Народ, да! - народные сказки - Страница 100

Он восторгался строгой объективностью судьи, про которого сказал:

«Он готов повесить любого, кто высморкается на улице без платка, но отменит свой приговор, если не будет доказано в точности, какой рукой тот сморкался».

Вручая представителям графства Коула в подарок свою фотографию, Линкольн заметил:

«Портрет не очень удался, но и оригинал не лучше».

«Истина с его губ падала с легкостью дождевых капель», — говорили про него коллеги-юристы.

Однажды из окна своей юридической конторы они увидели на улице козу. Мальчишки натравливали ее на прохожих, и коза сшибала всех с ног. В это утро Линкольн, как всегда, шел в контору — руки за спиной, подбородок прижат к груди. Коза нацелилась на него рогами.

Вообще-то Линкольн был быстр и увертлив. Если бы хотел, он легко обошел бы козу. Но он словно застыл перед ней, схватил козу за длинные рога, уперся лбом в ее лоб и с расстановкой произнес: «Ка-кой-те-бе-смысл-ме-ня-бо-дать? Та-кой-же-как-мне-те-бя-пи-нать. Мир-до-ста-точ-но-ве-лик, что-бы-в-нем-хва-ти-ло-мес-та-нам-о-боим. Ко-ли-ты-бу-дешь-вес-ти-се-бя-как-на-до-и-я-бу-ду-вес-ти-се-бя-как-надо, нам-не-при-дет-ся-ссо-рить-ся-и-драть-ся, и-мы-бу-дем-жить-в-ми-ре-и-со-гла-сии-как-до-брые-со-се-ди».

Потом поднял козу за рога, перекинул через изгородь и пошел дальше.

Когда ему представили известную американскую писательницу Гарриет Бичер-Стоу, написавшую роман «Хижина дяди Тома», он воскликнул:

«Так это вы — та маленькая женщина, которая вызвала эту большую войну!»

Само собой, он имел в виду гражданскую войну между Севером и Югом, которая закончилась победой Севера и отменой в Америке рабовладения. Было это весной 1865 года.

А на пятый день после капитуляции армии южан президент Линкольн был убит пулей наемного убийцы, подосланного плантаторами Юга.

О, свобода!

Перевод В. Рогова

Больше стоны, больше стоны

Не отравят жизнь мою!

Чем рабом забитым быть, лучше мне в могиле гнить,

И свободным я стану в раю.

Больше плети, больше плети

Не отравят жизнь мою!

Чем рабом забитым быть, лучше мне в могиле гнить,

И свободным я стану в раю.

О, свобода! О, свобода!

Свет несешь ты в жизнь мою!

Больше в рабство не пойду — лучше я в бою паду

И свободным я стану в раю.

Мы к победе стремимся

Перевод В. Рогова

Мы к победе стремимся,

Мы к победе стремимся,

Мы к победе стремимся,

Колен не преклоним.

Мы друг другу опора,

Мы друг другу опора,

Мы друг другу опора,

Вражду предотвратим.

Наш пароль — равноправье,

Наш пароль — равноправье,

Наш пароль — равноправье,

Свободны будем с ним.

Братья — белый и черный,

Братья — белый и черный,

Братья — белый и черный,

Мы жить в ладу хотим.

ЯНКИ СМЕЮТСЯ

(Пересказ Н. Шерешевской)

Т. Голенпольский

Фольклор Новой Англии

Кто мог в начале XVII века предугадать, что пуритане — люди, широко известные в Старом Свете за свой догматизм, превратятся к концу того же века в образцовых предпринимателей, в янки, способных буквально из ничего сколачивать значительные состояния? Тот самый англичанин, который еще вчера возводил очи к небесам в надежде увидеть там божественное знамение, сегодня устремил свой взор к потенциальным рынкам сбыта в стране и за морями всего того, что можно и даже нельзя было сбывать.

Произошло это не сразу, а в результате возведения жестких классовых барьеров. Первопоселенцы из Англии привезли с собой мечту о земле, поскольку именно она в Англии вела к верхним ступенькам социальной лестницы. Земли еще хватало в колониях и для того, чтобы быть владельцем трех-четырех сот акров, пока не было нужды изгонять ближнего. В отличие от Англии, где, по словам историков, король мог любого сделать лордом, а джентльменом сделать не мог, быть владельцем земель в Америке значило автоматически быть джентльменом, благородным. Однако такое положение вещей не могло долго длиться, и к концу XVII века иллюзии о том, что кто угодно может стать «благородным», рассеялись. К 1670 году для избирателей был, по существу, введен имущественный ценз. Разорение мелких землевладельцев еще более сузило круг избранных. К 1700 году власть и богатства колоний контролировались не более чем ста избранными семьями. Разорившиеся нанимались на работу к новым хозяевам или двигались дальше в глубь страны в надежде изыскать иные способы обогащения. Выживали наиболее предприимчивые, умевшие делать деньги из самых неожиданных вещей. Так, бизнесом было море, лед, гранит. Люди срывались с насиженных мест, пускали временные корни в спонтанно появляющихся поселениях, жили там, пока можно было снимать для себя выгоду, и затем двигались дальше. Двигались в одиночку, но чаще группами, оставляя позади свое прошлое, свои успехи и неудачи. Мобильность становилась американским образом жизни тех лет.

Вслед за мобильными шли временно оседающие, проникнутые духом бустеризма, духом толкачей. Это они между войной за независимость и гражданской войной изменят традиционный смысл слова «бизнесмен» — человек дела, придав ему новое значение — коммерсант. Их становлению активно способствовал быстрый процесс урбанизации страны. Дерзкие в своих начинаниях, не гнушающиеся ничем, они всеми правдами и неправдами «толкали» свой товар. Вчера еще никому не известные, нередко из очень нуждающихся, они становились весьма зажиточными, а порой и очень богатыми людьми, способствуя закреплению мифа об Америке как о стране неограниченных возможностей. Конечно же, таких «сотворивших — самих — себя», как их называют в США, были единицы. Они были примером для тысяч других безымянных толкачей, чьи деловые эскапады имели нередко весьма печальный конец. И тем не менее жажда преуспеть толкала людей на новые и новые авантюры. Они открывали таверны и гостиницы, издавали газеты и листки, подряжались на строительство домов. Они ходили от порога к порогу в городах и отдаленных поселениях, предлагая и полезный и никому не нужный товар. Они изощрялись в красноречии, убеждая покупателя в том, что без той или иной безделушки приезжий в эти края не может считаться настоящим американцем, настоящим жителем этого города или района. Их поддерживала становящаяся все более агрессивной реклама, в немалой степени отразившая в своей стилистике шумливость и любовь янки к хвастовству.

Легенды о медовых берегах и молочных реках достигали Европы, заставляя тысячи неудачников срываться с мест для того, чтобы устремляться в неизвестное. Заезжие дельцы продавали им за бесценок участки земли, которые, как выяснялось позже, были непригодны для обработки. Иммигрант становился жертвой, голодал, мучился, боролся, погибал, шел на любую работу за бесценок, дабы подсобрать немного денег на обратную дорогу, метался по стране, питаясь слухами о том, что кому-то где-то что-то удалось. Своим трудом они создавали богатства тех, на которых смотрели с вожделением и иронией. Так складывался характер янки.