Народ, да! - народные сказки - Страница 46

Разогнал по тропам и дорогам тарантул. Утыкал кусты кактусов шипами. Наградил жаб рогами. Населил пески армиями муравьев и термитов, так что если какому отважному герою хотелось посидеть-отдохнуть, на штаны надо было ставить кожаные заплаты, иначе не присесть.

Он удлинил рога техасским коровам и сделал ушки у кроликов на дюйм острей. Во все водоемы набросал ядовитых водяных саламандр, их еще называют в Техасе водяными собачками. А к подножиям гор выпустил гремучих змей.

На деревья и на кусты он насажал колючек и волчьих ягод. Пыль и песок смешал с блохами и пауками. Местечко получилось что надо!

Гремучие змеи кусают, скорпионы жалят. Москиты услаждают ваш слух скрипучим жужжанием. Жарища летом сто десять градусов (по Фаренгейту). Пот градом не только с людей, но и с самого дьявола. Кто выжил в этом сумасшедшем климате, тот уцелел, но был слегка покусан, ужален, поцарапан, покорябан, покрылся ссадинами и волдырями.

Дьявол перебесил диких жеребцов. Напоил ядом ножки сороконожек и стоножек. Разогнал по дубовым кустам-чапарелям диких вепрей. Вот это получился ад так ад!

Вдоль рек и ручьев он посадил красный перец. Тот самый, что мексиканцы кладут в каждое свое кушанье. Попробуйте сесть с ними за стол, вы не удержитесь и воскликнете:

— Жжет, как в аду! И внутри и снаружи.

О чём говорят на Великой Равнине

Пересказ Н. Шерешевской

— Неужто тут у вас всегда дует такой бешеный ветер? — спросил приезжий гость с Востока.

— Не, мистер, — отвечал хозяин ранчо, — такой подует дней восемь, десять, а потом уж подует по-настоящему.

— Что это у тебя в этой открытой повозке? — спросил ковбой фермера.

— Как что, мой огород. Как увижу где вдали облако или тучу, так гоню туда моих волов, чтобы заполучить хоть горстку дождя. Вот лишь бы колеса не подвели, да волы бы не сдохли, а то соберу на своем огороде три урожая за этот сезон.

— Да-а, хорошее было бы здесь местечко, — сказал вновь прибывший, — если была бы вода.

— Еще бы, — согласился фермер, чья повозка смотрела уже носом на Восток, — то же самое можно сказать и про ад.

— Чтобы раздобыть здесь воду, — заметил другой фермер, — мы лезем на небо, а чтобы достать дерево, роем землю.

Это он имел в виду, что надо лезть на башню ветряной мельницы, чтобы раскрутить ее колеса и выкапывать корни деревьев, что остались после пожара.

— Скажите, где чем вы дальше идете, тем меньше видите? Чем больше найдете ручьев, тем меньше воды?

Где больше всего коров и меньше всего молока? Где чем больше туч, тем меньше дождя? Где видно далеко, но не видно ни дерева?

— Где? На Великой Равнине.

— Что ты делаешь? — спросил ковбой своего нового соседа из Йовы, который только недавно приехал и купил участок земли на дне бывшего русла реки.

— Разве не видишь? Строю плотину.

— Плотину? А зачем?

— Чтоб задержать воду.

— И ты думаешь, это поможет?

— А почему бы нет? — возмутился фермер. — У себя в Йове я так же точно построил плотину, и помогло.

Ковбой долго молчал, задумавшись. Постоял на одном берегу. Перешел на другой. Потрогал, покопал своими высокими каблуками дно бывшей реки. Потом, сдвинув на затылок белую широкополую стетсоновскую шляпу, вымолвил, наконец:

— А ты реку спросил?

Увы, в ближайшее же половодье плотина была сметена, а с нею и половина участка незадачливого фермера из Йовы.

Про Великую Равнину говорят:

— Если вы не истлели там от засухи и суховеев и не замерзли от снежных бурь и ливней с градом, вас непременно сожрет саранча или биржевые дельцы и политиканы.

Что ж, такое утверждение показывает лишь одно: от стоицизма до бунта всего один шаг.

Мы ищем страну обетованную

Пересказ Н. Шерешевской

Еще три года назад два моих двоюродных брата собрались и отправились на индейскую территорию в Чиксо Нейшн, где теперешняя Оклахома. И как будто неплохо там прижились. Вот и мы решили ехать к ним.

Суматохи было! Все будто голову потеряли, что брать с собой, что оставлять. Все жалко бросать, ведь с таким трудом наживали. Но не возьмешь же с собой зеленые саженцы или яблони в цвету? Наш лук, и помидоры, и капусту, и бобы, и картошку, и пастернак, и кабачки — все-все, что мы успели посадить. Да и зачем брать, если мы едем в страну обетованную?

Конечно, мы привыкли уже к холмам и скалам Миссури и к трудной жизни пионеров. Но впереди нас ждало что-то новое. И ехали мы не как-нибудь, а в крытом фургоне, не то что наши соседи Стоддарды. Оскар Стоддард двинул на Запад и вовсе в ручной тележке. В тележке сидели малютка Элли и двухлетний Билли. Энн и Питер, они были постарше, топали рядом. А Оскар с женой толкали тележку. Так и шли милю за милей. Правда, под гору разрешали и Энн с Питером не идти, а ехать.

А вот мы отбыли в фургоне. Взяли одежды всякой, посуду, одеяла. В первую ночь на стоянке было даже не очень холодно. Мы вырыли яму поглубже, чтобы укрыться от ветра. И рядом костер разожгли. Только тысяченожки уж так одолевали. Приходилось держать кухонный нож под рукой. Чуть где зашевелилась проклятая, раз-раз ее на куски, на кусочки. К утру мы штук двадцать их насчитали. Но впереди нас ждала страна обетованная, и мы не унывали.

Казалось, каждая река встречала нас, чтоб преградить нам путь. Сначала это был Сок, потом Аркансо, потом Симарон. Десятки, сотни рек. Но мы все равно продвигались вперед через Миссури, Канзас, Осейдж, Пони, Старую Оклахому. И вот спустя тридцать три дня добрались до Красной Речки — Ред-Ривер. И нашли моих двоюродных братьев. Мы очень устали с дороги, но чувствовали себя совершенно счастливыми: ведь мы же доехали до земли обетованной!

Поначалу мы помогали собирать хлопок, всю осень. Но когда настал октябрь, пришла пора сеять пшеницу. Съездили в город за семенами. Да еще сеялку купили, вот! Не то что в Миссури — там мы вручную сеяли. Сыпали в мешок зерна и бросали пригоршнями направо и налево. А потом еще боронить надо было. Ох, и мучились мы. Другое дело, когда купили сеялку. Только тут и началась жизнь — в стране обетованной.

Но в один особенно хороший год и пшеница, и трава в прерии выросли выше наших крытых фургонов. И отчего-то вдруг занялся пожар. Чудно как-то, но поначалу это казалось очень даже красивым. Огонь до неба, чуть ли не в пятьдесят футов. Языки пламени так и пляшут на ветру.

Мы быстро устроили укрытие для скота и для всякого инвентаря. Младших детей заперли дома. Из ближнего источника понатаскали воды во все бочки, ведра, бадейки. И все-таки огонь так быстро надвигался, что мы уж и не чаяли спастись. До него оставалось, наверно, каких-нибудь полмили, не больше.

Как мы перепугались! Дети плакали. Лошади храпели. Коровы мычали. Мне оставалось только молиться и работать — таскать воду и обливать дом.

Впереди огня бежали зайцы, койоты, дикие курочки, антилопы, степные собаки.

Мы все были засыпаны жженой травой и золой. Я хотела смахнуть с лица эту траву, чтобы не лезла в глаза, мотнула головой и вдруг вижу — нет, может, мне только это почудилось? С севера на нас несется стадо. Я окликнула моего мужа. Он тоже вдел каких-то чудовищ — не то диких коней, не то бизонов. Мы пропали! Потому что оказались между двух огней. С юга — пожар. С севера несутся на нас чудовища.

Я спросила мужа, не лучше ли нам запереться вместе с детьми в доме? Но он сказал, что ни за что не уйдет, а будет смотреть, что дальше. Я тоже осталась. Наконец, сквозь дым мы разглядели, что на нас скачут всадники.

Неужели индейцы вышли на тропу войны? Наверно, мой муж тоже так подумал, потому что побелел как мел. Значит, испугался. И я тоже сильно испугалась.