Народ, да! - народные сказки - Страница 70

В 1860 году кандидатом в президенты от республиканской партии был выдвинут Авраам Линкольн. Опираясь на поддержку в кругах аболиционистов, Линкольн одержал победу на президентских выборах. В ответ штаты Юга объявили о выходе из состава союза. Рабовладельцы открыто объявили о своем намерении уничтожить систему наемного труда на Севере и заменить ее рабством. Началась гражданская война, длившаяся четыре года и закончившаяся полным поражением рабовладельцев.

Таким был Юг. Как писал один американский исследователь: «Юг подобен старому дереву, с большим количеством возрастных колец. Ствол и ветви его изгибались под воздействием ветров и лет, а корни уходили в образ жизни, в почву Старого Юга».

В какой-то мере фольклор старого Юга уходит своими корнями в средневековые французские, испанские, ирландские традиции с их «страшными» рассказами о домах с привидениями, о неразделенной любви, такой сильной, что от нее умирают. Только события, о которых в них рассказывается, приспособлены к новым американским условиям, к новому образу жизни.

Юная Шарлотта

Баллада-быль

Перевод Ю. Хазанова

Шарлотта юная в горах

С отцом своим жила;

На мили не было кругом

Ни дома, ни села.

Но приходили парни к ним —

Народ как на подбор,

И вечерами не стихал

Веселый разговор.

Хозяин хлебосолен был,

Шарлотта — хороша,

К тому ж единственная дочь,

В ней вся его душа;

Ее любил и баловал,

Как куклу одевал,

Своими платьями она

Сражала наповал.

…Был вечер. Завтра — Новый год.

Шарлотта у окна.

Неужто просидит одна,

Никто к ней не придет?!

Ведь там, в поселке, в эту ночь

Веселый будет бал;

Пусть на дворе мороз и снег,

Пускай в горах обвал, —

Но так пригож трактирный зал,

Где всем тепло, светло,

Где к тем, кто счастья не знавал,

На миг оно пришло…

Шарлотта горестно глядит

Из-за оконных рам;

Вдруг видит: чьи-то сани там

Подъехали к дверям!

И вот уж Чарли молодой

Выходит из саней

И говорит: скорей, скорей,

Приехал он за ней!

Сказала мать Шарлотте: «Дочь,

Оденься потеплей,

Ты едешь в холод, едешь в ночь,

Мороз все злей и злей».

Но лишь смеется дочь в ответ,

Браслетами звеня:

«Закутаться, как кукла? Нет,

Пусть видят все меня!

Надену новое пальто

И нитку алых бус —

Пускай не думает никто,

Что стужи я боюсь!»

Перчатки, шляпу дочь берет.

Кивает на бегу —

И в сани, и летят вперед

Сквозь белую пургу,

Полозья стонут и скрипят,

Бубенчики звенят,

Во мгле морозной звезды спят,

Холмы — в снегу до пят.

Прервал молчанье Чарли вдруг,

Сказал из темноты:

«Я так замерз — не чую рук,

А как, подружка, ты?» —

«Озябла ужас как, с трудом

Я раскрываю рот…»

Тут он опять взмахнул кнутом,

И конь рванул вперед.

И снова мчатся через тьму…

«Ну как?» — спросил у ней.

Шарлотта шепотом ему:

«Теперь уже теплей».

И снова только скрип саней;

Весь край в снега одет…

Но вот уж виден ряд огней

И в зале яркий свет.

И Чарли придержал коня,

«Приехали! — сказал, —

Сейчас оттаем у огня,

Идем быстрее в зал!

Вставай, вставай, моя любовь,

Уж музыка слышна!..»

Зовет Шарлотту вновь и вновь —

Как статуя она.

Он за руку ее берет —

Рука у ней как лед,

А на недвижимом лице

Снежинок хоровод.

Он в теплый зал ее несет,

Туда, где шум и свет…

Ничто Шарлотту не спасет:

В груди дыханья нет.

Но Чарли звал ее и звал:

«Вставай, ведь здесь тепло!..»

И со слезами целовал

Холодное чело;

И вспоминал ее слова:

«Теперь уж мне теплей…» —

«Ведь ты жива! Ведь ты жива!» —

В слезах твердил он ей.

Потом повез ее домой

Опять дорогой той…

Всю ночь рыдали мать с отцом