Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 28

Недовольно фыркает.

Мне не нравится Семён и его романтическое настроение. Сжимаю покрывало и про себя думаю, во что я опять вляпалась. Но, пока я соображаю, как мне спастись от глазеющего на меня Семёна, мнусь, переступая с ноги на ногу и растираю в руках покрывало, которым обмотан мой голый зад, дверь в дом Степановны снова распахивается.

Я аж вздрагиваю.

Тяжёлые шаги. Становится понятно: в доме теперь ещё один мужчина.

— Что здесь происходит?! — грозно рычит дикарь, глядя то на меня, то на старосту.

Медленно передвигаюсь за кресло, но Михайлов успевает заметить, что я без штанов.

Капец! А если он подумает, что я, что мы… О май гад!

— Ты натоптал, вот что здесь происходит.

— Привет, — подаёт руку Семён, дикарь смотрит на его ноги в носках, потом снова на меня.

Нет, ну честное слово, как будто я его разула.

У него глаза такие чёрные, будто он из фильма ужасов выбрался. Я уже даже немного боюсь.

— Ты — в комнату, — кивает мне. — Семён — на выход.

— Прощу прощения, — смеётся староста. — Но я должностное лицо при исполнении, и я могу позаботиться о нашей гостье, к тому же я звонил Степановне, и она попросила меня присма…

Дальше я не могу разобрать, потому что Михайлов берёт Семёна за шкирку и выставляет из дома прямо в носках и майке.

— Твоё? — Швыряет в открытую дверь ботинки, свитер, куртку.

Закрывает дверь на замок и на увесистый засов.

— Вот так нормальные люди закрываются изнутри!

И снова тяжёлый тёмный взгляд, полный злости. Да что я ему сделала?!

Мотнув головой, выхожу из транса.

— Так! Ты, во-первых, мне тут не командуй! Я тебя в гости не приглашала. Мы с Семёном…

Но дикарь смотрит на меня исподлобья и, не помогая себе руками, небрежно скидывает тяжёлые ботинки. Потом точно так же дубленку. Идёт на меня.

Я, опомнившись, пытаюсь скрыться, мечусь по комнате, стараясь найти укрытие, но поздно.

Дикарь подхватывает меня двумя руками и, закинув на плечо, тащит в отведённую мне спальню.

— Ты! Ты! Нет! Не вздумай! Я своего согласия не давала!

Я начинаю заикаться и не очень понятно: от злости или возбуждения. Он швыряет меня на кровать. И, встав в изножье, стягивает свитер вместе с майкой, медленно расстёгивает ремень. Я беспомощно отползаю к изголовью, но, залюбовавшись его блестящим крепким торсом, теряю драгоценные минуты.

— Я не хочу! — гордо объявляю я.

А Михайлов, цинично заржав, раскидывает моё покрывало и тут же кладёт руку на трусики. А те, естественно, как бывает в одном с ним помещении, уже полностью мокрые.

— Чёртов дикарь! — рычу ему, сопротивляясь.

А он подтягивает меня к краю кровати.

— Ты зачем перед старостой разделась? А?!

Наваливается всем телом. Тяжёлый. Пытаюсь дрыгаться, но не могу толком сопротивляться. Жёсткий ремень впивается в живот. Противно трётся грубая ткань его джинсов. Не дождавшись ответа, он напористо целует меня в губы и при этом, опустив руку вниз, трёт там и кружит. Теребит, щиплет, ласкает!

Я стараюсь поговорить, но не могу. Всё тело простреливает молниями. Его руки грубые и ласковые одновременно. Меня тут же сотрясает в конвульсиях. Буквально за минуту! Какой позор!

— Почему не выгнала старосту? Зачем дала раздеться? — повышает голос, тяжело дышит и целует, кусая, облизывая, сминая всё на своем пути.

Мы боремся в кровати, я пытаюсь хоть как-то укрыться, бью его подушкой, но на деле его левая рука и тяжёлая туша прибили меня к кровати, а правая настырно теребит и ласкает между ног, отчего я лечу в бездну.

— Да не пускала я его! — ору ему в губы. — Вы сами прётесь сюда как на демонстрацию! Друг за другом! Откуда я знала, что и у него есть ключи?!

Дикарь одержимо целует мой рот, шею, щёки. Снова рот. Я стараюсь отодрать его руку и как-то неаккуратно, очень неосмотрительно, совершенно случайно кончаю. Вот же гад!

Хрипло рассмеявшись, он поднимается с меня и, пользуясь заминкой, звенит ремнём, вжикает молнией.

— Ещё раз увижу его возле тебя — убью обоих! Всё понятно?!

— Ничего мне не понятно! Ты не имеешь права! — вскрикиваю от недоумения, когда вижу, что он, надорвав уголок неизвестно откуда взявшейся в руках серебристой упаковки презерватива, раскатывает латекс по члену.

— Поймёшь! Когда отхожу ремнем по заду! Удумала перед мужиком в трусах и лифчике разгуливать!

— Это майка! — я аж задыхаюсь от возмущения, а может, и вовсе не от него.

А оттого, что тяжёлое тело валится на меня сверху, его горячий орган упирается между моих ног. И Михайлов бесцеремонно и жёстко всаживает в меня член, будто мощный поршень.

Охаю! Ахаю! Задыхаюсь! Бессознательно закатываю глаза!

Я ведь давно не девочка и в принципе знаю, что такое секс, но острота ощущений настолько сильная, что, забыв обо всем на свете, я хватаюсь за его плечи и, широко открыв рот, позволяю себя трахать.

Приятно, приятно, приятно…

Вонзившись до упора, он начинает ритмично и крайне профессионально двигать бёдрами, и я теряюсь в сладостных ощущениях. Я просто пропадаю, из глаз брызжут слёзы, из них же сыплются звезды. От сладкого и горячего трения, спазмов и толчков у меня едет крыша и течёт потолок. Всего несколько острых фрикций, и я сама обхватываю его ногами, застонав, цепляюсь и несусь куда-то вдаль.

Удовольствия столько, что меня буквально подбрасывает на волнах.

Я уже не стесняюсь своих криков, я вообще ничего не понимаю.

Тело наполняется сахарной истомой и по позвоночнику ползёт знакомый огонь. Я кусаю свои губы, его плечи, я царапаю его спину и, сконцентрировавшись на точках нашего соприкосновения, буквально взрываюсь новой порцией экстаза.

Три раза за последние десять минут? А что, так можно было? Без труда считав мой огненный, бешеный финиш, дикарь выходит из моего тела и, фамильярно перевернув, в буквальном смысле ставит раком.

Затем снова врывается и, взяв в ладони обе груди, пропускает соски между пальцев, сжимает их, продолжая свой марафон. Замечательный. Задорный. Только сзади.

Это слишком! Всё это чересчур!

Но меня никто не спрашивает. Он берёт меня по-собачьи, и, очевидно, ему это нравится.

И мне почему-то хорошо и вкусно, несмотря на наглость и грубость. В какой-то момент он ускоряется, как будто даже рычит, становится сумасшедшим и, завибрировав всем телом, постепенно замедляется.

Затихает. Заставляет меня лечь на живот и валится сверху.

Глава 28

Глава 28

Близость случилась ещё пару раз, прежде чем мы оба отключились. Хотя нет, вру, это неправильное определение. Скорее дикарь поимел меня всласть, сколько ему хотелось, и потом уснул. Сытый и довольный.

Утром я прихожу в себя первой. Приподнимаюсь на локтях. Он спит рядом. Спокойно дышит, без каких-либо неприятных звуков и храпа. Всё такой же красивый и сильный. Непринуждённо развалившись на матрасе как у себя дома. Совершенно не напрягаясь тем фактом, что находится в доме Степановны. Полностью голый. Такой весь мускулистый и покрытый золотистым загаром. В первые секунды после пробуждения мне хочется прижаться к нему, почувствовать жар крепкого мужского тела, горячо обнять. Уж очень радостные по всему организму ощущения. Вроде бы и усталость, смешанная с легкой болью, но вместе с тем какое-то непередаваемое физическое счастье. Как будто я сожрала радугу и теперь свечусь изнутри. Хочется коснуться его гладкой кожи. Михайлов прямо идеальный, и это единственное, что мне в нём нравится. Так-то он скотина, конечно. И тот ещё грубый козёл. Но я заворожённо разглядываю его рельефное, жилистое тело и наслаждаюсь ощущениями.

Но всему хорошему приходит конец — и нашему совместному сну тоже.

Пора вставать. Поэтому я бесцеремонно толкаю здоровенного мужика в плечо.

— Эй, пассажир, конечная станция! Доброе утро и всего хорошего!

Дикарь приоткрывает один глаз и смотрит на меня в недоумении. Я и так позволила ему выше крыши, при том, что он даже слова доброго мне не сказал.