НИИ особого назначения (СИ) - Фишер Саша - Страница 14

— Да все равно, — Роман широко улыбнулся и снова помахал мне из-за стекла. — Нужно, чтобы ты вспомнил такие... типовые дома. Понимаешь?

— Хрущобы? — понимающе покивал я.

— Да-да, именно! — обрадованно воскликнул Роман.

Допрос закончился неожиданно. Хотя какой это, нафиг, допрос? От меня ведь даже не требовалось отвечать.

— Сам снимешь датчики? — спросила Настя в микрофон. — Хотя нет, давай я помогу.

Дверь снова открылась, и ко мне в звукоизолированную камеру снова вошла Настя.

— Я думала, что тебя придется уговаривать и убеждать, — сказала она, последовательно срывая с меня все те штуки, которые она же перед этим и налепила.

— На что уговаривать? — я встал с кресла и потянулся.

— Понимаешь, Клим, это только кажется, что работа ученых — это протирать штаны в безопасных кабинетах и мучать ни в чем не повинных подопытных животных, — сказала она размеренно.

— Насть, ну давай уже не тяни, что-то долго запрягаешь, — поморщился я. — Можно не миндальничать, вываливай.

— Ха-ха, — Настя искренне рассмеялась, запрокинув голову. — Нет, воевать ни с кем будет не надо, но твой боевой опыт будет очень кстати.

— Опасная работа? — хмыкнул я.

— Агрессивная окружающая среда, — Настя двинула к выходу. — Завтра все сам увидишь. И с ребятами познакомишься.

Мы вышли из комнаты с креслом в комнату с пультом. Роман больше не нажимал ни на что на пульте. Он сидел, уткнувшись в гораздо более современное устройство. Гибрид планшета и кассового аппарата, я бы сказал.

— Сейчас, пять минут, — пробормотал он, быстро быстро двигая пальцем по монитору.

— Да как это вообще сочетается? — пробормотал я. — Фанерные двери в сортиры и запредельные какие-то биотехнологии. Или вот этот вот прибор из области ретрофутуризма, и вполне современная штука...

Роман и Настя уставились на меня не с недоумением, нет. Кажется, они прекрасно поняли мой вопрос. Они смотрели на меня с досадой.

— Закатай рукав рубашки, — сказал Роман. — Да-да, я слышал вопрос. И даже готов на него поотвечать, но сначала давай тебя прошьем, ладно?

— В каком это смысле? — я подозрительно прищурился.

— Документы тебе сделаем, — терпеливо объяснил Роман.

— Рома, давай лучше я объясню, — Настя подмигнула. — Клим, ты ведь уже понял, что мы нарушили некоторое количество правил и уставов, пока с тобой носимся?

— Да уж, не совсем тупой, — хмыкнул я. — Не понял только, для чего вы рискуете. Я пока мало что понял, про ваш ЭсЭсЭсЭр-два-точка-ноль, но церемониться не будут, верно?

— У нас есть причины, но ты пока их не поймешь, — сказала Настя. — Но нам правда надо, чтобы ты был здесь. Веришь?

— А ты правда особист? — спросил я.

— Я, Клим Павлович, ходячий анахронизм, — скзаала Настя. Потом бесцеремонно подошла ко мне и закатала рукав рубашки. Расстегнут он все еще был, с кресла. — Научный оккультизм было пугалом примерно до две тысячи восьмого. И у всех сотрудников отдела обязательно были воинские звания. И не простые, а золотые... Рома, ну прошивай уже, видишь, Клим не против! Клим, ты же не против, верно?

— Это что, какие-то нано-роботы? — спросил я. Сопротивляться не стал. Несмотря на некоторую абсурдность ситуации, я не чувствовал никакой угрозы. И Роман, и Настя были ко мне настроены благожелательно. Если не сказать еще теплее. И вообще они были каким-то... другими. Не мог пока понять. В них не было чего-то, к чему я привык в своем мире. Они были как дети, что ли.

— Прошивка делается наноботами, да, — ответил Роман, поднося к сгибу моего локтя этот свой гаджет. — Мы их настроили на полиграфе. С одной стороны, так никто не делает, с другой — настройка получается как настоящая. Вот только если бы мы в современный метрический центр сунулись, он бы тебя моментально расколол. А так... Все, готово! Не больно было?

— В смысле, все? — я посмотрел на свою руку. А где, кстати, след от катетера? Ни синяка, ни дырки не осталось...

— Клим Павлович Вершинин, год рождения тысяча девятьсот семьдесят третий. Нижнеудинск, — перечислил Роман. — Добро пожаловать в научно-исследовательский институт номер сто двадцать два. Согласие пока еще не получено, заявление в отделе кадров увидят только утром.

— Кстати, ты же мне так и не ответил! — вспомнил вдруг я. — Чем занимается ваш институт? Научным оккультизмом?

— Я же сказал — белым шумом, — усмехнулся Роман. — Пожалуй, это самое близкое, как можно коротко обозвать нашу область исследований.

— Звучит красиво, но ни черта не понятно, — хохотнул я.

— Мы исследуем то, что когда-то отбросили, как нечто незначительное, — сказал Роман. — Проверяем то, что считалось невозможным, абсурдным или глупым. Как получилось с научным оккультизмом когда-то. В тридцатых годах двадцатого века исследования были заброшены, экспедиции прекращены. И уже много позже только сообразили, что...

— Роман Львович, — Настя подмигнула и намекающе мотнула головой в сторону двери. — Мы же сможем болтать по дороге?

— А нам опять надо будет лезть через вентиляцию и все такое прочее?

— Нет, конечно, — Настя открыла дверь. — Теперь можем идти по-человечески.

— Так на чем я остановился? — сказал Роман, двинувшись к двери.

— На научном оккультизме, — ответил я. — Что потом оказалось, что... А чем, кстати, занимается этот самый «научный оккультизм»?

— Исследованием паранормальных явлений, а также сверхъестественных и экстрасенсорных способностей человека, — вместо Романа ответила Настя. — А также прикладной этнографией и прочими смежными дисциплинами.

— Серьезно? — я даже остановился. — А я думал, что ерунда это все, а про засекреченные научные исследования в этой области — это байки.

— Вооот! — Роман поднял палец и расхохотался. — Поэтому я и сказал, что мы занимаемся «белым шумом». Такими вещами, которые никто и никогда не примет всерьез. А мы принимаем. Просеиваем сквозь пальцы шляк всяких лженаучных теорий, народных баек и городских легенд, чтобы обнаружить среди кучи мусора золото настоящего открытия.

— А это, значит, лабораторный корпус? — спросил я, разводя руками вокруг.

— Старый корпус, — сказал Роман. — Он стоял законсервированным лет десять. Или даже больше.

Я спиной почувствовал, как Настя напряглась. И напрягся тоже на всякий случай. Принялся «обнюхивать» пространство в поисках возможной опасности.

— А куда делся новый? — спросил я.

— Понимаешь, какое дело... — замялся Роман. — Кое-кто считает, что эксперимент тогда не вырвался из-под контроля вовсе...

— Клим, новые лаборатории частично разрушены, — перебила его Настя. — И частично оказались в зоне пространственно-временной флуктуации или как вы там ее называете теперь?

— Граница тридцать два, — сказал Роман и вздохнул. Нахмурился.

Какая-то интрига. То ли что-то просто пошло не так, то ли намеренно сломали, чтобы получилось, как получилось.

— Сложная для меня тема какая-то, — сказал я. — То ли сломали, то ли само сломалось. Лабораторный корпус. Флуктуация. А я-то ко всему этому какое отношение имею?

— Самое прямое, — весело ответила Настя. И победно посмотрела на Романа, будто они о чем-то спорили, и она оказалась права.

Бывают иногда неприятные ощущения, сказал карась, когда кухарка соскабливала с него чешую.

Генрик Сенкевич «Семья Поланецких».

Ну вот все и стало потихоньку вставать на свои места. Некоторое время назад, пару лет или вроде того, Настя и Роман говорили по очереди, иногда спорили, но без принципиальных разногласий, а скорее шутливо, о формулировках. Итак. Основан этот научно-исследовательский институт белого шума был еще до октябрьской революции, вместе с другими институтами, лабораториями и бюро, нацеленными на производство нового крутого оружия. Ну и «на сдачу» поставили и соловецкий институт. В основном в целях изучения северо-западных народов и их особых умений. И использования оных умений в военной разведке. Потом случилась первая мировая, революция и гражданская война. И про сто двадцать второй как-то подзабыли за всей этой суматохой. И очень удивились, обнаружив там десяток энтузиастов-сотрудников, которые, кажется, даже не заметили социальных потрясений и смены формаций, а продолжали как хомяки таскать в свою научно исследовательскую норку материалы про карельских колдунов, саамских шаманов и поморские мифы. Трогать этих блаженных не стали. Но достроили к институту причал, ангар для подводных лодок и парочку маяков. Но потом началась вторая мировая.