Хороший сын (СИ) - Маквей Пол - Страница 6
- Предыдущая
- 6/46
- Следующая
— Ну, миссис Доннелли, я уверен, что не такой уж он плохой мальчик.
И подмигнул мне.
Мне пришлось себя за ногу ущипнуть, чтобы удержаться и не сказать: «Подмигиваем в воскресенье, святой отец? Ну вы даете!». Я и правда, похоже, «опупел на полчасика», как Ма это называет.
— Я в его возрасте тоже, знаете, не был ангелочком. Он хотя бы ходит с вами на мессу. — Улыбается. — А где мистер Доннелли?
Ма чуть не рухнула прямо там, на месте; одна половина лица застыла, на другой — кривая улыбка.
— Нездоровится ему, святой отец. Он уж так переживал, что не сможет прийти, — бормочет.
— Ну, надеюсь, он скоро поправится. С радостью с ним познакомлюсь. Но я гляжу, мальчуган вас тревожит, — замечает, и выговор у него прямо как у шотландца. В церкви он бормотал так тихо, что этого было не заметно. — Если хотите, я, разумеется, перекинусь словечком с юным…
— Микки, — говорю.
— Майклом, — Ма вонзает ногти мне в плечо.
— Майклом, — повторяет он, улыбаясь мне. — Давай-ка ты в ближайшее время ко мне заглянешь, и мы немного поболтаем. Как тебе такая мысль?
— Спасибо, святой отец, — благодарит Ма. — Скажи «спасибо» святому отцу. — Это мне.
— Спасибо, святой отец.
— Ступай с миром. — Он улыбается и гладит меня по голове.
— Ну, может, теперь ты перестанешь бузить, — говорит Ма, когда мы выходим за ворота.
Не так все плохо и сложилось. Я думал, Ма сильнее рассвирепеет.
— Мамуль, а можно мы с Мэгги побежим к дому бегом? — спрашиваю.
— После того, как ты меня опозорил на службе? Да и далековато отсюда.
— Правда, мамуль, далековато. Но мне ведь здесь все время придется ходить по дороге в Святого Габриэля, разве нет?
Ма багровеет. А я ничего плохого не имел в виду.
— Мамуля, ну пожалуйста, можно нам домой? — встревает Мелкая. — Мы тебе на стол накроем и все такое.
Ну такая лапочка, прямо вся из клубничного варенья.
— Нет! — рявкает Ма, но явно сопротивляется из последних сил. — А, ладно, валяйте, оставьте меня в покое.
— Спасибо, мамуля! — кричу и хватаю Мелкую за руку.
И мы шагаем вперед, вниз с холма к парку Бромптон.
— Пошли в ногу? — предлагает Мэгги.
Мы умеем ходить точно в ногу. У нас отлично получается с тех самых пор, как в прошлом году мы выиграли «трехногую гонку» на летней ярмарке. Господи, летняя ярмарка на носу! Интересно, когда она начнется? Потому что нам нужно снова победить.
— Господи Иисусе! — Пэдди едва кондрашка не хватила. — Чего это вы так вламываетесь в дом?
Он решил, его сейчас проты расстреляют. Хочется над ним поржать, но мне нужно его содействие.
Мэгги тянет меня за руку, и мы шлепаем на кухню. Физиономия у Моли цвета клубничного леденца — она колдует над кастрюлями, где кипят картошка и капуста. Вид прямо как у сумасшедшего ученого в лаборатории. Если бы мы были убийцами, так пристрелили бы ее, а она бы и не заметила — вот только зуб даю, что на последнем издыхании успела бы погасить газ под маминой картошкой.
— Привет, Моль! — Подбегаю, хватаю ее за талию. Мэгги хватает ее с другой стороны.
— Ауу-ааа! — Смеюсь, пока мне отрывают ухо. Моль нас обоих ухватила за уши, и мы теперь стоим на цыпочках, как нашкодившие школьники, которых поймал директор.
— Псину заткни, пока Ма не вернулась! — выпаливает Моль, толкая нас обоих к задней двери да еще и наддав по пенделю понарошку.
Мы смеемся. Любим мы нашу Моль. Превратить бы мальчишек в девчонок и наоборот, тогда Пэдди бы колошматился по хозяйству, а у Моли было больше времени с нами играть.
— Иди сюда, сынок! — кричу, распахивая дверь во двор. — Это мы с Мелкой к тебе пришли!
Киллер выскакивает из конуры, тявкает, прыгает на нас, заваливается на спину — розовый язычок свешен на сторону.
— Правда, нет на свете собаки замечательнее? — говорю я совсем как американец. — Можешь побыть без меня пять минут? — Это я уже Мэгги.
Она хмурится.
— Давай ты пока сама поиграешь с Киллером.
— Ладно, только не застревай, — говорит Мэгги.
Я просачиваюсь в гостиную и плюхаюсь на диван рядом с Пэдди. Он смотрит телик. Я и вживую футбол терпеть не могу, а уж по телевизору и подавно.
— Какой счет? — спрашиваю.
— Два — один, Эвертон ведет, — отвечает он и только потом смотрит на меня. — Чего уставился? — Щурится.
Нужно побыстрее, пока Ма не вернулась.
— Как там оно в Святом Габриэле? — интересуюсь. Он ржет.
— Ага, сведения ему подавай. И что мне за это будет?
— Ботинки почищу.
Он бесится, когда у него ботинки не блестят.
— Начистишь мне футбольные бутсы.
Почищу, пока Ма надраивает Папанины башмаки, хоть побудем вместе.
— Ладно, заметано.
— В первый день тебя будут макать башкой в унитаз, — докладывает Пэдди.
У меня сводит живот.
— А, понятно, — говорю.
В дверь у Пэдди за спиной входит Ма. Он не видит.
— Они туда сперва наложат здоровую кучу. А потом тебя в нее мордой. И дернут за цепочку смывалки, — продолжает.
Изображает, как утирает лицо, потом подносит палец к носу, а от него будто воняет.
Меня сейчас вырвет. Ма меняется в лице: с виду — точно Медуза Горгона. Хватает лопатку из каминного набора и как врежет Пэдди по ноге! Он верещит, точно девчонка, вскакивает с дивана, кидается на Ма. Она отступает на шаг, широко распахивая глаза. Пэдди понимает, что переборщил. В этот миг что-то меняется, Пэдди выпускает воздух из груди и делается меньше. Ма лупит Пэдди лопаточкой по руке. Пэдди отплясывает, точно тролль, повредившийся головой.
— Ты зачем всякую хрень несешь?! — орет Ма.
— С таким, как он, так и делают. — Он указывает на меня. — Вон, все еще играет с сестричкой.
Ма лупит Пэдди по колену, и он ковыляет к дверям.
— Микки — хороший мальчик! — орет Ма ему вслед и захлопывает дверь. — Ты его не слушай, — поворачивается она ко мне.
— Ладно, — говорю.
Через девять недель меня ткнут мордой в говно.
Стук сверху. Разбудили Папаню, теперь ему что-то нужно. Зря Ма так орала.
— Иди с собакой поиграй, — говорит Ма и, сдвинув брови, глядит на потолок.
Она уходит к Папане, а я выхожу во двор. Может, Пэдди наврал. Пердун сумеет это выяснить. Только как с ним повидаться? Мы ж ни о чем не договорились. Жаль, что у нас телефона нет. Можно промыслить 10 пенсов и добежать до автомата на Клифтонвиль-роуд, но это еще опаснее, чем двинуть прямо к Пердуну домой — там вокруг сплошные проты. Кого бы попросить?
Мелкая Мэгги разлеглась на земле, а Киллер так и скачет вокруг. Хватаю его. Он меня облизывает. Щекотно, я смеюсь, но мне не сосредоточиться. Надо бы мальчишек порасспросить, но я же с ними не вожусь. Я в гробу их видел, а они меня. Почему я не живу в Америке, где мальчики и девочки ходят в одну школу? Девочки бы меня защитили.
— У меня есть вку-у-усные конфеты, — поет Мелкая Мэгги.
— Ням-ням, — говорю я клоунским голосом.
Смеемся, а потом она пихает мне в рот что-то розовое, мягкое и сладкое. Я откусываю половину, а вторую даю Киллеру: чтобы знал, что он мой пес. Киллер! Мальчишкам он точно понравится. Я смогу использовать его в качестве секретного оружия, чтобы пробраться в тыл врага. Ну я и гений! Ха! Микки Доннелли так просто не победишь. Он не сдается! Блин. Это ж протестанты так говорят. По счастью, никто, кроме нас с Мелкой, не умеет читать мысли, а то мне бы крепко влетело. В будущем-то все будут телепатами, и на плакатах ИРА будет написано: «Не думай лишнего». Но все равно надо поаккуратнее — может, они уже и сейчас испытывают эту технологию.
3
В дом мне нельзя, потому как я раздражаю Папаню. Это вообще-то нечестно, потому что по телеку показывают кучу классных передач. Ма говорит, что не понимает, зачем мне в такой день сидеть в четырех стенах. Говорит, все дети играют на улице. Она бы уж как-нибудь определилась — ведь гораздо чаще она говорит, чтобы я не играл с уличными. Этим летом вообще все не так.
- Предыдущая
- 6/46
- Следующая