Иного не желаю. Часть третья (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 16

Таис, конечно, несла полную ересь – моя наследница в любом случае стала бы сокровищем для стаи, даже если бы и родилась простой оборотницей. Но ведь факт не в этом.

А в том, что она боялась за нашего ребенка. И готова была пойти на что угодно, лишь бы обеспечить её счастливое будущее.

Пусть, она ведь предала меня вчера. Предала, по факту, трижды:

Позволила чужаку коснуться себя – это раз;

Выступила против меня на Совете – это два;

Согласилась на кесарево и, скорее всего, хотела отдать дочь Баю – это три.

Три долбанных предательства за один день.

Только вот…

… я усмехнулся, признавая за собой это: в глубине души, я не считал её действия за настоящее предательство.

И тогда я окончательно понял, почему во мне нет настоящей злости.  

«Она хотела как лучше».

Тая

Глядя в пустое распахнутое окно, я пыталась прийти в себя. Этьен… мне было страшно признаваться в этом самой себе, но в его словах была своя правда: со стороны всё происходящее выглядело совсем иначе.  

А не так, как было на самом деле.

Интересно, неужели и у моего отца были какие-то причины, которые если не извиняли его поведение, то хотя бы объясняли всю ту боль, что он причинил моей маме?

Горько усмехнувшись, я потянула на себя теплый плед. Окно мне закрывать почему-то не хотелось.

А можно ли вообще как-то объяснить жестокость мужчины к своей женщине?

Натан когда-то пытался меня убедить, что в наших с Этьеном бедах виновато моё детство: отец, который причинял маме как физическую, так и моральную боль просто потому, что не умел по другому любить; мама, которая так и не смогла пойти навстречу отцу и перешагнуть через своё отторжение к нему.

Навстречу, а?… после всего, что он с ней сотворил…

Этьен тоже только что сказал, если бы мы чаще проводили время вместе, ему бы не пришлось искать удовольствия у других.

Честно, между прочим.

Только всё равно больно.

Сжав зубы, чтобы не расплакаться в голос, я смотрела на лунный луч, бегущий по стене все равно что прожектор.

Слишком быстро, слишком неровно… слишком странно.

А затем будто эти самые лучи соткали человеческую фигуру… так, что уже через минуту, улыбаясь, на меня смотрела знакомая серебровласка.

— Вы… — ошарашено протянула я, чувствуя, как начинаю мелко дрожать.

Это была не Настя, не Аля … это была она — Луна Оборотней. Настоящая.

Женщина, улыбнувшись клыкастой улыбкой (от которой меня тут же бросило в дрожь), осторожно присела в кресло напротив меня.

— А здесь ведь не так уж и страшно, — оглядев спальню Этьена, пробормотала Луна Оборотней. – Правда, обстановку я бы всё же сменила… Но французы любят всё помпезное.

— А вы не француженка? – глупо спросила я, просто потому, что не представляла как вести себя в подобной ситуации. Это ведь Луна Оборотней – сверхъестественное существо, которое… которую…

—Не беспокойся, — снова сверкнула клыками моя посетительница. – Это наша последняя встреча…. по крайней мере, до грани.

Указав рукой на мой живот, она пояснила:

— Твоя дочь связывает нас. Я могу приходить только к ней… И к тебе, пока она внутри твоего тела.

Я замерла, не зная, как вести себя дальше.

А женщина хрипло рассмеялась.

— Когда-то давно, когда мы были не двуликими, в нас был мир… с тех пор прошло много столетий, но мои дети никак не обретут потерянное тогда.

Она с любопытством посмотрела на меня.

— Я могу провести тебя дорогами памяти, если ты этого хочешь.

Проведя нечеловеческими когтями по обивке кресла, Серебровласка задумчиво протянула:

— Здесь так давно не было счастья… А несчастья было хоть отбавляй.

Она подняла голову и пристально посмотрела на меня.

— Решай, Тая. Сегодня я пришла к тебе в последний раз.

Если честно, то в тот момент я не думала ни о чем таком… Просто в моём рациональном мышлении, воспринимавшем оборотней как продукт странной мутации, не укладывалось, что Серебровласка говорит «о дорогах памяти» в прямом смысле этого слова. Я наивно предполагала, что это всего лишь метафора для длинного, обстоятельного рассказа о прошлом — возможно, даже чего-то, что касалось моих родителей, ведь не просто же так Луна Оборотней появилась, когда я воспоминала о маме и отце.

Я была настолько вымотана, настолько морально иссушена своими страхами, что когда Серебровласка протянула руку, я тут же протянула свою в ответ, рассчитывая, что сегодня мне, наконец, объяснят, почему отец был настолько несдержан с матерью.

А мне показали совсем другую историю.

Тая

— Пожалуйста, надень кольцо на руку, — попросила Серебровласка, кивая в сторону обручального кольца Валуа.

Страшный, тяжелый перстень хищно сверкал изумрудным волчьим глазом в ночном сумраке комнаты.

Я замерла, не желая даже прикасаться к символу рода Валуа.

— Это обязательно? – жалобно спросила я, покосившись на Серебровласку. Та молча пожала плечами и также молча повела меня к двери.

Казалось, весь замок вымер.

Мы спустились по лестнице, вышли на улицу, постояли немного возле озера, а когда огромная багряная Луна сместилась почти к горизонту земли, вернулись обратно в замок Валуа.

Только теперь возле лестницы я заметила чуть приоткрытую дверь, откуда слышался возбужденный шёпот.

— Я прошу тебя, подожди ещё немного.

— Мадлен…

— Прошу, Патрик!

—Ты же понимаешь, что пока твоя метка активная, мы не сможем быть вместе. Всё напрасно… Я проклинаю тот день, когда бета прислал меня в Ангулем — когда я почувствовал на Луне своей стаи отголоски самого необыкновенного аромата на свете. К сожалению, не сам запах.

— Это всё Филипп, — всхлипнула женщина. – Его метка искажает мой запах. О, Патрик, как я сожалею теперь, что когда-то согласилась на связь по уговору.

— Ты могла подождать хотя бы до тридцати, — тихо вздохнул мужчина. – Альфа ведь не принуждал тебя.

— Не будь таким наивным, — фыркнула женщина. Её тон мгновенно изменился, и теперь в нем не было ничего скорбящего: одна лишь властность и пренебрежение. – Альфе не отказывают.

Мужчина тихо усмехнулся.

— Скажи прямо, что он купил тебя.

— А кто бы стал отказываться от власти, положения в обществе… от богатства, наконец? – Снова фыркнула женщина. А затем продолжила уже осторожным шёпотом, который больше напоминал шипение ядовитой змеи.

— Ты знаешь, сколько в нашей стае – всей стае целиком – истинных пар? Да их по пальцам можно пересчитать! И не надо меня винить в том, что вместо глупой романтичности я выбрала разумную расчетливость.

— Ты обменяла своё… нет, наше счастье на дорогие побрякушки, — вздохнул мужчина.

— Нет, Патрик, нет!

Дверца в комнату приоткрылась чуть шире, и я увидела красивую женщину, пытающуюся сейчас обнять черноволосого красавца.

— Всё ещё можно изменить! Ты понимаешь? Мы ещё можем быть счастливы – ты и я.

— Каким образом? — Пытаясь оцепить от себя женские руки, протянул мужчина. — Альфа не отпустит тебя, пока он жив… Быстрее умру я, чем он. Ты такой доли мне хочешь?

— Нет, Патрик! – заплакала женщина, пытаясь изо всех сил удержать вырывающегося мужчину. – Я придумаю… я найду способ! Мы – истинная пара. Мне не жить без тебя.

— Мадлен, ты его законная сука! – заскрежетал зубами мужчина. – Ты воняешь им, понимаешь?

—Это временно! – затараторила женщина, неистово кусая губы сопротивляющегося мужчины. – Союзы по уговору плохо скрепляют оборотней с их зверьми. Ты же знаешь, что даже обычным оборотням не всегда хватает этой связи, чтобы дожить до старости. Что уж говорить о вожаке. Филиппа неминуемо ждёт звериное сумасшествие. Вот увидишь, нам осталось недолго ждать. К тому же, я кое-что придумала, чтобы подтолкнуть его к краю.

Женщина игриво повела плечиком и чуть сдвинулась в сторону – только тогда я поняла, что она беременна.