Тоннель призраков - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/23
• Следующая

– Вы же с ним, кажется, друзья...

– Значит, вы считаете, что он подходит? – улыбнулся Дронго. – Вот видите, вы уже сомневаетесь. А если подумать как следует, то получится, что каждый из присутствующих мог совершить это убийство.

– Мог, – согласился Деркач. – Но не совершал. Убийцы среди нас нет.

– Я учту ваше мнение, – сообщил Дронго, поднимаясь. – Только не рассказывайте о том, как вы ненавидели Горшмана, при его вдове. Это доставит ей мало радости.

– Не принимайте меня за идиота, – огрызнулся Деркач.

Дронго прошел в конец вагона, где все еще лежала в беспамятстве Юлия Соломоновна, сраженная горем. Рядом сидели Алена и Елена Анохина. Алена держала в своих руках руку несчастной вдовы, словно пыталась взять на себя часть ее боли. Дронго поманил к себе Новикову. Та отпустила руку вдовы, поднялась и, тряхнув волосами, подошла к Дронго.

– Может быть, нам лучше выйти? – неожиданно предложила она. – Хочется курить, а в салоне сейчас дымить не стоит – она в таком состоянии...

– Идемте, – согласился Дронго.

Они вышли в тамбур, соединявший четвертый вагон с вагоном-рестораном. Алена достала сигареты, щелкнула зажигалкой, затянулась.

– Хотите что-то спросить? – с явным вызовом проговорила она.

– Хочу, но не знаю, как вы будете реагировать.

– В таком случае попытайтесь. Может быть, я и отвечу.

– Почему Беляев ударил Нелюбова?

– Потому... – Она отвернулась, затянувшись, немного помолчала. Потом произнесла: – Вы ведь умный человек. Наверняка все поняли. Зачем же спрашиваете?

– Он вас оскорбил.

– Он сказал то, что думают другие.

– Вы были близки с Беляевым?

Она снова помолчала.

– Была, – ответила наконец. – И сейчас близка.

– Вы с ним дружите?

– «Дружите»?.. – Она усмехнулась. – Какое интересное слово вы подобрали. Любой другой бы наверняка спросил, не была ли я его любовницей.

– Мне не нравится это слово, – признался Дронго. – Оно – от слова «любовь», а мы превратили его в синоним содержанки. Тогда как идеальная супруга – это всегда хорошая любовница.

– Спасибо, – едва заметно усмехнулась Алена. – Мы давно планировали эту поездку. Но Петр Леонидович женат, и мы не имели права забываться. В общем, я получила приглашение на эту поездку в качестве независимой журналистки. А в Париже мы все время были вместе.

– Горшманы знали об этом?

– Знали, конечно. Сначала догадывались, потом все поняли. По ночам я приезжала к нему в номер. Два раза мы вместе обедали и ужинали. Все четверо. Юлия Соломоновна – удивительная женщина. Чуткая, деликатная. Она делала вид, что ничего не происходит. Вообще, по-моему, вся группа догадывалась, но все молчали. И только Нелюбов иногда ворчал. Но он, по-моему, ненавидит всех на свете, а больше всего – банкиров. Не знаю почему, но он не мог даже спокойно разговаривать с ними. Его прямо трясло от ненависти.

– Вы не знаете почему?

– Понятия не имею. И свою ненависть к ним он перенес и на меня. Поэтому я не очень удивилась, когда он мне так грубо ответил. Но Петр Леонидович не думал, что Нелюбов позволит себе такой грубый выпад. Поэтому он его и ударил.

– Вы давно знакомы с Беляевым?

– Полтора года. Он не мог решиться на развод. У него двое маленьких детей.

– Это всегда сложная проблема, – согласился Дронго. – А Борисов постоянно общается со своим патроном?

– Нет, не постоянно. Но достаточно часто. Он выполняет функции... скорее помощника или секретаря, чем телохранителя. Валя хороший парень, немного бесхарактерный, но хороший. Я слышала, что он раньше работал на таможне.

– Вы ходили в «Ритц» пешком?

– Беляев предлагал присылать за мной машину, но мне не хотелось. Ведь наши отели находились совсем рядом. Я выходила из «Интерконтиненталя» и доходила до Вандомской площади за несколько минут. А утром возвращалась к себе, чтобы другие не догадались. Возвращалась к завтраку. Но мне кажется, что все равно все догадывались о наших отношениях.

– Вы присутствовали при разговорах Горшмана с Беляевым?

– Да, несколько раз.

– О чем они говорили? Меня интересуют не столько их беседы, сколько их тон, настроение обоих, отношение друг к другу.

– Я все равно не прислушивалась к их разговорам. Но они обычно разговаривали очень тихо. Вернее, больше говорил Беляев, а Александр Абрамович его слушал. Иногда вставлял какие-нибудь фразы. Он вообще не любил много говорить. Но они очень дружили. Я слышала, как часто они смеялись, шутили. Они ведь были компаньонами, и Беляев доверял своему напарнику. Он мне несколько раз говорил, что преклоняется перед талантами Александра Абрамовича. Рассказывал о гениальности Горшмана в экономических вопросах. Говорил, что без Александра Абрамовича их компания ничего не стоит. Он его очень уважал.

– А как он относился к Юлии Соломоновне?

– Нормально. Она вообще очень деликатная и тонкая женщина.

– Как вы думаете, кто мог убить Александра Абрамовича? Это сделал кто-то чужой – или кто-то из своих?

– Чужой вряд ли, – сразу ответила Алена. – Чужой не мог знать, кто и где сидит. А убийство совершили в темноте. Вы же видели, что нам показал бригадир. Кто-то вставил реле в соседнем вагоне, устроил короткое замыкание и, воспользовавшись аварией, убил Горшмана. Это мог сделать только один из наших.

– Тогда я должен у вас спросить, кого вы подозреваете?

Алена потушила сигарету. Повернулась к Дронго.

– Никого. Я никого не подозреваю. Но мне кажется, что Александра Абрамовича не очень любили в группе.

– Почему?

– Сама не понимаю. Люди вообще... странно устроены. Такое ощущение, что им нравится состояние перманентной ненависти. Я часто обращала внимание, как многие в нашей группе менялись, когда речь заходила о Горшмане. Все признали, что он очень умный человек, блестящий экономист. Но все его не любили. Может, потому, что он добивался гораздо больших успехов, чем все остальные.

– Кажется, Бальзак сказал, что зависть толкает людей ничтожных на мелкие и гадкие поступки, а людей великих побуждает к соперничеству, – вспомнил Дронго.

– Вот-вот. Горшману завидовали, вернее, не хотели признавать за ним права на лидерство. Может, поэтому угрожали и Петру Леонидовичу.

– Когда ему угрожали? – тотчас же спросил Дронго. – Во время поездки?

– Да. Ему позвонили в номер отеля, когда я была у него. – Алена покраснела. – Извините, – пробормотала она, – но я слышала по голосу, как он нервничал, отвечая на этот звонок. Он несколько раз переспросил, с кем именно говорит. Потом замкнулся в себе и ничего не стал мне рассказывать. И только после моих уговоров рассказал, что ему звонил неизвестный, который предостерегал его от поездки в Лондон.

– Он не сказал – почему?

– Сказал. Они с Горшманом должны были подписать какое-то соглашение. Звонивший не хотел, чтобы они его подписывали. Кажется, он ему угрожал. Я вообще думаю, что убийца мог целиться в Петра Леонидовича, а случайно попасть в Горшмана. Они ведь сидели рядом. Состав дернулся, и убийца случайно попал не в того, в кого хотел.

– Как вы думаете, кто мог совершить это преступление?

– Не знаю. Мне даже страшно подумать, что кто-то из наших мог решиться на такое. Я не могу никого назвать. Не могу. Извините меня.

– Я вас понимаю. Скажите, Алена, что вы думаете об Анохиных?

– О ком вы спрашиваете? О Зинаиде Михайловне или о ее дочери?

– Мне интересно ваше мнение об обеих дамах.

– Старшая Анохина – довольно эксцентричная особа, неискренняя и лживая. А ее дочь очень закомплексована, но производит более благоприятное впечатление, хотя временами бывает похожа на мать.

– Они к вам плохо относились?

– Ужасно. Зинаида Михайловна, по-моему, вообще с трудом выносила мое присутствие. Ей казалось, что такие, как я, отбивают потенциальных женихов у ее дочери. Стоило мне ответить на какой-нибудь вопрос Кунина, как ее буквально начинало колотить. Поэтому я обходила стороной Андрея, хотя он ко мне был явно неравнодушен. А мне он не нравится.

• Предыдущая
• 16/23
• Следующая