(Не) родная (СИ) - Львова Елена - Страница 31

Стыдно за свои чувства, но остановиться не могу.

— Мы с Алексеем сильно сблизились в последнее время. И решили начать все сначала, — вру и не краснею, хотя почему вру? Это истинная правда. Ну за исключением последнего. Я еще ничего не решила.

— Сначала? После всего, что было? — Уля подскакивает с места и упирается ладонями в стол. — Ты его простила после того, как он тебя бросил?

— Мы были молодые и глупые… — неопределенно пожимаю плечами, хотя внутри все дрожит. Я не готова опять ворошить весь этот кошмар. Не могу, но подруга не оставляет шансов, берет за шкирку и кидает в прошлое.

— А про диагноз свой ты ему тоже сказала? — Ее голос свистит, как плеть, и болезненно полосует меня по сердцу.

— Нет, но… — судорожно втягиваю воздух, а в глазах застывают слезы.

— Какой диагноз? — Напряженный голос Алексея эхом прокатывает по кухне и заставляет вздрогнуть. Оборачиваюсь и замираю, глядя в его сердитые глаза.

Вхожу в квартиру, стараясь не шуметь. Сонечка спит. Из кухни слышится женский разговор. Тася с Ульяной. Пришла все-таки. Осторожно разуваюсь и вижу, как Соня спускается по лестнице. Перехватываю ее и вручаю киндер.

— Сонечка, поиграй чуть-чуть в своей комнате, мы поговорим и тебя позовем.

— Хорошо, — расплывается она в улыбке и убегает обратно наверх.

Иду на звук голосов и прислушиваюсь к словам. С каждой секундой этот разговор мне нравится все меньше. Все-таки я был прав.

— А про диагноз свой ты ему тоже сказала? — язвительно спрашивает Шалимова.

— Нет, но… — Тася мгновенно теряется. Голос дрожит, а в глазах застывают слезы.

Диагноз? Сердце сбивается с ритма и взволнованно бьется в груди. Что за ерунда здесь происходит? Тревога разрастается в геометрической прогрессии. Решительно захожу в кухню и оцениваю масштабы бедствия.

— Какой диагноз?

Тася вздрагивает и закусывает губу, глядя на меня так, словно я привидение.

Ульяна скользит по мне снисходительным взглядом и отворачивается. Зашибись. На кофейной гуще теперь гадать, что ли?

— Я задал вопрос, Тася, — смотрю ей в глаза, пытаясь отыскать там хоть какую-то подсказку. — Какой у тебя диагноз и почему я об этом не знаю?

— Я собиралась тебе рассказать, но… — всхлипывает она.

Главное, не давить, а то сейчас закроется и вообще потом не достучусь. Стремительно сокращаю расстояние и притягиваю ее к себе, пряча на груди.

— Но что-то пошло не так. Я понял, — продолжаю ее фразу, возвращаясь к нужной теме и мягко целую Тасю в макушку. — Сейчас самое время исправить ситуацию.

Ульяна криво усмехается, наблюдая за нами и поднимается на ноги.

— Я пойду, пожалуй…

— Нет уж, ты, пожалуй, останься, — взглядом придавливаю ее. Нам надо во всем разобраться здесь и сейчас, чтобы не осталось никаких недомолвок. — Тась, — поднимаю ее лицо за подбородок, смотрю в полные слез глаза, и сердце сжимается. — Расскажи мне, — прошу хрипло и нервно сглатываю, даже не представляя, какой треш сейчас услышу.

— Я бесплодна, — произносит она тихо-тихо, а по щекам текут горячие слезы. — После того как сделала аборт… От тебя…

Слова болезненно впиваются в сознание. Дыхание перехватывает, а грудь стягивает стальным обручем.

— Какой аборт? — выдавливаю из себя с большим трудом. — Ты была беременна?

— Да.

Лечу вниз, теряя опору, прямиком в пропасть. Как такое могло произойти? Наш ребенок… Мой… Сердце ритмично качает кровь, заставляя часто дышать.

— Почему ты мне не сказала?

— И все же я пойду… — Ульяна предпринимает еще одну попытку подняться.

— Стоять! — рявкаю на нее и ладонью нажимаю на плечо, вынуждая опуститься обратно.

— Я не могла. — Таисия плачет навзрыд. Ее боль зеркально отражается во мне. — Я была в отчаянии и просила Ульяну рассказать тебе, но ты…

— Но я ничего не знал! — кричу, зажимая переносицу пальцами, чтобы самому не расплакаться. — Какого хрена? — рывком разворачиваю Шалимову к себе.

— Что я вам, передатчик? — надменно вскидывает подбородок и презрительно усмехается.

— Тварь, — цежу сквозь зубы. Замахиваюсь, чтобы отвесить пощечину, но в последний момент передумываю и сжимаю ладонь в кулак перед ее лицом. Никогда не бил женщин. И марать руки не собираюсь.

— Уля, это правда? — пораженно шепчет Тася. — Но зачем?

— Да потому что ты достала! — Ульяна вскакивает на ноги. — Тебе всегда доставалось самое лучшее. А я, между прочим, тоже его любила, — указывает на меня пальцем.

Гадина какая. Завистливая и мерзкая.

— Почему ты не говорила никогда?

— А что бы это изменило? Он даже не смотрел в мою сторону.

Растираю ладонями лицо и отхожу к окну. Все это перебор для меня. Какой-то треш просто. Надо спокойно все переварить.

— Ты сказала, что Алексей не хочет меня знать и ребенок ему тоже не нужен, — слышу истеричный голос Таси и едва сдерживаюсь, чтобы не разнести все вокруг от бессилия. — Ты подтолкнула меня к аборту и нашла врача.

— Решение ты приняла сама, — холодно напоминает Шалимова.

— Я тебе верила столько лет. — Тася судорожно всхлипывает. Бедная моя.

— Твои проблемы.

Представляю, как ей было страшно и больно, а меня не было рядом. Она считала меня предателем. Бросил ее и от ребенка отказался. Господи, как же все это могло с нами случиться? Тасенькая моя, девочка нежная и беззащитная.

Меня ломает изнутри. Больно и гадко. Я малодушно отказался от нее, а она испугалась. Она была ребенком. Все из-за меня. Я просто сломал ей жизнь. Хочется упасть на колени и молить о прощении, но не при этой мрази.

Поднимаю глаза на Ульяну и сжимаю кулаки так, то белеют костяшки пальцев.

— Пошла вон отсюда, — рычу предостерегающе и прожигаю взглядом насквозь.

— Счастливо оставаться, — фыркает она и идет к выходу.

Решительно следую за ней. Подхватываю за плечо, придаю ускорения и вышвыриваю из нашей квартиры и жизни.

— Чтобы я не видел тебя и близко рядом со своей семьей.

Захлопываю дверь и возвращаюсь на кухню. Таисия стоит у окна, ее плечи мерно подрагивают от рыданий.

— Тасенька, — шепчу я хрипло и сгребаю ее в охапку. — Иди ко мне.

Прижимается ко мне так доверчиво и отчаянно, что я теряюсь. Не знаю, как себя вести дальше. Не уверен, что имею права что-то у нее просить. Я отнял слишком много и вряд ли смогу компенсировать.

— У меня никогда не будет своих детей, — шепчет она мне в шею, раздирая сердце в клочья.

С большим трудом беру себя в руки и прекращаю внутреннюю истерику. Хватит. Прошлое не вернуть и не исправить. Надо смотреть в будущее.

— Почему никогда? — улыбаюсь через силу и упираюсь лбом в лоб Таси. — А Соня?

Судорожно всхлипывает, но улыбается в ответ.

— Она, между прочим, ждет чай с тортом.

— Значит, надо налить, — нехотя отстраняется, но уже не плачет.

— Тась, посмотри на меня.

Робко поднимает глаза. Стираю соленые дорожки с ее щек и набираюсь смелости для решительного шага.

— Все это ничего не меняет для меня.

— Но…

— Никаких «но», — прижимаю палец к ее губам. — Мы оба виноваты. Я даже в большей степени и не знаю, как вымолить у тебя прощение.

— Не надо ничего вымаливать. Я давно простила и тебя, и себя, — вздыхает Тася, а я готов лопнуть от счастья.

— Я готов попытаться все исправить, а ты?

— И я…

Поддавшись порыву, притягиваю ее к себе и впиваюсь в губы. Целую нежно и трепетно, щедро делясь с Тасей чувствами, что распирают меня изнутри.

— Мама, папа, а как же торт? — раздается возмущенный детский голос.

Никакой личной жизни с этими детьми.

Рабочий день давно закончен. В моем офисном здании тишина и темнота. Сотрудники разошлись по домам, остались лишь я и секретарь. Специально попросил ее задержаться. Нам предстоит важный разговор, как только я получу отмашку от Игната. Приходится ждать. Две недели потребовалось, чтобы выяснить все про Киру, и полученная информация мне совсем не понравилась. Документы об ее деятельности лежат в первом ящике стола. Еще немного — и предъявлю ей.