Майкл Джексон: Заговор (ЛП) - Джонс Афродита - Страница 1

Афродита Джонс

В тот день, когда Майкл Джексон был признан невиновным, звезда телеканала "FOX" Билл О’Рейлли задал мне вопрос – что я на самом деле думаю о вердиктах. В течение нескольких месяцев я делала репортажи о судебном процессе для передачи "FOX News", выступая против Джексона и побуждая зрителей поверить в виновность поп-звезды. Когда же О’Рейлли настоял, что хочет услышать моё мнение о вердиктах "невиновен", я запнулась. Он ждал прямого ответа, и, в конце концов, я сказала: "Думаю, присяжные приняли верное решение".

Но часть меня все ещё пребывала в шоке.

Когда я вела один из своих последних общественных репортажей о судебном процессе, до меня вдруг дошло, что я стала одной из тех представителей СМИ, которые неверно предрекли исход всего дела. Вокруг меня было так много людей, абсолютно уверенных в виновности Джексона. Некоторые теле– и радио-репортёры искажённо освещали факты, чтобы те соответствовали версии обвинения, и я была одной из тех, кто последовал этой опасной тенденции.

Каким-то образом я упустила правду.

Когда я увидела заголовки "НЕВИНОВЕН" во всех газетах, я испытала чувство стыда за то, что сама являлась деталью этого механизма масс-медиа, который казался одержимым лишь одной мыслью – уничтожить Джексона. Поразмыслив несколько часов, я связалась со старшиной жюри присяжных Полом Родригесом, который рассказал мне о Джексоне и заявил, что тот попросту был мишенью. Пол сказал, что Майкл Джексон действительно не был виновен ни по одному пункту предъявленных ему обвинений. У него было такое чувство, что Джексон стал жертвой СМИ.

Мысль о том, что мне стоит написать книгу о невиновности Джексона, ни разу не посещала меня во время судебного процесса в Санта-Марии. Я уважала Тома Мезеро, как адвоката и пришла к понимаю того, почему присяжные вынесли решение "невиновен" по всем пунктам обвинения. Но у меня не было желания прилюдно признавать, что я искажённо освещала факты. Кроме того, мне, само собой, не хотелось выставлять своих коллег однобокими и нечестными журналистами.

Чтобы вы понимали, я поясню: процесс освещали двадцать две сотни аккредитованных журналистов. Лишь единицы из этих двух с лишним тысяч людей признали, что намеренно представляли в своих репортажах Майкла Джексона априори виновным. С некоторыми из них я вращалась в одних кругах. Я не озвучиваю конкретных имён представителей масс-медиа в этой книге, за исключением мистера Мартина Башира, потому что это признак дурного тона – показывать на людей пальцем. Но те, кто следили за процессом, и так узнают виновников. Должна признать, был один момент ближе к концу процесса, когда мне стало горько за Джексона – я почувствовала, что все СМИ в мире настроены против него. Я хотела, чтобы поклонники узнали – мне очень не нравится, как освещаются события; и я решила отправиться к воротам Неверленда, чтобы заключить с ними мир. Я приехала туда, чтобы сказать людям: "Я не пыталась быть несправедливой к Майклу. Я просто освещала факты". Я пыталась убедить их, что у меня не было дурных намерений.

Но поклонники не поверили мне. Они видели мои репортажи, и многие из них решили, что я лгу. Я задержалась там на некоторое время и все пыталась достучаться до них, говоря, что я не ставила перед собой цели запятнать имя Джексона. Но их это не интересовало.

И когда я стала слушать поклонников, прилетевших из разных стран: Испании, Ирландии, даже Ирана – они поведали мне свою версию этой истории. Они настаивали, что американские масс-медиа испортились, и что американцы ненавидят Джексона за то, чего тот никогда не делал. Одни говорили о расизме. Другие – о том, что дружба Майкла с детьми считается абсолютно нормальным явлением в любой другой стране мира, только не в Америке.

Поклонники произвели на меня глубокое впечатление. И хотя среди них было несколько чересчур рьяных товарищей (например, одна девушка по-испански обозвала меня шлюхой), в то же самое время у многих из тех, кто поддерживал его, было доброе сердце. Некоторые из них решили поверить мне на слово.

Я была очень признательна за это.

Я сфотографировалась с несколькими поклонниками перед воротами Неверленда, которые любящие Майкла люди обклеили сердечками. Через некоторое время наша небольшая группка начала потешаться над семейством Арвизо и их безумным представлением фильма-опровержения. Мы пародировали Джанет Арвизо, которая в фильме поддерживала Майкла Джексона и называла его своей единственной "семьёй". На записи Джанет удивлялась, почему столько людей вдруг стало проявлять заботу и беспокойство о ней после показа передачи Башира, тогда как только один Майкл на самом деле был их поддержкой.

Мы все вместе повторяли реплики Джанет:

– Где были они все, когда у меня не было даже тарелки каши, чтобы накормить детей?

– Где были они все, когда мы с детьми плакали?

– Где были они все, когда мы оказались в полном одиночестве?

– Где были они все, когда у меня не хватало денег даже на билет на автобус?

– Где были они все? – снова и снова повторяли мы, смеясь над напыщенными драматичными репликами Джанет.

Благодаря той поездке к Неверленду, мои репортажи изменились. Я стала более открытой для мысли, что Майкл Джексон невиновен, и старалась исключить те негативные комментарии, которые присутствовали в большинстве моих предыдущих обзорах новостей.

Раньше я не только делала однобокие репортажи на телевидении, но и, параллельно участвуя в радио-шоу Майкла Рейгана (приёмного сына Рональда Рейгана), неделю за неделей унижала Майкла Джексона.

Если и существовал заговор СМИ против Майкла, я без сомнения являюсь одной из виновных в этом.

Когда спустя несколько недель после окончания суда последний телевизионный фургон покинул Санта-Марию, я осталась там совсем одна. Я чувствовала себя растерянной без Майкла, без комфортного ощущения, что мои приятели-журналисты помогут пережить ещё один день. Я совсем расклеилась.

Санта-Мария приятное место, но для меня оно будто опустело. Действо закончилось, и я стала чужой в этом маленьком городке. Я размышляла о своих друзьях в СМИ и пришла к выводу, что многие из них и не были мне друзьями вовсе. Они лишь извлекали пользу из полученной мной информации. А в ту самую минуту, [когда я сидела и думала обо всём этом], они уже находились в погоне за новой сенсацией. Некоторые из них вели репортажи из Арубы, рассказывая об исчезновении девочки-подростка.

К счастью, переживания на тему, как бы раздобыть очередную "жареную" историю, меня уже не касались. У меня был куда более грандиозный замысел, и я собрала для его осуществления самые разнообразные данные. Я все же захотела написать книгу о Джексоне, ведь я присутствовала на судебном процессе не просто для ведения новостных репортажей. В первую очередь, я была там в качестве автора.

Так как я приехала на судебный процесс как внештатный телерепортёр, то уезжать и увозить все свои вещи мне нужно было самостоятельно. Сидя в Санта-Марии в глубоких раздумьях, стараясь решить, что же мне делать со всеми документами и горами заметок, которые я написала о процессе, я решила все до последней бумажки взять с собой, на тот случай, если идея о написании книги все же будет реализована.

По дороге домой на Восточное Побережье, я размышляла о финансовых тратах, которые особенно коснулись калифорнийских налогоплательщиков. Невозможно было подсчитать точное количество потраченных впустую денег, но речь шла о суммах с шестью нолями. Суд над Джексоном стал одним из величайших событий в истории Соединённых Штатов. Количество денег, потраченных только на одну охрану, было беспрецедентным.

Мне вспомнилась весьма внушительная сумма за право присутствовать на судебном процессе, которую мне пришлось заплатить в казну города Санта-Мария. За всю свою деятельность писателя-криминалиста я ни разу не сталкивалась с подобным ни на одном другом процессе. Я была поражена, что мне пришлось заплатить столько денег, чтобы сидеть на публичном судебном разбирательстве, которое, по сути, должно было быть открытым для любого американского налогоплательщика.