Вик Разрушитель 4 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 9

— Хорошо, — призадумалась дама и пристально вгляделась в меня, словно пыталась найти какой-то подвох в неожиданном появлении еще вчера считавшегося сиротой молодого человека, да еще в статусе княжича. — Какие-нибудь вопросы, пожелания?

— Возможно, в процессе обучения они возникнут, — я пожал плечами, — но сейчас мне все понятно. А! Насчет свитских хотел узнать. Ведь у многих княжичей, насколько мне известно, есть обязательное сопровождение…

— С шестнадцати лет, — прервала меня Павленко, улыбаясь. — То есть со следующего года вы имеете право на двух свитских, которые вместе с вами будут посещать занятия сообразно своему возрасту. Обычно это одногодки, чтобы проходить одну программу обучения.

— Так вот почему по два-три класса, — дошло до меня.

— Именно так, — кивнула замдиректора. — Потоки получаются большими, приходится их разбивать. Но хочу заметить, что обременение себя свитскими — не обязательная процедура. Многие наши ученики скромные, да и не приветствуется подобная демонстрация ненавязчивого превосходства. Вне стен лицея пожалуйста, окружайте себя таким количеством слуг, коим позволить можете.

— Теперь ясно, — облегченно вздыхаю. Признаюсь, я всячески обдумывал, как мне быть, если придется обзаводиться свитой. Любой княжич из родовой аристократии, по негласному положению, как бы обязан демонстрировать свою значимость. А где мне найти свиту? Отца просить, чтобы он прислал мне парочку ребят из клана Мамоновых? Думаю, не отказал бы в просьбе сыну, но обязательно бы подшутил. Так и представляю, как появляюсь в лицее в сопровождении двух круглолицых, с узким разрезом глаз и характерной антропометрией ребят — младших сыновей якутских тойонов. Весь лицей хохотать будет… До первой крови. Молодежь клана Мамоновых — это серьезные бойцы, а не изнеженные столичной жизнью бояричи. И насмешек не понимают.

— До конца урока осталось двадцать минут, — посмотрела на часы замдиректора. — Посиди в приемной. Я позже вызову Федора Еремеевича, он отведет тебя в класс и познакомит с ребятами.

Осталось только попрощаться и выйти. Скромно сев на диванчике, стал слушать клацанье кнопок клавиатуры, на которые шустро нажимала секретарша, не обратившая на меня никакого внимания. Ну и ладно. Я воспользовался остатком личного времени и стал осмысливать сказанное Анастасией Егоровной. Никаких подозрительных ловушек в обучении я не нашел. Все понятно. Учись хорошо, заводи нужные знакомства, участвуй в общественной жизни коллектива — и будет тебе счастье.

Ничего, прорвемся. Главное быть оптимистом.

2

Федор Еремеевич Горчаков оказался худощавым невысоким мужчиной сорока пяти-пятидесяти лет, но боевого вида, который придавала ему «спортивная» стрижка — седоватый короткий «бобрик» — отлично пригнанный по фигуре костюм-тройка, скрывающий его нескладность, и пронзительные глаза с темно-синей радужкой.

Судя по порывистым движениям, он происходил из той когорты преподавателей, которые полностью увлечены своей работой, но в то же время умудряющихся находить контакт с реальным миром в виде молодого поколения, желающего больше развлекаться, чем учиться.

Он ворвался в приемную с кожаным кейсом в руке, зыркнул по сторонам, и найдя меня, вытянул в мою сторону палец:

— Господин Мамонов, верно?

— Так точно, — я встал, одернул пиджак.

— Идемте, сейчас как раз будет мой урок. Пару минут займет представление, — он дал мне первому выйти в шумный от гула голосов коридор, показал рукой направление — в противоположную рекреацию — и спросил на ходу: — С геометрией и алгеброй какие отношения?

— Скорее, нейтральные, чем отличные, — я не стал врать. Действительно, средний уровень. Твердое «удовлетворительно».

— Хм, — Горчаков создавал вокруг себя невидимый кокон энергии и напористости, которым раздвигал мечущихся по коридору учеников, преимущественно моего возраста и чуть помладше. По парадной лестнице сновали девушки и парни, кто-то обратил на меня внимание, а кто-то, подозреваю, даже и узнал. Как пилота, выступавшего в Лужниках. Вон, уже зашептались, стали оглядываться. — Вам будет трудно, Андрей Георгиевич. Я уже знаю, что вы обучались в Щукинской гимназии. Там программа чуточку иная, и для адаптации потребуется не только время, но и усидчивость.

Он вдруг остановился и схватил меня за плечо.

— В вашем классе часть молодых людей излишне самонадеянно относятся к предмету, почему-то считая, что математика в их жизни — это два плюс два или десять разделить на пять. Утрирую, конечно, но вы поняли?

— Определенно, — мне почему-то понравилось отвечать односложно, показывая свою солидность.

— Хорошо, — Горчаков кивнул, и мы продолжили путь по коридору. С преподавателем здоровались, а на меня смотрели с любопытством. Увы, ни одного знакомого лица. Надеюсь, княжна Лидия сегодня здесь и поможет мне побыстрее адаптироваться. — Теперь об основном. Все занятия проходят в одном кабинете. Большой перерыв длится час. Это время обеда и отдыха. Столовая находится во втором корпусе, в который можно попасть по переходу. Разберетесь, не маленький.

Кабинет, к которому мы пришли, значился под номером «21». Открыв ее, математик вытянул руку, словно приглашал меня войти первым. Я на мгновение прикрыл глаза, слегка разогнал печь в солнечном плетении, чтобы жаром выжечь мандраж и волнение, и только потом перешагнул через порог. Горчаков заметил мою маленькую заминку, ободряюще положил руку на плечо и тут же убрал ее, заходя следом.

Смех и громкие разговоры мгновенно стихли. Парни, сидевшие на подоконнике у открытого окна, быстро спрыгнули на пол и сделали вид, что преподавателю, мгновенно нахмурившему брови, это почудилось.

Я быстро задействовал прямое и периферийное зрение, отмечая детали, но не задерживаясь на лицах. Помещение просторное, светлое, с большим количеством зелени на подоконниках и стенах. Возле дальней стены приличных размеров аквариум с рыбками. Парт здесь как таковых нет. Вместо них — одноместные столики с удобным наклоном и регулировкой высоты. Насчитал шестнадцать. Два ряда по пять, а еще один — с шестью столами. Хм, совпадение или заранее поставили, зная, что придет новый ученик? Так, вижу над доской настенную рулонную штору для визор-проектора. «Как бы не угробить эту систему, — заполошно мелькнула мысль. — Наверняка, тоже амулеты используют для показа учебных фильмов».

И только потом заскользил взглядом по своим однокашникам, с которыми предстоит провести три года. Как-то оно все сложится? Кто окажется другом, а кто врагом?

С облегчением выдохнул, заметив Лидию. Она сидела во втором ряду где-то посредине и разговаривала с той самой черноволосой девчонкой, перед которой я открыл входную дверь. Кстати, ее спутница тоже здесь. Великая княжна улыбнулась и незаметно приподняла руку, пошевелив пальцами в приветствии. Скромница…

И едва не расплылся в глупой улыбке. Вот этого сюрприза я не ждал, честно скажу. Даже не подозревал, что встречу в этом классе человека, с которым лихо, плечом к плечу, бился с купеческими пацанами в Покровском парке. Но как такое может быть? Ведь замдиректора ясно сказала, что в лицее учатся только дети княжеских родов или столбовых дворян. А Мишка Кочубей, который как раз и спрыгнул вместе с худеньким и высоким светловолосым пареньком с подоконника, таковым не являлся. Он же ясно сказал, что из свободных дворян.

Мишка тоже смотрел на меня во все глаза, даже рот приоткрыл от удивления. Тоже лихорадочно соображает, каким ветром занесло мелкопоместного в императорский лицей? О, у нас тут намечаются интересные знакомства!

— Внимание, молодежь! — хлопнул в ладоши Горчаков, привлекая внимание, хотя и так все уже с любопытством изучают меня. Особенно черноволосая, Нина. Даже имя запомнил! — В нашем дружном классе пополнение. Княжич Андрей Георгиевич Мамонов с сегодняшнего дня вливается в наши ряды. Буду очень рад, если вы поможете ему пройти адаптацию наикратчайшим путем. Если увижу хоть малейшее пренебрежение к просьбам Андрея Георгиевича по учебному процессу, очень расстроюсь.