Еще более дикий Запад (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 47

— Замечательно.

Меня даже за щеку ущипнули.

Идиот.

— Он проникнется к тебе любовью.

Я думаю, после хорошей дозы приворотного любовью можно не то, что ко мне, к козе проникнуться. Сказывали, был у нас в городе один умелец, который то ли перепутал что, то ли решил на досуге сам помагичить. В общем, тоже.

Проникся.

Хотя и не к козе, а к кобыле, но та не оценила.

— Однако, Милисента, это еще не все. Ты ведь помнишь, что замужем.

Своевременно он спохватился. К замужней женщине проникаться любовью как-то неправильно, что ли?

— И нужно разрешить это затруднение.

Киваю.

— К сожалению, нам не удалось найти твоего мужа. Однако мы полагаем, что он сам появится.

Полагают они.

Я так почти уверена, что появится, если не муж, то Эдди, а скорее всего вдвоем. Вот весело-то будет…

— Поэтому ты должна быть очень и очень внимательна. Твой муж, вероятно, использует чары или маску, или и то, и другое.

Конечно. Он ведь не полный дурак.

— И опознать его так сразу не выйдет. Но ты ведь узнаешь его, верно?

Надеюсь.

— Узнаешь и покажешь нам.

— Как?

— Вот, — на ладони Змееныша появился маленький голубой цветок. Незабудка, вроде. Хотя я в цветах совершенно не разбираюсь. — Отдай это ему. Скажи, что тебе удалось переговорить с Августой.

Та безмятежно улыбалась.

— И она желала бы оставить наш дом. Что ей известно, как выйти отсюда. И что нужно лишь дождаться, когда она сможет покинуть торжество.

И ждать лучше где-нибудь в тихом месте, где меня быстро и безболезненно сделают вдовой, чтобы вручить после очередному несчастному.

Но киваю.

Цветок из металла, похож на обломок то ли броши, то ли подвески. Но силы в нем не ощущаю. Зелье? Отрава? Еще что-то?

Хрен его знает.

Но киваю.

— Вот и умница. Смотри, Милисента, я на тебя надеюсь! — он распрямился и венец, слегка сбившийся набок, поправил. — Мы все на тебя надеемся!

Главное, в конец не обнадейтесь.

— Иди, — сказал Змееныш.

И я пошла. Слегка покачиваясь, потому что от чужой силы в голове шумело, сдерживая желание почесаться и другое — прибить ублюдка.

Рано.

Терпение, Милли, терпение.

Беда лишь в том, что терпением я никогда-то не отличалась.

У дома стоял огромный механомобиль угольно-черного цвета. Длинный нос, сияющие хромом патрубки, что вились змеями, пара труб.

Широкие колеса.

И обтянутые бархатом кресла, установленные в ряд.

— Отец как-то озаботился транспортом, — сказал Странник, словно извиняясь за это чудовище, что пыхало паром и грохотало. — На големах не всегда удобно, а лошади здесь не выживают.

Он набросил пропитанный алхимическим составом халат.

— Прошу, присаживайтесь.

Чарльз не заставил себя уговаривать.

Пахло внутри деревом, огнем и алхимией. Эдди забирался осторожно, явно опасаясь разломать что-либо, но внутри оказалось довольно просторно.

Странник нацепил очки.

— Поехали, — сказал он, трогаясь с места.

Мобиль взревел, пыхнул огнем и паром. Чарльз ощутил, как заклубились, завихрились силовые потоки, расползаясь по жилам рун.

Интересная штука.

— Чертежи сохранились? — поинтересовался он, вцепившись в цилиндр обеими руками.

— Что? А… да, где-то есть… отец думал, что заинтересует многих, но здесь и ездить особо некуда… то есть, те, кто могут позволить себе такой мобиль, предпочитают големов, а прочим он не по карману.

Мобиль катил мягко.

Улицы сменялись улицами. И тревога росла.

А если они опоздали? Если случилось что-то… что-то непоправимое. С Милисентой. Чарльз себе в жизни не простит.

— Обсядь, — сказал Эдди, вытащив из нагрудного кармана знакомую косточку, которую он вертел в руках. — Все нормально.

— Откуда ты знаешь?

— Башня ведь цела, — он пожал плечами. — Поверь, если б этот урод решил тронуть Милли, мы бы услышали.

Помолчал и добавил.

— Весь город услышал бы.

Это… не успокаивало. Совершенно.

Меж тем узкая кривая улица вдруг выпрямилась и раскинулась, потеснив прижавшиеся к ней дома. Да и те преобразились, сделавшись чище да аккуратнее. Вот и вовсе появилась в них некая претензия на архитектурный стиль.

Портики.

Пилоны. Колонны. Что там еще положено? На этих улочках и дымом пахло меньше, или Чарльз уже привыкать начал? Главное, света здесь хватало.

Сияли окна домов. Светились фонари на железных столбах. И свет их падал на мостовую. А впереди показались башни.

— Верхний город, — крикнул Странник, ворочая рычагами. И механомобиль замедлил ход. Подумалось, что игрушка-то довольно заметная, и многие знали, кому она принадлежала.

А еще, что Странник не мог этого не понимать.

И выбрал…

Почему?

— Его еще Белым называют. Когда начинали строить, то оказалось, что местный камень добывать непросто. Здешние горы не любили ни магии, ни взрывчатки, вот и пришлось возить. А поблизости из каменоломен только силезский песчаник. Он белый.

Не совсем, скорее уж молочного оттенка, теплого, мягкого. И дома, сложенные из него, кажутся размытыми, как на старой акварели. Механомобиль замедляет ход, останавливаясь перед воротами.

— Дальше лучше пешком, — Странник сбросил и очки, и халат, вытащил цилиндр, с которого смахнул пыль. — Вы идите, по дороге и прямо.

— А ты?

— А у меня дела еще. Надо к другу заглянуть. Не волнуйтесь, я появлюсь в свое время.

Эдди хмыкнул, и не понять было, что он думает по поводу сказанного. Вот он повел тяжелой головой вправо и влево.

— Идите, здесь сложно заблудится. Изначально город строился по плану. Это уже потом, когда сам стал прирастать, то и пошло, кто и во что горазд. Надо было бы перестроить, но слишком многих это бы задело. Вон, — Странник указал вперед. — Самая большая башня. Это Башня Мастера-Основателя. Дядюшка говорит, что тот был на редкость самолюбивым засранцем.

Башня высилась впереди. Она казалась огромной и неуклюжей, чересчур уж толстой, а еще слегка наклонившейся вправо. Над башней висела луна, словно желая подсветить эту белую громадину. Ну да, вдруг кто-то не увидит.

— Её возвели первые механомы, без участия магии, что на то время само по себе поражало, — Эта башня воплощала в себе саму идею великого мира, который возможен, если не вовсе без магии, то с малым её участием.

Только с миром как-то не сложилось.

— Идем, что ли? — произнес Эдди, разглядывая башню. — Здесь мне еще бывать не случалось.

Дорога.

Широкая. Дома. И на сей раз укрытые за оградой. Пара дерев, что казались чужаками. И люди. Сперва их было не так и много, но чем ближе подходили к башне, тем больше их появлялось.

Фраки.

Цилиндры. И маски. Чарльз вдруг осознал, что ничем-то не выделяется среди них. Это, наверное, хорошо, но не отпускало чувство категоричной неправильности происходящего.

Все эти мужчины… они и вправду пришли сюда, чтобы найти жену?

Чушь какая.

Там, в столице, никто не спешил с женитьбой. Напротив, всеми силами стремились избежать её. А здесь очередь. В прямом смысле слова. Вытянулась черная вереница по лестнице. Лестница старая, с высокими неровными ступенями, а главное, охраняют её до боли знакомые львы — точная копия тех, императорских, которые уже не одно столетие охраняют покой дворца.

И в этом вновь же чудится насмешка.

Эдди идет первым.

Билет ложится на поднос, чтобы исчезнуть. Магическая проверка подлинности? И не жаль силы. Выходит, что не жаль. Собственный Чарльза, выписанный на имя некоего Вильгельма де Бри, тоже вспыхивает, прежде чем рассыпаться пеплом.

Внутри сумрачно.

— Мы рады гостям, — их встречает женщина в темном строгом платье. Её лицо скрывает полумаска, и Чарльз видит лишь белые ровные зубы. — Прошу вас помнить о правилах. Человек, их нарушивший, навсегда лишиться своего шанса.