Без права на подвиг (СИ) - Респов Андрей - Страница 44

— Учитель — немец? — едва заметный огонёк интереса проскочил в голосе офицера.

— Не совсем, господин обер-лейтенант! Он австриец, бывший барон. Был арестован НКВД перед войной и выслан в Казахскую ССР, — да простит мне Ольга Вревская эту вольность. Перекрестил её в мужика, да ещё и во врага народа. Но ложь должна быть максимально близка правде. Иначе такой зубр, как обер-лейтенант, заподозрит фальшь. Он и так её заподозрит. По определению своей службы. Но, по крайней мере, это будет объяснимая ложь.

— Хм, тогда понятен венский акцент. Неплохой немецкий… — и почти без перехода рявкнул: «Ты желаешь служить великой Германии!?»

— Так точно, господин обер-лейтенант!

— Ты, наверное, желаешь служить в полиции? Много твоих земляков доблестно проявили себя в борьбе с большевизмом и верно служат, обеспечивая порядок в военных лагерях, — а вот теперь осторожнее, Гавр! Чего-то слишком зазывно запел этот фриц. Ух, держите меня семеро!

— Господин, обер-лейтенант, я буду верно и ревностно служить великой Германии везде, куда направит меня командование и фюрер! Но я не льщу себя надеждой на слишком поспешное доверие. Я солдат. Я убивал немцев на фронте. Я исполнял приказы. Мне нужно заслужить доверие Германии и фюрера, а не получать его даром. Я приму любой ваше решение!

Я намеренно заменил слово «приказ» на «решение». С этого хлыща станется: заставит сейчас же на месте кого-нибудь расстрелять или замучить. Хотя вряд ли, это больше в духе СС…

Вот теперь интерес на лице офицера проявился уже не наигранный. Неужели мне удалось его хоть немного просчитать? Или на моё согласие идти в полицию мне бы устроили испытание, которого я не то, чтобы боюсь, но опасаюсь? Сунут в руки карабин и заставят стрелять в затылок кому-нибудь из пленных. Что бы поглядеть, что буду делать. А я, честно говоря, не знаю…

Не стоит исключать, что так и поступят. Я прямо взглянул в лицо обер-лейтенанта. Пауза несколько затянулась.

— Что ж, очень достойный ответ, солдат Теличко. Сейчас великой Германии и вермахту как никогда нужна поддержка на фронте и в тылу. А рабочих рук не хватает. Ты, несмотря на довольно небольшой рост, выглядишь вполне здоровым и выносливым. Твои руки нужны великой Германии, Петер! — офицер повернулся к писарю, — гефрайтер, определите Теличко в арбайткоманду в Зеештадт Крафтверк. Пусть доблестным трудом докажет преданность делу фюрера, — и уже небрежно кивнув мне, — успехов в Рейхе, солдат!

Бля…вот это я довыёживался. Даже писарь заржал конём.

— Что, зоотехник, потаскаешь уголёк для фюрера, — его издевательски-глумливая гримаса чуть не вывела меня из себя. Гефрайтер и не догадывался, что находится в нескольких секундах от своей смерти. Но тут я наткнулся на его трезвый и спокойный взгляд. А ведь этот мудак меня провоцирует! Да это же ещё одна проверочка. Ещё бы они разбрасывались кадрами со знанием немецкого! Что ж, я и в эту игру готов поиграть.

— Так точно, господин гефрайтер! Я буду рад быть полезным для Рейха. Хайль, Геринг!

— Распишись вот здесь и здесь. Обмакни подушечку большого пальца правой руки и отпечатай вот в этом квадрате. Держи! Этот жетон, повесь на шею и не снимай. Арбайткоманды строятся у второго барака. Там же и обед. Всё. Свободен! Следующий!

Я вернулся в шеренгу, держа в руках опознавательный жетон тёмного металла с выгравированным номером и выдавленной поперечной полосой, делящем его на две части. Надпись на жетоне гласила:

Натянув просохшую гимнастёрку и надев пилотку, я потянулся вместе с остальными прошедшими санобработку, регистрацию и медосмотр к видневшимся невдалеке крышам деревянных бараков. Рядом со вторым по счёту от колючей изгороди были установлены три полевые кухни, дымившие трубами, и грубо сколоченные из горбыля столы, на которых стопками были сложены какие-то кургузые сероватые кирпичи. Рядом паслись вездесущие полицаи, покрикивая на образующиеся из пленных длиннющие очереди.

— Не заваливай! Охолони! — неожиданно знакомый голос заставил всмотреться в стоявшего слева полицая в фуражке с красным околышем. Так совпало, что он тоже увидел меня, — Теличко! Живой? Мо-орда!

— Господин Вайда? И вам не хворать, — поклонился на всякий случай я, скидывая пилотку. Надо же, реабилитировали с-суку… Простили даже «побег» подчинённого.

— В рабочую команду? — поинтересовался полицай.

— Так точно.

— А чего к нам не попросился?

— Надо завоевать сначала доверие Рейха. Так обер-лейтенант сказал, — похоже, теперь у меня есть дурацкая, но вполне универсальная отмазка.

Полицай что-то сказал своему напарнику, кивнув в мою сторону и оставил свой пост у кухни, приблизившись к очереди, в которую я встал.

— Отойдём в сторонку, — дёрнул меня за рукав Вайда.

Я вопросительно уставился на полицая.

— Рыжьё есть? — пихнул меня вбок Вайда.

— Чего? — сыграл я в несознанку.

— Да не мельтеши, земляк! Я же знаю, что ты помародёрил у жмуриков. Того пана, что из Перемышля, Россоха, хай ему грець, поспрошал. Он и раскололся. Да ещё охранника ты тогда цепуру за воду отдал. Ну?

— Ну…есть пара вещиц. На чёрный день берёг, — деланно вздохнул я.

— Дело! — потёр заросший щетиной подбородок Вайда, — отдашь мне — сделаю так, что не загнёшься на добыче. Ты ж не стахановец? А арбайткоманды сейчас то на рудники, то в шахты отправляют. Я же с сопровождающим поделюсь, и он тебя сунет куда потеплее. Учётчиком там или ещё куда.

Рационализм предложения Вайды был понятен, но и расставаться безо всяких гарантий со стратегическим запасом я не собирался.

— Господин Вайда, а можно я вам вещичку дам, а с сопровождающим сведёте напрямую? С ним и рассчитаюсь.

— Не доверяешь?

— Да что вы? Вам — полностью, а вот тому человеку, что будет с нами — не особо.

— Что ж, справедливо. Давай свою цацку.

— Мне её ещё достать нужно, я кивнул на местный туалет, что представлял собой длинный вырытый ров в тридцати шагах от барака, на краю которого было прилажено длинное, грубо ошкуренное бревно.

— Ты что, его в заднице прячешь? — скривился Вайда.

Я красноречиво промолчал.

— Ладно, иди. Только потом вон у колодца отмой, — он указал на названное сооружение, примостившееся рядом с крайней полевой кухней и имевшее небольшой ворот, а также мятое ведро на ржавой цепи, которое я поначалу принял за колоду.

Пришлось терять свою очередь и ковылять к местному сортиру, чтобы незаметно распотрошить кубышку, тем более, что необходимо было пополнить запасы воды. Эх, дороги мои, дороги…

С обедом я почти пролетел, так как, несмотря на наличие фляги, черпальщик местного супа отказался в неё наливать картофельно-брюквенную бурду, сославшись на «недостаточную чистоту посуды». Лень было опустить флягу в жиденькое варево. Вот же, с-сука!

Пришлось довольствоваться пайкой от полуторакилограммовой буханки «хлеба для русских» — того самого серого кирпича, груды которого дожидались на деревянных столах вновь прибывших пленных.

Оказалось, что выдавали такую буханку одну на десять человек. Зато я познакомился со своей арбайткомандой, среди которой из моих новых знакомых оказался один из полицаев, что ходил под Вайдой. Звали его Грицко. Не сразу разобрал, имя это было или фамилия полицая.

Но именно его поставили над нами бригадиром. Ему-то и полагался бакшиш в виде золотой цепочки из моих запасов. Вайде же пришлось отдать одно из десятка обручальных колец, которыми отблагодарил меня ювелир.

Мешочек с остальным хабаром и рейхсмаркам снова занял своё место у меня рядом с…ну вы поняли.