Археолог: солнечный камень (СИ) - Рудин Алекс - Страница 24

Азиз беспомощно молчит.

Серёга лениво берёт его за плечо.

— Пошли!

Мы с Дмитрием остаёмся вдвоём. Он поворачивается ко мне и прямо спрашивает:

— Саня! Сколько эта хрень стоит?

Он показывает на шкатулку, которую я по-прежнему держу в руках.

Позавчера мы с ним пили вискарь на его квартире. Поэтому теперь он называет меня Саней.

Я пожимаю плечами.

— Так сразу не скажу. Материальная ценность — копейки, а вот историческая... Тут комиссия нужна. Надо внимательно осмотреть весь дом — может, ещё что-то найдётся. Работы пока лучше остановить.

Я тщательно выбираю слова, чтобы они подействовали так, как мне нужно.

— В смысле — остановить? — удивляется Дмитрий. — Я плитку из Германии заказал! Финскую сантехнику послезавтра должны привезти.

Я развожу руками.

— Историческая находка. Пока специалисты здесь всё не осмотрят — работать нельзя. Закон такой.

Слово «закон» для Дмитрия словно красная тряпка. Вертел он эти законы на таком месте, о котором неудобно говорить!

Дмитрий угрюмо смотрит на меня.

— Саня, — начинает он. — Это хрень, понимаешь? Мне ремонт доделать надо.

— Понимаю, — говорю я. — Неприятная ситуация.

— Слушай, а забери эту коробку себе, — неожиданно предлагает Дмитрий. — Ты же этот... как его... археолог? Вот сам её и изучай. Только скажи, что нашёл в другом месте.

Я делаю вид, что раздумываю над его предложением. И, наконец, киваю головой.

— Можно.

Дмитрий заметно успокаивается.

— У тебя когда самолёт?

— Не знаю, — говорю я. — Билеты ещё не заказывал.

— Диктуй данные. Ребята тебе на завтра билет сделают. Чего тебе тут торчать?

Его стремление понятно. Выслать меня из города и этим закрыть дальнейшие проблемы с собственностью.

— Куда полетишь, в Ленинград? — снова спрашивает он.

— В Сочи, — говорю я. — Не надышался морем.

— Без проблем!

Дмитрий достаёт из внутреннего кармана модного пиджака толстую пачку денег. Отсчитывает несколько купюр. Подумав, добавляет ещё три. Это неожиданно и приятно.

— На, держи! Как договаривались! Вечером заходи ко мне — посидим на дорожку. А завтра тебя Серёга отвезёт на самолёт.

Вот такие давние будущие события вспомнились мне, пока мы ждали Валерия Михайловича и милицию. События, которым теперь не суждено случиться. Понимать это было странно.

Мишаня сопел возле стола, внимательно разглядывая шкатулку. Дядя Слава всё так же сидел на кровати, сложив волосатые руки на худых коленях.

— Дядя Слава, — спросил я его. — Как твоя фамилия?

— Раушев. А что?

— Да ладно! — удивился я. — Так ты, выходит, потомок барона!

— Иди ты в ...опу!

— Я серьёзно!

Барон-алкоголик негодующе посмотрел на меня выцветшими серыми глазами.

— Я советский человек! Всю жизнь на Балтийском судоремонтном! Вот этими руками...

Он показал мне сухие жёлтые ладони. Но объяснить, что делал этими ладонями на заводе, не успел.

Пришла милиция. Усталый лейтенант в помятой рубашке бросил равнодушный взгляд на шкатулку.

— Материальных ценностей не было?

— Нет, — ответил я.

Лейтенант расстегнул кожаный планшет, который висел у него на боку, и достал оттуда чистый лист бумаги.

— Освободи-ка табурет!

Я встал, и лейтенант по-хозяйски присел к столу.

— Давайте по порядку!

Пока мы диктовали показания, вернулся взбудораженный Севка.

— Идут! — с порога закричал он.

— Кто? — не понял я.

— Все идут! Даже завхоз, Георгий Петрович!

— Это кто? — спросил лейтенант, не отрывая взгляд от бумаги. — Посторонним очистить помещение!

— Он не посторонний, — ответил я. — Был с нами, когда нашли шкатулку.

— Ага! Ну, тогда диктуй имя, фамилию.

Хлопнула входная дверь. В комнату вбежал Валерий Михайлович.

— Ну-ка, покажите! Что тут у вас?

— Вы кто, товарищ? — осадил его лейтенант. — Здесь милиция работает, не мешайте!

— Это наш начальник экспедиции, — объяснил я. — Он учёный, археолог.

Валерий Михайлович не обратил на лейтенанта никакого внимания. Открыл шкатулку, достал письмо фон Рауша. Развернул его, осторожно держа в руках, и принялся читать.

— Повезло, — повторял он. — Вот же повезло на ровном месте! Гореликов! Как вы додумались до этого?

— Это случайно получилось, — ответил я. — И вообще, шкатулку Миша нашёл. И письмо тоже он перевёл.

— Надо срочно закладывать раскоп у северной стены кирхи! — сказал Валерий Михайлович и обвёл нас загоревшимся взглядом. — Ну, что? Раз вы нашли этот документ — вы и будете копать. Разумеется, под моим присмотром!

— Валерий Михайлович, а с документами нам можно будет поработать, когда найдём архив? — спросил я.

— Если найдём, Гореликов, — строго поправил меня Валерий Михайлович.

Но потом не выдержал и улыбнулся.

— Конечно, поработаете! Все поработаем!

— Всем не надо, — сказал я. — У нас Мишаня любит с бумагами возиться. Да и подоконник, под которым была спрятана шкатулка, он сломал.

Валерий Михайлович и Оля осуждающе посмотрели на меня. Взгляды их красноречиво спрашивали: ну, почему этому раздолбаю так везёт?

А раздолбай прекрасно знал причины своего везения, но не собирался посвящать в них окружающих.

Апрель 997-го года. Деревня пруссов

— Собирайся, епископ!

Эрик выглядел озабоченно. Густые рыжие брови нависли над голубыми глазами. Рыжая борода воинственно топорщилась.

— Что случилось?

Адальберт старался выглядеть спокойным, но волнение всё-таки прорвалось в голосе. Кто знает, что на уме у этих язычников? Их приютили, кормят и поят. Даже почти вылечили руку Бенедикта. Но всё это может оказаться обманом, чтобы успокоить монахов, а потом принести в жертву своим богам.

— Криве-Кривейто пришёл к вождю, — угрюмо ответил Эрик. — Сам пришёл.

— Кто? — не понял Адальберт.

— Некогда, — нетерпеливо отмахнулся Эрик. — Объясню по дороге. Идём!

— И я с вами!

Бенедикт, месивший тесто для лепёшек, бросил тугой тестяной комок на стол. Шагнул к кадке с водой, чтобы вымыть испачканные руки.

Но Эрик остановил его.

— Нет, монах! Сегодня твоя помощь епископу не потребуется!

Сердце Адальберта болезненно сжалось. Что это значит? Почему вождь зовёт только его одного?

Но епископ преодолел минутную слабость и кивнул:

— Я готов.

Словно угадав его мысли, Эрик сказал:

— Возьми с собой своего брата.

Радим был во дворе — кормил кур в курятнике. Монахи старались не сидеть без дела, и в благодарность за хлеб и приют помогали домочадцам Эрика, чем могли.

Бенедикт вышел, чтобы позвать Радима. Воспользовавшись этим, Эрик добавил:

— Будь силён, епископ. Силён и убедителен!

Втроём они вышли со двора. Пока шли по селению, Адальберт невольно крутил головой по сторонам. Такого количества народ в деревне он ещё не видел. Жители побросали дела и собирались кучками, чтобы обсудить небывалое — верховный жрец Криве-Кривейто покинул священную рощу Ромове и пришёл к ним!

Что же теперь будет?!

Возле деревенской кузницы, опустив до земли сильные натруженные руки, сидел кузнец. Седобородый, с широкими плечами и длинными волосами, он был похож на бога Перкуно. За его спиной, в тёмном провале двери метались отсветы огня.

— Кто такой Криве-Кривейто? — задыхаясь от быстрого шага, спросил Адальберт Эрика.

— Криве-Кривейто, — ответил Эрик, — это верховный жрец всех прусских племён. Он живёт в священной роще Ромове и никогда не покидает её.

Эрик замолчал и поправил себя:

— Не покидал до сегодняшнего дня.

Сердце Адальберта сжалось. Теперь понятно, что ему предстоит. Встретиться лицом к лицу со своим главным противником в этих землях. И победить его.

Монахи с Эриком шли через торговую площадь. Обычно пустая, сегодня она была полна народу. Люди, увидев монахов, оборачивались, замолкали. Но к ним никто так и не подошёл.