Ц - 9 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 19

Маленький поселок, куда завезли западных «туристов», тоже не блистал достопримечательностями, если не считать штаба 6-го оперативного района ПВО «Северо-Восток». Глушь.

А на севере — «великий, могучий Советский Союз», его республика Туркмения...

«Моя родина», — усмехнулся Чак Гоустбир, он же Ашир Таганов.

Приблизился Мануэль, протянул начатую пачку «Лаки Страйк».

Индеец кивнул, вытягивая сигарету.

— Возьми про запас, — сказал Фуэнтес, закуривая, — все равно выбрасывать — на той стороне такие не курят.

— Ты прав, — и Чак выгреб еще парочку сигаретин. — Ждем темноты?

— Угу… — Мануэль затянулся, вбирая щеки. — Нашу машину перенесут по воздуху, — он рукой описал дугу. — Уно, дос, трес — и мы на месте! Так что никаких погонь и перестрелок с пограничниками… Mierda! Холодина какая!

— Плюс семь тепла! — развалистой походкой приблизился Франсуа Пиньон, то ли француз, то ли канадец из Квебека. — «Чинук» уже вылетел, — сообщил он. — Тащит грузовичок с буровой…

— Советский хоть? — спросил Фуэнтес.

— А как же… Угостишь?

Мануэль выдал ему сигарету, Чак щелкнул зажигалкой. Кивнув, Пиньон вобрал в себя ароматный дым, и медленно выпустил, словно раскуривая трубку мира.

— «ЗиЛ-131», я узнавал. Таких там много…

Призрак Медведя поднял голову к небу. Мануэль прав, похолодало. Закат давно отгорел, и сумеречная синева всё пуще мешалась с чернотой ночи. А вон и первые звезды…

Из темноты доплыл свиристящий рокот.

— Летит!

— Готовимся! — разнесся зычный бас Клегга.

Неясной тенью во тьме налетел тяжелый вертолет — под брюхом у него висел на внешней подвеске грузовик с буровой вышкой.

Опадающий воздух ощутимо давил, а грохот лопастей заглушал все звуки. Маленький, шустрый имам в белой чалме забегал вокруг, визгливо вознося славу Аллаху, и пропал.

Фонари вычленили из мрака плавно покачивавшийся на тросах «ЗиЛ». Призрак Медведя прибавил ходу, и едва не вмазался в задний борт, помеченный белым номером — грузовик висел в паре футов от пылившей земли, грузно поворачиваясь туда-сюда, как стрелка исполинского компаса.

Подтянувшись, Чак перевалился в кузов, цепляясь за решетчатую мачту, и не услышал, а угадал зов Мануэля. Ухватил протянутую руку, втащил Фуэнтеса...

Мензис нервно прошелся лучом, пересчитывая отряд, и покрутил фонарем над головой.

— Выдвигаемся!

Турбины взревели. Похожий на вагон «Чинук» потянул к границе, стараясь держаться пониже.

— Сейчас как грохнет нас о вершину холма! — индеец еле различил голос Жослена.

Долго ли, коротко ли болтало «суперагентов», но вот геликоптер завис, и бережно опустил груз. «ЗиЛ» качнулся, опершись о твердь.

— Сбрасываем стропы! Живо!

— Всё!

Плавно развернувшись, «Чинук» поспешил обратно, унося с собой тугой воздухопад и неумолчный рев. Навалилась тишина, и каждый шорох казался громким.

— С прибытием! — хмыкнул Фуэнтес.

Провернулся, заводясь, двигатель, и грузовик мерно зарычал. Мрачным накалом мигнули стопы — «ЗиЛ» сдавал назад.

— Харэ! — по-русски крикнул Джерри Чанг, дитя любви бравого морпеха из Техаса и китаянки. — Вперед!

— Все на месте?

— Да тут мы… Газуй!

Чак присел у кабины на брезентовый тюк, и ухватился за борт — вряд ли в отрогах Копетдага их ждет асфальт…

«ЗиЛ» взревел, и покатил, лязгая штангами. Свет фар подпрыгивал, лучами нашаривая путь между холмов и осыпей.

«Вышли на тропу войны», — подумал Призрак Медведя, и разрешил себе усмехнуться. Все равно ж никому не видно…

Воскресенье, 23 декабря. Утро

Московская область, объект «В», п/я 1410

Наконец-то я выспался! Как залег вчера в одиннадцать, ровно за час до полуночи, так и встал в девять утра. Ну, не совсем так, чтобы встал… Минут двадцать повалялся. То задремлю, то застону, потягиваясь…

Ленка хихикает, да и ладно. Не всё же время брутального мачо изображать. Дайте человеку отдохнуть нормально!

Я даже в душ не полез — умылся холодной водой, и хватит с вас. Кого — вас? А вообще — их всех! Будут приставать, и бриться перестану. Отращу бороду, как у Энгельса. Хотя нет, бороденка из меня полезет куцая, буду на Иисусика похож…

А вот от завтрака отказываться не стал.

— Спасибо, Ленусик! — с чувством сказал я, взвешивая здоровенный бутерброд, выложенный колечками «Краковской».

— Кушай, кушай… — добродушно отозвалась Браилова. Подняв руки, она укладывала прическу, открывая нежную шею. Футболка натягивалась, облегая груди, и соски задорно топорщились. — И не смотри так!

— Как — так? — я заварил себе свежего чаю, и ждал, пока тот остынет.

— Облизываясь!

— Мой взор устремлен на бутерброд! — соврал я.

— Ага, так я тебе и поверила! — фыркнула Лена, закалывая волосы.

— Нет, ну ты же сама говорила, что тебе приятно, когда я… хм… любуюсь!

— Говорила… А ответная реакция?

Она приблизилась, и наклонилась, маняще выгибаясь. Ее руки легли на спинку дивана за моими плечами, и я уловил волнующий, теплый аромат женского тела. Хочешь — целуй, хочешь — лови ладонями тугие округлости… Томительная дрожь пробрала меня сверху донизу.

— Понял? — мурлыкнула Лена довольно.

Оттолкнувшись (груди качнулись, подпрыгивая мячиками), девушка выпрямилась, и застегнула выглаженный белый халат.

— Из-за тебя у меня чай остыл! — высказал я свой упрек.

Браилова рассмеялась.

— Миша, я давно поняла, за что тебя девушки любят! С тобой всегда хорошо! Легко и приятно. Просто! И… свободно, что ли? Ты заботишься о подругах как-то очень естественно, на уровне безусловного рефлекса, и не ждешь в ответ даже улыбки. Если мне придет в голову позагорать без… э-э… без галантерейных изделий, ты минут пять будешь… хм… любоваться. А потом обязательно предложишь намазать кремом спинку!

— И спинку, и… — подхватил я с энтузиазмом. — Мало ли… А то сгоришь еще. И насчет галантерейных изделий ты совершенно права. Терпеть не могу розовых полосок от лямок на загорелой коже! Они оскорбляют мое чувство прекрасного…

— Пей свой чай, — ласково сказала Леночка. — В термосе — горячий.

Проходя коридором, я улыбался. Позавчера коллектив дружно строил планы на выходные. И лыжню они проложат по запретке, будут круги нарезать вокруг института, и шашлычок организуют, и чуть ли не оргию устроят. Ага…

Нет, Почкин с Малеевой проторили-таки лыжню — и разбежались по лабораториям. «Так, а чем же еще заниматься-то?» — оправдывалась Галка. А Данила стесненно хихикал: «Да ты понимаешь, старик, работать интереснее!»

Да понимаю, чего там… Сам такой, хоть и проваландался всё утро. А потом пришел Киврин, и угостил нас с Леной китайской наливкой. «Черри бренди» называется. Не знаю уж, сколько в бутылке того бренди, а вот черри хватало — напиток аж загустел от хмельного вишневого соку.

— Вкусненько! — оценила Браилова, облизывая губы. — И не мутит сознание. Терпеть не могу, когда «торкает»!

— Так в этом же весь смысл пьянства! — донес до нее суть Володя. — А-а! Никудышний с тебя алкоголик! Миш… — он твердой рукой долил нам «вишневого коньячку». — Я вчера с Корнеевым говорил… Витёк всё радовался, что на Западе ни бум-бум о том… Ну, что камера стала хронокамерой! Говорит, мы тут оторваны от мира, как в детективе Агаты Кристи…

— Сам никак не нарадуюсь, — проворчал я, смакуя. — Хотя, по правде сказать, меня другое беспокоит. Ведь цэрэушники не зря всю эту суету развели вокруг объекта. Никакой информации о тахионном ускорителе в общем доступе нет, всё засекречено наглухо. Следовательно, кто-то выдал секрет! Вопрос: кто? Я, помню, когда мы год назад толковали о тахионах с Дим Димычем, он приказал мне все стереть с доски, чтобы кто-нибудь не увидел.

Так что, и за него, и за себя я ручаюсь. Надя ничего особенного не могла рассказать, да и убили ее уже в ходе всех этих шпионских плясок…