Гросс (СИ) - Перунов Антон - Страница 28

А вот Виктор, несмотря на всю его легкомысленность, оказывается, помнил альма-матер и искренне желал помочь ее обитателям.

— Надо только узнать, цел ли он? — ответил Колычев. — Война все-таки…

— Тем более! — горячо отозвался Витька.

Человек, прослуживший всю жизнь в армии, может уйти в отставку, но вот армия никогда его не бросит, как ни старайся. И сегодня дядька Игнат лишний раз получил возможность в этом убедиться. Началось, впрочем, все как обычно. Встал он по въевшейся за годы службы под кожу привычке за полчаса до подъема. Быстро проведя мыльно-рыльные процедуры, надел выглаженную с вечера форму и начищенные сапоги, стянул китель ремнем и вышел во двор.

Караулов, никто, к сожалению, не нес, так что проверять было некого. Двор и прилегающая к дому территория содержались в безукоризненном порядке. Даже в гараже, где частенько что-то мастерил Ким, вчера никто не успел насвинячить. Работа, впрочем, все равно нашлась. Дрова хоть и наколоты, сами себя на кухню не принесут. Водопровода опять же нет, ну и вообще…

— Ну чего ты, Игнат Тимофеевич, опять спозаранку расшумелся? — позевывая, спросил повар Михалыч.

— Это чтобы ты не спал, а завтрак личному составу готовил! — огрызнулся бывший абордажник.

— Тьфу на тебя!

— Но-но! — строго посмотрел на «штатского» Вахрамеев.

— Лучше щепы для растопки наколол бы, — продолжал бурчать кок.

В принципе он был прав. На завтрак у них традиционно полагался по летной норме чай, вареные вкрутую яйца, хлеб с маслом и шоколад. «Куриные фрукты», как шутил служивший когда-то не то в ресторане, не то на кухне у какого-то аристократа повар, сварены с вечера. Так что оставалось лишь поставить самовар. За этим занятием их и застал курсант Романов.

— Игнат Тимофеевич, вас к телефону, — доложил он.

— Чего? — удивился отставник, которому позвонить мог разве что Колычев, но он сегодня ночевал дома. — Интересно, кому это я понадобился?

— Не могу знать.

— А должон! На что тебе язык даден, стажер? Спросил бы, чего да как, чем меня дергать почем зря…

— Виноват, исправлюсь.

— Виноватых бьют, — пробурчал старый абордажник, поднимая трубку.

— У аппарата.

— Вахрамеев Игнат Тимофеевич? — прогундосил в динамике чей-то незнакомый голос.

— Он самый.

— Меня зовут Горелин Олег Петрович. Присяжный поверенный. Я беспокою вас от лица господ Шишкина Михаила Фомича и Белова Павла Трифоновича. Вам знакомы эти люди? Они утверждают, что служили под вашим началом на фрегате «Паллада».

— Так точно, ваше благородие. Было такое. А по какому такому случаю я им понадобился? Сколько лет ни слуху, ни духу, и тут на тебе…

— Дело в том, что они обвиняются в нападении и побоях купцов второй гильдии Каца и Мациевича с приказчиками.

— Ишь ты! И много приказчиков было?

— Семеро.

— Понятно. А за дело хоть били?

— Этого я пока не знаю, — немного растерялся на другом конце провода адвокат, но тут же пришел в себя и продолжил. — Извольте видеть, пострадавшим нанесены увечья: вывихи, переломы, выбитые зубы и сотрясение мозга.

— Эва… — крякнул Игнат недовольно…, — покуражились бойцы всласть… Ну, рука у Белова всегда была тяжелая, разве что мне и уступал, лось стоялый… А Шишкин и вовсе медведь. В каждом поболе шести пудов и в прежние времена имелось. Что ж эти купцы глаз не имели, что с этакими обломами в драку ввязались?

— Заявители говорят, что матросы напали на них с целью отнять имущество, то есть для грабежа.

— И что, отняли?

— Нет, потерпевшие утверждают, что смогли отстоять денежные средства и прочие ценности…

— Это как? Все биты, руки-ноги поломаты, а кошельки при них остались? А что дальше было?

— Прибыл наряд полиции и задержал господ Белова и Шишкина. Сопротивления они не оказали.

— Это опять как? Чудны дела твои, Господи… Что, ранены были или без сознания валялись?

— Нет, добровольно сдались в руки стражей порядка.

— Тьфу ты. Ни черта не понимаю. Так какого, прости Господи, лешего, вам от меня надобно?

— Я назначен судом защищать интересы господ Белова и Шишкина. Звоню вам по их поручению. Они просят вас, как своего бывшего командира, помочь им для выхода на поруки или внесения залога.

— А откуда они про меня узнали?

— В газетах увидели статью. О господине Колычеве недавно писали в прессе. Я и сам с удовольствием прочел этот материал… Там и вы неоднократно упомянуты. Вот они и вспомнили.

— Понятно, а от меня-то что требуется?

— Вы могли бы сегодня подъехать к зданию первого участка Московской части полиции? Там мои подзащитные содержатся до предъявления обвинения.

— Чего ж не подъехать, подъеду.

— Очень хорошо. Тогда я вас жду на месте и выпишу вам пропуск. Подойдете к дежурному городовому, предъявите документы, и он вас проводит.

— Знать бы еще, где эта часть и отчего она московская, коли дело в Петербурге? — пробурчал Вахрамеев, прикидывая, как доложить о происшествии командиру.

Хочешь не хочешь, придется будить, а ведь они с этим Ибрагимом липовым всю ночь на какими-то хреновинами мудровали. Твою ж налево, как оно все не вовремя…

— Что-то случилось? — вопросительно посмотрел на него Романов.

— Ты что тут уши греешь?! — вспылил дядька Игнат, но материться не стал. Некогда было.

— В полицию надо, в Московскую, чтоб ей три раза через бушприт, полицейскую часть! — нехотя ответил он.

— Я знаю, где это.

— И чего мне с твоего знания? Как туда добраться-то?

— Ну, если на автомобиле…

— Ты, что ли, совсем дурачок у нас! На каком еще автомобиле?

— Да хоть на опеле.

— На нем только сам капитан ездит, да еще Таньку иногда пускает…

— Я могу. Мне Мартемьян сказал, что в случае крайней необходимости можно…

— Снова-здорова! Сколь раз говорено, Мартемьян он тебе, когда в ближайшую деревню по девкам пойдете. Да и то вряд ли, барышня Зимина за такие фокусы враз все причиндалы оборвет вам обоим!

— Разрешение капитана имеется! — поправился Николай.

— Семь бед — один ответ! — махнул рукой старый служака. — Заводи!

— Глаза под лоб? — весело хохотнул успевший выучить несколько шуток своих новых товарищей пилот-стажер.

— Поумничай мне еще, — беззлобно усмехнулся в ответ дядька Игнат. — Без году неделю служит, а туда же…

Без происшествий добравшись до места, тяжко вздыхающий Вахрамеев выбрался из автомобиля и одернул форменный китель.

— Сходить с вами? — предложил курсант.

— Без сопливых разберемся, — отказался старый служака. — Разве тебя можно порядочным людям показывать? Форма толком не глажена, ботинки не чищены, разгильдяй, да и только. Сиди тут, «Опель» охраняй. Авось, несильно опозоримся.

— Я чистил, — возразил для порядка Коля, но Вахрамеев не стал его слушать.

Жизнь цесаревича в последние несколько дней совершенно переменилась. Скованный еще совсем недавно тысячей условностей и запретов он вдруг получил, хоть и довольно относительную, но свободу. А какие люди его окружали? Иной раз казалось, что им вообще нет дела до статуса их нового товарища. Таня, такая скромная и приветливая в обычной жизни, во всем, что касалось авиации и службы, становилась бескомпромиссно требовательным, жестким наставником и инструктором.

Виктор, напротив, оказался изрядным разгильдяем, но при этом хорошим другом. А дядька Игнат — это вообще было нечто. В этом упрямо не желающем стареть балагуре и весельчаке причудливо сочетались свойственная большинству армейских бурбонов грубость с невероятной находчивостью. И еще весьма своеобразное чувство юмора. Впрочем, последнее было свойственно всем членам экипажа «Ночной Птицы», включая обычно молчаливого и отстраненного артефактора-бортинженера со странным для японца именем Ибрагим.

Горелин Олег Петрович оказался очень юным, с ярким румянцем и едва намеченным темным пушком над верхней губой. Впрочем, мундир на нем сидел отлично и пошит был явно умелой рукой и из отменной ткани.