Забытый чародей. Авария, которой не было (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 1

Детские страхи – странная вещь. Я не боялась людей и животных. С легкостью заводила разговоры с незнакомцами, клала пальцы в пасти больших псов. В раннем детстве могла без труда найти любую игрушку в темной комнате, не пугаясь ни причудливых теней на стенах, ни подозрительных шорохов.

Первый страх пришел лет в пять. За очередную шалость бабушка пообещала позвать деда с мешком. Мол, придет и украдет. При свете дня придуманный старик вызвал взрыв веселья, а ночью трансформировался в кошмар. Я ни разу не увидела самого деда, но на протяжении нескольких месяцев его глаза следили за мной с настенного ковра. Темные. С красными огоньками. Однажды, по велению старика, в комнате принялась ходить мебель, напугав до крика. Я почти поверила, что это не было сном.

Год спустя меня начал преследовать злой колдун из книжки, прочитанной воспитательницей в детском саду. Я не запомнила ни названия, ни содержания. В память врезалась картинка. Черная краска на белом листе. Художник пролил чернила и размазал их, не слишком стараясь предать рисунку форму. Четкой в уродливых разводах была лишь сутулая фигура в длинном плаще. Зловещая и отвратительная. Она мерещилась мне в темных углах, грозила выползти из-под кровати или влететь в черный проем окна. Но больше факта ее существования пугал прощупывающий взгляд, следящий с книжной страницы.

А накануне семилетия я навсегда разлюбила кукол.

В тот день мама застряла в примерочной. Не могла решить, какое из двух понравившихся платьев купить – однотонное или в бело-зеленую полоску. Крутилась перед зеркалом в темно-синем, яростно стаскивала его, каждый раз цепляясь за ворот серебряной сережкой. Снова мерила полосатое, разглядывала отражение, чуть покачиваясь, и опять не могла сделать выбор.

Устав от недовольных возгласов, я отправилась путешествовать по магазину. Подражая взрослым, изучала новую коллекцию. Брала платья за краешки юбок, придирчиво разглядывала фасоны, узоры и качество швов. Особенно впечатлило одеяние с бежево-коричневыми ромбами. Жутко уродливое, но мне показавшееся ярким и веселым.

- Купи это! – искренне предложила я маме.

- Яна, ты издеваешься?! – она высунулась из-за занавески, прикрываясь полосатым платьем, и покачала головой, демонстрируя другим покупательницам досаду. Обидно, когда у дочери полное отсутствие вкуса.

Я надула губы, потеряв интерес к нарядам. Ушла к окну. Уперлась ладошками в стекло. Захотелось прижаться к нему носом, чтобы получилась смешная рожица. Как пятачок у хрюшки. Но представилась мама с перекошенным лицом. Она не выносила, если я дурачилась. Пришлось смотреть через стекло на улицу. На машины. И людей.

Он появился минуты через три. Лысеющий мужчина с ввалившимися щеками. Я подумала, что дядя болеет. Слишком нездоровым был цвет лица. Пепельно-серым, словно пылью посыпанным или раскрошенным цементом. Незнакомец стоял у витрины и смотрел внутрь. Пристально. Сжимая неулыбчивые губы в тонкую мрачную линию.

Странного мужчину не интересовала одежда. Глаза, не моргая, наблюдали за белокурой девочкой младше меня, коротающей время за играми в ожидании модницы-мамы. Мишка в одной руке «объяснял» кукле в другой, почему опасно убегать со двора. Смешно покачивал головой и неуклюже садился. Кукла слушала, не шевелясь. Смотрела мимо медведя и отворачивалась.

- Дурацкая кукла! – возмутилась девочка и захныкала. – Плохая! Плохая!

- В чем дело? – из примерочной вылетела рыжеволосая женщина, раздраженно одергивая перекосившийся подол и громко зашептала. – Надя, почему ты кричишь на весь магазин? Я же велела: не шуметь.

- Она вырывается! – объявила девочка, продолжая протяжно всхлипывать. Как умеют дети, во всей красе изображающие обиду. – Не хочет играть!

- Что это? – рука матери взметнулась, прижалась к губам. – Это бабушкина кукла?! Надежда, почему ты ее взяла?! Идем! Нужно сейчас же вернуть! – женщина схватила девочку и поволокла к выходу. Та споткнулась и принялась реветь в голос, но мать и бровью не повела, продолжила тащить дочь, рискуя вывихнуть ей руку.

- Женщина! – опомнилась продавщица. – Куда вы?! Платье верните!

- Что? – мать обернулась, не сразу сообразив, что пытается уйти в магазинной одежде.

А потом случилось что-то неправильное. Я не помню цепочки событий. Словно по воспоминаниям проехал ластик. Но не слишком аккуратно, оставляя лишние следы. Две детали остались в памяти размытыми эпизодами. Искаженное от сумасшедшего хохота лицо мужчины за стеклом. И кукла на полу с отломленной рукой. Она смотрела на меня васильковыми глазами, по фарфоровым щекам катились слезы. Настоящие. Живые.

Но, наверное, не это напугало меня до колик. Из магазина мама тащила меня волоком, не хуже Надиной родительницы. Молча, не реагируя ни на мой рев, ни на осуждающие взгляды прохожих. А потом не могла вспомнить, что в тот день мы выходили из дома.

Лучший способ возненавидеть понравившуюся мелодию – поставить на будильник. Каждый раз будешь вздрагивать, услышав по радио или в плейере первые ноты. Поэтому я ставлю нелюбимые. И возненавидеть сильнее вряд ли получится, и проснешься быстрее. Сегодня, правда, я бы встала и от шелеста ветра за окном. За ночь открывала глаза и прислушивалась раз двадцать, словно пыталась распознать особые звуки. Но там не было ничего выдающегося. Пыхтение редких машин и недовольный собачий лай. Ненавижу это состояние! Утром предстоит важное дело, а ты не можешь уснуть, ворочаешься до рассвета, проваливаясь в полузабытье.

Не знаю, много ли удалось мне посмотреть снов. Запомнился один обрывок. Серебристый форд с воем летел в ночи с горы, как зловещая стрела, пущенная нести зло. Водителя не волновали ни ограничения скорости, ни камеры, ни светофоры. Ни другие помехи – из железа или плоти. Несколько судеб на перекрестке решили доли секунды. Не сложилось с фортуной только у форда. Обогнав три машины, он промчался в миллиметрах от белого такси и с визгом ушел в бок. Жуткий грохот, и столб электропередач рухнул на серебристую крышу, обильно сыпанув искрами…

Будильник соизволил проиграть нечто слащаво-задорное, вызывающее скрип на зубах, когда я пролежала с широко распахнутыми глазами минут пятнадцать.

- Яна! Звонит! – прокричал из соседней комнаты мамин голос, ежедневно исполняющий обязанности дополнительного будильника.

- Слышу, - отозвалась я, свешивая ноги с постели – правой вперед. Знаю, глупое суеверие, но пару раз, когда я перепутала ноги, на голову ушатом помоев вылились неприятности. Зачем искушать судьбу?

Утро расписано по минутам. Гигиенические процедуры, быстрый взгляд на часы. На столе расставляется косметика – под пятиламповой люстрой. В зимнее утро, увы, у окна не накраситься. Рядом сыр, печенье и чашка с забавной надписью про день рождения. Внутри кофе залитый кипятком и молоком – пятьдесят на пятьдесят.

Карандаш проводит уверенные линии под карими глазами. Несколько взмахов щеточкой туши с правильными промежутками. Циферблат. Фен для густой каштановой шевелюры. Опять циферблат. Проверка содержимого сумочки: телефон, диктофон, блокнот, плейер, кошелек, сигареты. Стоп! Последний пункт исключен полгода назад, но «перекличка» доведена до автоматизма.

Сегодня привычное расписание дополнено телефонным звонком и ответным смс из службы такси с номером машины, направляющейся в мою сторону. Значит, в распоряжении еще минуты три-четыре. Утро пока ранее, не «деловое», как говорят таксисты. Авто прибудет быстро.

- Куда едем? – послышался стандартный вопрос, когда я, не застегивая длинную куртку, плюхнулась на переднее сиденье. Я вздрогнула, не ожидая услышать женский голос.

- Сначала на Гаврилова, затем на Вишневского и в самый центр. В зависимости от пробок, скажу, где высадить. Идеальный вариант, если уложимся к началу десятого.