Оранжерейный цветок (ЛП) - Ритчи Бекка - Страница 32

— Напомни, — говорит он.

Опускаю руку в мел, затем начинаю осматривать скалу, выстраивая в голове путь по каждой трещине, углублению, которые встретятся мне при восхождении.

— Первый раз восхождение на эту гору далось мне тяжким трудом и целым часом времени, — отвечаю я.

— А твоё последнее время восхождения?

Я хлопаю, отряхивая лишний мел с ладоней: — Шесть минут, тридцать восемь секунд.

Знаю, он сейчас улыбается. Мне даже не нужно его сейчас видеть.

— Увидимся наверху.

Мои губы приподнимаются в улыбке.

И я взбираюсь.

Я не засекал время — это на Салли, но поднимаясь, я чувствую себя совершенно иначе, чем когда я взбирался на эту скалу последний раз больше года назад. Я чувствую себя легче, свободнее. Сильнее.

Я почти у вершины, и для того, чтобы моя рука отдохнула, я просовываю ее в узкую, но достаточно глубокую щель. Я поддерживаю вес своего тела этим единственным захватом, пока тянусь к следующему выступу.

Я двигаюсь быстро и точно, не совершая просчетов, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание или обдумать другой путь. Я поднимаюсь, не сменяя своего курса.

Мои мышцы растягиваются каждый раз, когда я занимаю новую позицию. В данный момент я удерживаю вес своего тела на двух пальцах. Затем нахожу хорошую опору, чтобы перенести свой вес.

Бросаю пару раз взгляд вниз и ухмыляюсь. Я не боюсь высоты. И я также знаю, что если я упаду, то умру. Но люди не осознают, насколько я уверен в себе. Если бы я не был на такое способен, я бы не лез.

— О боже мой! У него нет веревки! — слышу женский крик. Он становится ещё четче, когда я приближаюсь к вершине. Она стоит в шлеме рядом со своим инструктором — он помогает ей сойти по маршруту со страховкой.

— Я знаю, — отвечает ей Салли, все еще сидя на краю скалы. — Это мой друг, — его растрепанные волосы скрывают улыбку во все зубы.

— Сумасшедший, — говорит другой мужчина.

— Он профи, — отвечает им инструктор. — Но мы также не советуем заниматься свободным восхождением без страховки.

Самая легкая часть восхождения — последние 3 метра. Мои мышцы почти не болят. Во мне осталась куча энергии, и этот факт укрепляет мою гребаную уверенность в том, что мне удастся добиться поставленных целей в Йосемити.

Я подтягиваю своё тело к выступу, где сидит Салли. Люди позади просто таращатся на меня, но я стараюсь не смотреть им прямо в глаза на случай, если они следят за новостями о звездах, реалити-шоу и прочем дерьме. Эти люди собираются в одну группу и держатся на расстоянии от нас.

Я поворачиваюсь к Салли, который стоит с хитрой улыбкой на лице.

— Чего? — спрашиваю я.

И тут он расстегивает свой рюкзак и достает купленный торт, вся глазурь размазалась по пластиковой крышке.

— Тут было написано «Залезь на чертовку», — он открывает крышку и тыкает пальцем в глазурь. — Да уж, теперь это превратилось в «Лезь чёрт», — он ухмыляется. — Так даже лучше.

Сложно шутить, когда тебя переполняют неизвестные эмоции. Я сжимаю его плечо.

Салли хлопает меня по спине и кивает в сторону торта.

— Эта половина моя, между прочим. Забирай половину с чертом, — он делит торт пополам пластиковой вилкой.

Какое-то время мы едим молча, наслаждаясь видом на карьер. Слышно, как какой-то парень кричит от страха и возбуждения, когда он совершает прыжок с одного из утесов, плюхаясь прямо в воду.

После долгого молчания Салли мне говорит: — Ты так и не спросил про время.

Я знаю, что оно короче. Я это понял, когда мне оставалось 12 метров до вершины.

— Шесть минут ровно? — спрашиваю я.

Он качает головой, улыбаясь при этом: — Пять сорок.

— Чёрт.

Это охренительный результат. Я смотрю на вершины деревьев. Мой прогресс, весь мой путь — от любопытного шестилетнего ребенка, озорного подростка до зрелого молодого человека с твердым характером — все это промелькнуло у меня перед глазами. Думаю, Салли этого и добивался.

— Так, возможно ты задаешься вопросом почему же Салли заставил меня забраться на вершину этого утеса и подает мне торт?

— Не особо, — отвечаю я.

Он улыбается: — Если не обращать внимание на твоё сквернословие и пугающий сердитый взгляд, ты, наверное, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. А я был рядом с тобой целых двадцать пять лет, — смеется Салли. — Для альпинистов это чертовски долгий срок. Я уже приблизился к середине своей жизни.

Я хватаю его бутылку и делаю глоток воды. Затем вытираю капли футболкой.

— Я добр к тебе лишь потому, что ты носишь мое снаряжение, когда мы взбираемся вместе. Ну и еще ты взбираешься первым. Так что если я тебя разозлю, ты развернешься и перережешь мою веревку нахрен.

Салли фыркает: — Верно. Но я не верю ни единому твоему слову.

— Почему? — серьезно спрашиваю я. — Это ты оберегаешь меня от гребаного падения.

— Ага, уверен, что я единственный занимаю эту позицию. Вне зависимости — взбираешься ли ты на гору или нет. Я знаю, ты прошел через кучу дерьма со своим братом, но ты все еще находишь время для других людей и этого вида спорта, — мой друг имеет в виду, что я могу найти время и для встречи с ним.

Я киваю.

— Да, — говорю я, не зная, что ещё на это ответить.

— Помню тот день, мы были в Ланкастере, когда ты рассказал мне, что у тебя есть брат, — он качает головой. — Кажется, это было так давно.

Мой взгляд мрачнеет при воспоминании того дня. Тогда я был чертовски зол, чтобы взбираться на гору. Но в то же время, именно в этот день я открылся Салли и рассказал о своей семье. Мой рассказ был совсем не любезным. Я кричал, я орал. И мой друг из летнего лагеря — единственный, кто услышал боль в моем голосе.

— Я называл его гребаным ублюдком.

Салли бросает на меня взгляд: — Тебе было всего пятнадцать. Ты был очень зол, — он пожимает плечами, словно в этом нет ничего плохого. — Имеет значение лишь то, что ты делаешь сейчас. Совершать ошибки и потом их исправлять — в этом и заключается жизнь.

— Сал, если мы совершим ошибку на горе, мы умрем.

— Я тут метафорами сыплю, а ты воспринимаешь все буквально и говоришь такие вещи в лоб, — он качает головой и смотрит на меня с притворным неодобрением. И тут он поднимает торт, делая вид, что собирается размазать его мне по лицу. И вот так просто мы переключаемся со сложной темы. Наша дружба — самые легкие отношения из всех.

— Только попробуй, Салли, и я сброшу тебя с этой чертовой скалы, — мы сидим на краю, так что если мы начнем бороться друг с другом, мы быстро упадем.

— Я собирался просто предложить взять этот кусок для Дэйзи, — он снова макает палец в глазурь и слизывает ее. — Никогда в жизни не видел девушку, которая просто тает при виде торта.

Как-то раз я взял Дэйзи с собой в зал, чтобы научить ее скалолазанию. Салли тоже был там, подрабатывая инструктором для двух десятилеток. Я бы никогда не смог работать полный рабочий день, как он. Я слишком грубо отвечаю, когда люди не выкладываются на все сто гребаных процентов, что в целом не должно вызывать удивления. После своей смены Салли пошел с нами в кафе, где Дэйзи съела целых три куска шоколадного торта.

— Она сейчас не в Филадельфии, — говорю я ему. Он не следит за новостями и сплетнями, поэтому не знает, что она уехала на Неделю моды. — Дэйзи не ела сладкое практически весь месяц. Она бы пустила слюнки, если бы ты помахал тортом перед ее лицом.

— Оуу, — отвечает он. — Бедная девочка. А где она?

— На показе в Париже.

Салли свистит в ответ.

— Она всегда занята, правда? — он бросает на меня ещё один взгляд, в этот раз улыбка заполняет все его лицо.

— Чего? — огрызаюсь я.

Он пожимает плечами: — Между вами что-то есть. Не такое милое, как у нас с Хайди, но знаешь, и у вас такое будет.

— Ничего между нами нет, — отвечаю я.