Крестный путь Сергея Есенина - Смолин Геннадий - Страница 29

– Но почему ваш муж заходил именно к нему, а не к кому-либо другому? – цеплялся Хлысталов, как за соломинку, за последнюю возможность получить хоть какую-нибудь «ниточку».

Подумав, она ответила:

– Наверное, для Василия Михайловича Петров являлся авторитетным партийным товарищем.

Есениновед и писатель В. Кузнецов поведал об увлекательном поиске, который он провёл, разыскивая важную фигуру с этой простой фамилией.

Подпись Петрова весьма характерная, «писарская», с «кудрявыми» завитушками. Эта особенность помогла выявить его среди многих других Петровых.

Гублит в то время фактически находился в системе ГПУ. Об этом свидетельствует обнаруженная в архиве запись на листке календаря: «По распоряжению заместителя заведующего т. Харченко привлечь 3-ю государственную типографию к ответственности. Политинструктор ГПУ Петров. 7/II 1923 г.».

Отыскались архивные обрывки деятельности Петрова в качестве режиссёра Севзапкино. Его экранный псевдоним – Бытов. Значительных следов кинопродукции Петрова-Бытова мы не обнаружили. Понятно – его тайная служба отнимала слишком много времени.

В 1925–1926 годах в ленинградском кинематографе работали Григорий Козинцев, Юрий Тынянов и другие известные мастера – в их переписке фигурировал и «наш» чекист-режиссёр. В феврале 1926 года начальство кинофабрики предлагало «сократить немедленно, без ущерба для дела» 25 человек, среди них восьмым по списку значился Петров-Бытов. Видно, проку от него было мало, а нахлебничал он значительно, получая оклад по самому высшему, 17-му, разряду.

Приступаем теперь, пожалуй, к самому сложному вопросу – доказательству, что Петров-Бытов именно тот самый «член партии», с которым в день гибели Есенина «советовался» в «Англетере» его комендант Василий Назаров.

Проще всего заглянуть в чекистское досье Петрова – оно раскроет тайны, но, увы, простым смертным сие недоступно: советской власти давно уже нет, но память о её гостайнах бдительно бережётся. В бумагах обязательно должно быть написано – никакой он не Петров, а… Макаревич (впервые это установили авторы именного указателя к «Дневнику» (1991) Корнея Чуковского). Интересный фокус!

Он заставил нас обратиться к истории революционного движения в городе Черикове и в Горецком уезде Могилёвской губернии. Оказывается, сын судебного чиновника Александр Михайлович Макаревич (П. П. Петров) рано ступил на стезю борьбы с царизмом, состоял в разного рода комитетах и советах. Особо не выпячивал свою персону, предпочитая оставаться в тени. Заметили, пригласили в Петроград следить за направлением умов. Но авантюрный подпольщик Макаревич-Петров скоро перешёл в штатные сотрудники. Служил, надо отдать должное, профессионально, мастерски, нигде не светился и не оставлял лишних следов.

В упомянутом 3-м чекистском полку комсомолию возглавлял, как уже говорилось, Павел Николаевич Медведев, для профанов – критик и литературовед, для посвященных – сотрудник ГПУ, надзиравший за творческой интеллигенцией. Нелишне заметить: партячейка 3-го полка располагалась по соседству с «Англетером», в доме № 16 по проспекту Майорова (бывший Вознесенский), где витийствовал литератор-осведомитель. Его домашний адрес: проспект Майорова, 26. Он же мог встречаться с Петровым в доме 7/15 по Комиссаровской, где преподавал в школе ГПУ: она размещалась в 7-й квартире, а «киношник» – в 8-й (во 2-й находился чекистский Политконтроль).

Небезынтересны и другие соквартиранты Петрова. Например, Варвара Алексеевна Ушакова (№ 4), как мы полагаем, сестра псевдожурналиста и лжемемуариста А. А. Ушакова, написавшего две статьи о том, как он общался в «Англетере» с Есениным перед его кончиной.

Формальная работа Петрова в Севзапкино даёт возможность установить его предполагаемые связи с другими деятелями экрана.

В этом отношении важна фигура драматурга Сергея Гарина-Гарфильда, другом семьи которого был журналист Г. Ф. Устинов.

Вспомним и лжевоспоминания, сочинённые вдовой Гарина-Гарфильда, Ниной Михайловной, лжевоспоминания (опубликованы в 1935 г.) об обстоятельствах гибели Есенина дают основания думать, – мемуаристка пыталась отвести подозрения в причастности мужа и Г. Устинова к тайным манипуляциям в гостинице «Англетер».

Мы уже говорили, что грязную для памяти поэта статью в «Красной газете», скорее всего, готовила Анна Рубинштейн, хотя стоит подпись Г. Устинова. Ещё один небольшой аргумент в пользу справедливости наших слов: вряд ли бывший матрос-босяк Г. Устинов так бесцеремонно-развязно называл бы Есенина законченным пьяницей, как это прозвучало в статье, – ведь сам он, по выражению Н. М. Гариной, был «…настоящим, неизлечимым алкоголиком и изломанным, искалеченным человеком».

Требуется дальнейшая «разработка» контактов Петрова, а это, думается, поможет выйти на след непосредственного убийцы Есенина. К примеру, возможны линии пересечений по службе чекиста-режиссёра с сотрудником ГПУ Вольфом Эрлихом, автором ряда киносценариев. Когда ФСБ откроет хранящееся за семью печатями досье Петрова-Макаревича-Бытова, мы узнаем о нём много нового, – правда, вряд ли в потайной папке найдётся листок хотя бы с одной строчкой о Есенине. Уверены: поэта арестовывали, пытали, убивали и создавали мифы о самоповешении по негласному заказу-приказу. Если бы следствие носило официальный характер, о нём знали бы многие гэпэушники, да и спрятать или уничтожить абсолютно все бумажки было бы трудно.

Финал судьбы лже-Петрова печальный. Из справки архива ФСБ: «Арестован 2 сентября 1952 года. Обвинялся в преступлении, предусмотренном ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР, то есть в том, что занимался изготовлением и распространением антисоветских документов, в которых возводил клевету на учение марксизма и на одного из руководителей ВКП (б) и Советского правительства».

Известно и сочинение «антисоветчика». Мы взяли расхожее определение в кавычки, потому что таковым он не был, 30 лет через глазок кинокамеры, а ещё больше, так сказать, через замочную скважину подглядывая за чужими жизнями. Бредовые мудрствования свидетельствуют о психическом заболевании многолетнего «бойца невидимого фронта». Неудивительно, ведь на его совести много загубленных невинных людей, впрочем, достаточно и одного святотатственного кровавого спектакля в «Англетере», чтобы в конце концов сойти с ума.

За последние годы вышло немало книг о Льве Троцком – этом «демоне революции» (И. Дойчер, Н. Васецкий, Д. Волкогонов и др.). Почти все они под флёром академической объективности создают образ главного революционера или революционера № 1, комментируя его глобалистские взгляды на мировую революцию или идею фикс «перманентной революции».

Логично, что Есенина-человека Троцкий не любил, но Есенина-поэта вынужден был терпеть, так как самим фактом своего существования его нежнейшая лирика служила укором железобетонным словесным построениям Александровского, Алтаузена, Гастева, Кириллова, – несть им числа.

От стихов Есенина, пишет Троцкий в своей речи на гибель поэта «Памяти Сергея Есенина», «попахивает Средневековьем», как и от всех произведений «мужиковствующих». Отстаивая интернациональный алгоритм социалистической доктрины, он выхолащивал национальную образную специфику художественного слова.

Лев Давидович, городской эстет, гражданин мира, был начисто лишён способности проникнуть в крестьянскую стихию России, а уж тем паче – в творчество национального русского поэта Есенина, в чуждый ему нравственно-этический деревенский мир. Но он не мог не считаться с международным признанием дара русского поэта, с его громадной популярностью в народе.