Быт русской армии XVIII - начала XX века - Карпущенко Сергей Васильевич - Страница 34

Но шла к своему победному завершению Северная война, и в самом конце ее, в 1720 году, были изданы новые Штаты, где уже совершенно нс делалось различия при определении окладов для русских и иноземцев. Как видно, правительство или разочаровалось в талантах европейских «учителей», или за время войны успели накопиться отечественные командные кадры, что и обусловило отказ от излишних трат на приглашение специалистов из-за границы. Однако нельзя сказать, что прекратился поток желающих попытать счастье в поднявшей свой авторитет победами над Карлом Шведским России, только теперь нанявшиеся на русскую службу рассчитывали лишь на обыкновенное жалованье.

Надо сказать, что, уравняв оклады в пехоте и кавалерии, буквально забыли об артиллерии, где вплоть до 1739 года выезжие иноземцы (были ведь еще иноземцы природные, «московские», — потомки осевших на русской земле эмигрантов) получали большие оклады. Но русско-турецкая война показала, как недостаток в денежном содержании мог влиять на материальное положение командных чинов, обеспеченных якобы жалованьем в форме земельных наделов. «…Российские офицеры несут сильную нужду и недостаток неточию в мундирах, но и в экипажах», — сообщали Миниху. И генерал-фельдмаршал приказал сравнять оклады русских и иноземцев, но у последних никак нельзя было отнять часть денег и передать в распоряжение первых, поэтому изыскали суммы и подняли оклады русских офицеров до величины иноземческих. Так высшим начальником русской армии, датчанином по происхождению, был ликвидирован последний этап в дискриминации русской части офицерского корпуса. Надо думать, что поместный способ обеспечения военного слуги Российского государства, дворянина, исчерпал себя полностью при ликвидации разницы в окладах иностранцев и русских. Теперь правительство, не ссылаясь на поместья, предлагало всем офицерам равный (в пределах чина) и одинаковый по существу способ довольствования — денежное жалованье.

А в 1764 году Военная коллегия пошла еще дальше. В высочайше утвержденном докладе форму закона приняло решение зачислять на русскую службу «как бывших в голштинской, так и в прочих иностранных службах штаб- и обер-офицеров с понижением одного чина». Трудно сейчас сказать, был ли этот указ продиктован одним лишь раздражением Екатерины против памяти покойного «голштинца», однако и иной мотив вполне приемлем: желание оградить русскую армию от случайных лиц, получавших производство, служа не «царю и отечеству», а другим державам, что не давало возможности оценить способности нанимавшегося по достоинству. Во всяком случае, во второй половине века, в правление Екатерины Великой, один лишь факт «заграничного» происхождения уже не приводил в трепет русского военного администратора, получавшего предложение от офицера-иноземца воспользоваться его талантами.

Но присмотримся повнимательнее к размерам офицерских окладов. Мы помним, что век семнадцатый знал крайне разнообразные величины жалованья даже у воинов одной и той же категории. Интересно то, что и первые десять лет следующего века, как бы копируя положение в «дорегулярстве», предлагают одному и тому же чину очень разные оклады. Один капитан в артиллерии мог получать в год 720 рублей, другой — 240, третий — 165, а четвертый даже 132 рубля. В чем же дело? Может быть, это касается лишь капитанов? Нет, и у поручиков картина та же: 18, 15, 13, 12, 10 и даже 7 рублей 23 алтына 2 деньги в месяц. А причин для такой пестроты было несколько.

Во-первых, как уже говорилось, в период Северной войны у иноземцев оклад был больше. Другой же причиной, приводившей к различию в окладах, являлась практика присвоения офицеру очередного чина с сохранением прежнего жалованья. Однажды фельдмаршал Борис Шереметев получил от самого царя указ выбирать и назначать на полковничью должность подполковника, на подполковничью — «маеора», а на майорскую — капитана «по достоинству», и так вплоть до капрала. Вся хитрость указа заключалась в том, что произведенным офицерам не выплачивалось соответствующее чину жалованье, а повышенным в звании следовало ждать, «когда в каким полку упалые будут места». «Упальге» же места — это освободившиеся после убитых в бою или умерших офицеров окладные ставки.

Нетрудно догадаться, что появление такого распоряжения было вызвано желанием незамедлительно восполнить недостаток в начальствующем составе армии, причем происходила экономия денежных средств: кто-то на капитанском, к примеру, окладе работает за майора и является как бы кандидатом на его жалованье. Вполне вероятно, что ускоренный перевод в новый чин с сохранением прежнего оклада практиковался еще и в целях морального поощрения военнослужащих, с нетерпением ожидавших повышения, теряя подчас интерес к службе. Итак, наш капитан стал майором, но в ведомости против его фамилии стоит цифра, соответствующая размеру капитанского жалованья. Вот мы и уяснили одну из причин окладной пестроты.

Другой причиной, делавшей оклады офицеров разными, была практика выдачи штаб-офицерам (полковникам, подполковникам, майорам) еще и капитанского оклада вдобавок к основному — от 11 до 25 рублей, — что делалось за исправление обязанностей командира батальона или роты. Мы бы и не упомянули здесь об этих дачах, если бы они осуществлялись далеко не всем штаб-офицерам, а являлись своего рода особым пожалованием, поскольку командовать вверенными подразделениями им практически не приходилось. Например, как-то Яков Брюс сообщил князю Федору Ромодановскому о том, что «его царское величество по именному своему государеву указу пожаловал артиллерийских маеоров Илью Кобера, Карла Гаксворта, указал им давать к маеорским их окладам капитанские оклады такоже». Интересно и то, что хоть эта прибавка называлась «капитанской дачей», но она могла и не достигать размера капитанского жалованья, и ее величина зависела и от характера службы штаб-офицера, и от произвола начальства, назначавшего ее. Так, в 1707 году сообщалось о пожаловании двух майоров «капитанской дачей», причем писалось: «…и давать им велено, которой будет в походе обретатца, по 18 рублей, а которые в гарнизонах — тем по 11». А есть сведения, что часто гарнизонным штаб-офицерам и вовсе отказывали в этих дачах, а вообще «капитанские деньги» перестают выдаваться, надо думать, уже в конце Северной войны — раздаточные книги 1730–1740 годов о них молчат.

К разнообразию в окладах одного чина приводили и разные периодические надбавки, получаемые за личные заслуги, выслугу лет и пр. В 1705 году капитану Кохону добавили к 18 рублям месячного жалованья еще 6 рублей, поручику Лейде к 12 рублям — 3, адъютанту Гейну к 8 рублям — 4. Вот так и росло жалованье обер-офицеров даже в пределах чина от «нижняго градуса до высшего». Вначале назначался самый маленький оклад, по нижней статье, а быстрое повышение оклада при помощи частных, но незначительных прибавок стимулировало заинтересованность воинов в службе, во всяком случае офицеров-иностранцев, для которых материальный стимул являлся основополагающим. Нельзя сказать, что русские офицеры были равнодушны к повышению оклада, — нет. Просто до предоставления дворянству права самим выбирать род службы пребывание в армии было необходимостью, и офицер — обладатель богатого поместья уже в меньшей степени, чем иностранец, мечтал о чинопроизводстве как о средстве улучшить материальное положение свое.

Получение же нового чина, а значит, и большего оклада в первом десятилетии века начиналось обыкновенно с подачи челобитной — прошения, которое писалось претендующим на новое звание. Сохранилось немало челобитных артиллеристов, и в одном из таких прошений писалось: «Служу тебе, государь (составлялась челобитная всегда на имя царя. — С. К.) в артиллерии сержантом шестой год, а чином, государь, я никаким не переменен. Всемилостивейший государь, прошу вашего величества, повели, державство ваше, за службы мои повысить меня чином в штыкъюнкеры. Вашего величества нижайший раб Гензберт Монс».

Хоть и писалась эта челобитная на имя Петра, но поступала она в Приказ артиллерии, где назначить просителю новый оклад одновременно с присвоением ему более высокого чина не спешили. Челобитная вначале подвергалась тщательному анализу со стороны подьячих, выяснялось, откуда приехал челобитчик, каким чином, какое жалованье имел прежде, какое имеет теперь, сколько лет всего прослужил в России. В случае с Гензбертом Монсом дотошный подьячий даже приписал уточнение: «…и стал он при артиллерии служить тому 10 год, а он сказал, при артиллерии он служить стал сержантом 6, а не 10 год». После выяснения этапов прохождения службы подьячим составлялась небольшая выписка, где вкратце излагались все сведения о челобитчике, а также прилагалась справка с указанием величин окладов, на которые мог претендовать проситель, К примеру: «А буде великий государь пожалует вышеписанного сержанта Гензберта Монса, велит быть ему при артиллерии штыкъюнкером и свое государево жалованье учинит ему… против первой статьи по 9 рублей, а ежели против второй статьи по 8 рублей, а буде против третьей статьи — 7 рублей на месяц».