже если так, это разве повод игнорировать?

Отчаянно швырнув на гладильную доску брюки, пинаю ее ногой и роняю на шкаф. Утюг скатывается, падает на пол, и пластиковая часть с него отлетает. Она клееная-переклеенная раз десять уже. Вздохнув, кое-как прикрепляю ее на место и все поднимаю.

Включаю утюг, раскладываю на доске брюки и телефон, наконец, оживает. Едва снова не уронив гладильную конструкцию, кидаюсь к нему и читаю на экране короткое сообщение:

«Занят»

Писать ему в ответ не хочется. У меня все же есть гордость и плевать, что обида топит от такого внезапно изменившегося отношения. Я что, попала в дурацкий список тех девушек, которые интересны, пока с ними не переспишь? Или что это вообще такое? Я не понимаю! Но писать и звонить ему точно не стану. Занят? Пусть не отвлекается!

Принимаюсь остервенело наглаживать брюки. Телефон в этот раз звонит.

— Освободился уже? — тянусь рукой к трубке. — Мама, — вздыхаю, увидев надпись на экране.

Быстро смахиваю предательски выступившие слезы, натягиваю на лицо улыбку и преувеличенно бодро отвечаю:

— Привет.

Ставлю на громкую, чтобы совмещать разговор со своими делами.

— Привет, доченька. Как дела? — спокойно спрашивает она.

Завязывается обычный разговор матери с дочерью, которая решила жить самостоятельно. Обсуждаем предстоящий ремонт, свои пожелания и немного говорим об учебе.

— А Кит дома? — спрашиваю я между прочим, стараясь быть равнодушной.

— Я думала вы проводите выходные вместе, — отвечает мама и я ловлю в ее голосе тревогу, а заодно понимаю, к чему на самом деле возник этот звонок.

— Нет. С чего бы? — стараюсь оставаться в тех же эмоциях, чтобы она не волновалась. А то ведь примчится сейчас и с дядей Владом еще поругается. Не хочу. Она должна быть счастливой и пожить для себя в конце то уже концов.

— Хорошо. Не торопись сближаться с ним настолько. Ну ты меня понимаешь.

— Понимаю, мам, — закончив с брюками, ставлю утюг на подставку. Шмыгая носом, тянусь за кофточкой, висящей на вешалке на двери шкафа.

— Лада, ты плачешь? — беспокоится мама. — Он обидел тебя?

— Нет, — быстро вытираю слезы с щек и раскладываю тонкие рукава кофточки на доске. — Все нормально. Честно. Насморк. На гонке, наверное, немного простудилась.

Слушаю, чем лечиться, пожелание спокойной ночи и снова наставления на тему Кирилла, пока не начинаю демонстративно зевать и уже прощаюсь с мамой сама. Ложусь поперек кровати животом на покрывало, подтягиваю к себе подушку, вдыхаю оставшийся на ней запах Толмачева.

«Что же все-таки происходит?» — задумчиво вожу пальцем по рисунку покрывала.

Завтра обязательно поймаю его в универе и выясню. Нельзя же так себя вести! Хотя, о чем это я? Я же встречаюсь с самим Кириллом Толмачевым, а это чертов хаос во всей красе.

Эта сволочь еще и снится мне всю ночь не переставая! Наш первый раз, мое признание и его отстраненное: «Так было задумано».

Просыпаюсь в отвратительном настроении гораздо раньше будильника. Долго стою под душем, стараясь скинуть сонное оцепенение и не накручивать себя раньше времени. Он же приехать за мной должен. Даже ловить не придется. И пока будем ехать, как раз спокойно поговорим без свидетелей.

Под эти мысли я даже впихиваю в себя завтрак, наношу немного косметики на лицо, чтобы скрыть следы беспокойной ночи, одеваюсь и смотрю на часы. Семь - десять уже, а его нет. Набираю его номер. Мне отвечает робот.

Класс! Просто супер! Ненавижу опаздывать!

Даю Толмачеву еще десять минут и максимально быстро влезаю в ботиночки, набрасываю куртку и мчу на остановку, едва не забыв запереть квартиру.

— Это уже перебор, Кит! — ворчу себе под нос.

Как назло, долго не приходит нужная маршрутка. Я влезаю в нее уже почти в восемь и, конечно, мы встаем в эту чертову пробку на Свердлова! Душно еще, народу набилось много, окна все закрыты. Кто-то смачно наступает мне на ногу и даже не извиняется. Особенно наглая женщина расставила локти и уперлась одним из них мне в ребра. Ёрзаю, чтобы хоть немного отодвинуться, и уже сама наступаю на ногу какому-то мужчине.

— Доброе утро, — звучит у меня над головой очень знакомый голос.

— Доброе. Извините, — отвечаю на автомате и поднимаю взгляд. — Ой, здравствуйте, Алексей Олегович, — узнаю в нем нашего преподавателя по английскому.

— А вы, — хмурится он, — второй курс, да? Подружка самоуверенного Толмачева.

Вот это память!

— Что-то вроде, — пожимаю плечами и снова чувствую чужой локоть у себя на ребрах.

— Я уже и забыл, какой ад твориться в общественном транспорте по утрам в понедельник, — обаятельно улыбается Алексей Олегович.

— Хуже только вечером в пятницу, — смеюсь я.

— Это точно. Мы, кстати, с вами сильно опаздываем… — вопросительно смотрит.

— Лада, — помогаю ему. Кивает.