Публицистика 1884—1900 гг - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 6

• Предыдущая
• 6/16
• Следующая

Что касается причин этой неприязни, то оне не столь мелочны, как бы хотелось думать о том англичанину. В последнее время модно стало винить во всем американцев ирландского происхождения, а также политиков, рассчитывающих на голоса последних. Однако, суждение это слишком поверхностно, чтобы можно было объяснить им тот факт, что губернаторы тридцати штатов незамедлительно ратифицировали президентское послание, которое может быть расценено как прямой шаг к войне. Списать столь массовые чувства неприязни к Англии на этнических ирландцев никак невозможно.

Чтобы понять отношение американцев к Великобритании, достаточно прочесть школьный учебник американской истории, принимая все его утверждения с теми же верой и патриотизмом, с какими воспринимаем мы все, что в нашей истории связано с Францией. Американская история — во всяком случае, если речь идет о внешней политике, — есть, в сущности, не что иное, как сплошная череда конфликтов с Британией, конфликтов, многие из которых, стоит признать, возникли по нашей вине. Мало кто из нас станет сегодня оспаривать тот факт, что Англия была неправа в вопросе о налогообложении, который явился причиной первой Гражданской войны в Америке, или в конфликте с нейтральными судами, явившемся причиной второй.

Из пятисот страниц английской истории войне 1812 года уделено, наверное, страницы две, но это огромная глава в американской истории, и она оставила после себя множество самых горьких воспоминаний. Стоит напомнить и угрюмую позу, принятую Британией, когда США обрели независимость, и постоянные трения в наполеоновскую эпоху, и нападение на американский фрегат со стороны военного корабля с пятьюдесятью орудиями на борту в мирное время. Затем был послевоенный флоридский спор, и годы правления Эндрю Джексона — конфликт по поводу Орагонской линии, Майн и Нью-Брунсвик, не говоря уже о враждебности нашей прессы по отношению к Соединенным Штатам во время Гражданской войны. После чего возникло еще два ожесточенных конфликта: один касался притязаний штата Алабама, второй — рыболовства в Беринговом проливе, в результате чего были поставлены под сомнение и права американцев на ловлю рыбы у берегов Венесуэлы. Таким образом, с точки зрения американца, вся история Великобритании — это нескончаемые войны с США, и вправе ли мы осуждать его подозрительность, если и сами не изжили ее в себе — по отношению к Франции? Если все мы, как нация, несем определенную ответственность, по меньшей мере, за часть этих печальных исторических казусов, то в еще большей степени мы виноваты (теперь уже каждый в отдельности) за ту антипатию, что питают к нам американцы. За всю историю у нас не нашлось теплого слова, чтобы выразить искреннее восхищение достижениями наших заокеанских братьев, их промышленным прогрессом, героизмом в войне и ни с чем не сравнимыми мирными добродетелями. Увлекшись мелкими придирками, мы не заметили великих свершений. Ползая по полу в поисках пятен от плевков, не заметили движения суфражисток и обретения народом права на образование. Наши туристы — от миссис Троллоп до Диккенса — не уставали поражаться тому, что трудящийся американец, овладевший десятком разных профессий, чтобы адаптироваться к нуждам быстрорастущего общества, не обрел манер выпускника Оксфорда или сассекского пенсионера. Они не смогли понять того, что необыкновенные достоинства, взращенные в себе народом благодаря всеподавляющей энергичности и природной жизненной силе, должны обязательно иметь и обратную сторону. Вряд ли среди английских путешественников найдется хотя бы один, кто не нанес бы своими путевыми заметками ущерба отношениям между двумя нашими странами; лишь в наши дни Брэйс хотя бы попытался восстановить справедливость. И это отсутствие понимания и доброжелательности тем более непростительно, что никто не писал об Англии с такой любовью, как Вашингтон Ирвинг, Эмерсон и Холмс.

Каждая из этих причин, личных или политических, сама по себе, возможно, и незначительна, но вкупе с остальными перерастает в масштабы уровня национальной безопасности.

Сейчас среди наших журналистов и общественных деятелей стало принято отзываться об Америке и американцах в самом дружественном тоне, что может возыметь эффект в будущем, если недавние неприятности не ухудшат положения дел. Лишь тот, кто побывал в Америке, способен почувствовать, сколько в этих людях «ангельской» доброты — если воспользоваться выражением месье Бурже. Трудно поверить, что они сохранят неприязнь к державе, народ которой настроен по отношению к ним дружественно. Но тень прошлого все еще разделяет нас, и наверняка пройдет немало времени, прежде чем мы устраним этот барьер. Тем временем, мне кажется, мы не должны упускать ни малейшей возможности, чтобы демонстрировать наши братские чувства пусть даже самыми незначительными практическими действиями. Можно спорить о художественной ценности Статуи Свободы Бартольди, но нет никаких сомнений в том, что как символ дружеских чувств французского народа она несет свет каждому судну, входящему в нью-йоркскую гавань. Возможности проявить расположение к американскому народу время от времени возникают и у нас. На одну из них я обращал внимание два года назад, когда на страницах «Тайме» предположил, что визит гвардейских оркестров в Чикаго способствовал бы укреплению дружбы между двумя народами. Тот шанс был упущен, но могут появиться и новые. Более всего мне хотелось бы, чтобы в Лондоне образовалось общество Англо-Американской дружбы с подразделениями во всех государствах Британской империи. Задачей его стало бы распространение духа доброжелательности, смягчение любых трений, знакомство широкой публики с литературой двух стран, которая сама по себе является сильным аргументом в пользу англо-американского союза, и так далее. Убежден, что создать такую организацию будет легко, и что она послужит достижению величайшей цели — укреплению дружбы между всеми англоговорящими странами.

Искренне Ваш,

Артур Конан-Дойл

Отель «Мена-Хаус», Каир, 30 декабря.

«Таймс»

10 ноября 1896 г.

Сэр! Позвольте нижайше просить Вас использовать все свое влияние, чтобы заступиться за злосчастную американку миссис Кастл, которую приговорили вчера к трем месяцам тюрьмы, признав виновной в краже. Даже не принимая во внимание данные медэкспертизы, совершенно невозможно себе представить, чтобы женщина такого общественного положения стала бы, находясь в здравом уме, красть совершенно одинаковые предметы в количестве двух-трех штук. В числе похищенного, если мне не изменяет память, были четыре решеточки для тостов. Среди вещей, упакованных в ее саквояже, обнаружились крошечные серебряные вещицы с гостиничной маркировкой.

Наверняка никто не станет оспаривать тот факт, что существуют по крайней мере некоторые основания для того, чтобы усомниться в способности этой женщины нести моральную ответственность за свои поступки. Так пусть же сомнения эти заставят нас быть чуть милостивее к той, чья принадлежность к слабому полу и положение гостьи нашей страны вдвойне требуют снисхождения. Эту женщину следовало бы препроводить не в тюрьму, а в приемную доктора.

Искренне Ваш,

А. Конан-Дойл

«Грейсвуд-Бичез», Хаслмир, 7 ноября.

«Сэтердей ревью»

2 января 1897 г.

Милостивый Государь!

Я вижу, в представлении о том, как выглядел денди начала этого века, мы с Максом Беербомом расходимся радикальным образом. Каждый имеет право включиться в спор, и если мой оппонент возжаждал составить собственное описание модника того времени, остается лишь пожелать ему заслуженного успеха.

Между тем, надеюсь, что Вы позволите мне обратить внимание Вашего читателя на некоторые исторические и социальные неточности, допущенные в этой его небольшой статье.

Мистер Беербом выказал по отношению ко мне особую суровость за то, что я не привел описание внешности Питта-сына. Я, однако, не видел в том ни малейшей необходимости, ведь младший Питт (если не считать упоминания о нем в одном из разговоров) в книге не фигурирует. Желая исправить мою оплошность, мистер Беербом приводит точное, как он утверждает, и всем хорошо известное описание, сделанное Теккереем. Действительно, описание Теккерея хорошо известно — всем, кроме, судя по всему, самого мистера Беербома, поскольку к человеку, о котором идет речь, оно не имеет никакого отношения.

• Предыдущая
• 6/16
• Следующая