Принцесса на час (СИ) - Иконникова Ольга - Страница 3

Отец умер, когда я была еще ребенком, и я почти не помнила его. Я знала его только по рассказам матушки. Но были ли эти рассказы полностью правдивы?

— Но если мой настоящий отец — герцог Эрсан, то как мне надлежит поступить?

Я никогда не боялась принимать решения, но сейчас пребывала в полной растерянности. И матушка, к советам которой я прежде старалась прислушиваться, не могла мне подсказать.

— Полагаю, вам следует познакомиться со своим отцом, — без тени сомнений ответила Рикарда. — Пусть он и не образец добродетели, но всё-таки он — ваш родной человек. И возможно, он всего лишь хочет вам помочь.

В этом она была права. Теперь, когда матушка болела, и я уже не могла вести с ней долгие вечерние разговоры, к которым привыкла с детства, я чувствовала себя ужасно одинокой. Я не хотела предавать ее, но, может быть, она сама предпочла бы, чтобы я дала герцогу шанс. Наверняка, когда она отправила мне письмо в академию, именно об этом она и хотела поговорить. Вот только сделать этого не успела, впав в забытье, в котором и пребывала до сих пор.

Но я всё еще не могла свыкнуться в этой мыслью и подсознательно отвергала такой вариант.

— Даже если он мой отец, Арди, как я могу простить его за то, как он поступил с матушкой? Он воспользовался ее зависимым положением, соблазнил ее, а потом прогнал.

Подумав об этом, я содрогнулась. Матушка тогда была моложе, чем я сейчас, и если она и допустила ошибку, доверившись сыну своего нанимателя, то винить в этом следовало совсем не ее.

— Может быть, всё было не совсем так, мадемуазель Луиза, — покачала головой Рикарда. — Мне показалось, что ваша матушка искренне любила его, а такое вряд ли бы было возможно, если бы он был совсем бесчестным человеком. Возможно, он и хотел жениться на ней, но был слишком молод, чтобы пойти против воли родителей и настоять на своем. Но, выходит, он помнил о вас все эти годы. А уж брошь, поверьте мне, и впрямь вещица дорогая. А если он не показался вам прежде, так, наверно, потому что этого не хотела ваша матушка. А сейчас он узнал о ее болезни и решил вам помочь.

— Значит, ты думаешь, что я должна поехать к человеку, которого никогда не видела, и который для меня совсем чужой?

Я нуждалась в том, чтобы она возразила, но она только скупо кивнула в ответ.

— Полагаю, так будет лучше, мадемуазель. Если вы останетесь здесь, барон Дюко не оставит вас в покое. Я знаю, вы хотели поехать в столицу, но это слишком опасно для молодой девушки. А герцог — всё-таки ваш отец. Возможно, он не признаете вас официально, но вы в этом и не нуждаетесь — у вас есть собственное имя. Но если он захочет помочь вам деньгами или протекцией — то стоит ли отказываться от этого?

Я ухватилась за эту мысль. Если герцог даст нам денег на лечение матушки, то я не имею права этим пренебречь.

Тот сапфировый гарнитур, о котором мы вспомнили сегодня, был продан еще месяц назад — и, боюсь, воспользовавшись моей неопытностью, ювелир с Ратушной площади не дал мне за него и половину его настоящей стоимости. Но нам нужны были деньги — никто из местных докторов не мог определить ни причину матушкиной болезни, ни способы ее лечения, и мне пришлось пригласить специалиста из столицы. Но даже доктор с дипломом магической академии не смог поставить точный диагноз — лишь посоветовал свозить матушку в канзийский Тулен, к источнику Святого Николая. Но денег на это у нас уже не осталось.

И хотя слова служанки звучали разумно, я всё-таки продолжала сомневаться. Мне казалось, что, познакомившись с герцогом Эрсаном без одобрения матушки, я вероломно вторгнусь в ее прошлое. В то прошлое, которое она пыталась сохранить в тайне.

— Нет, Арди, нет! Я скажу этому месье завтра, что не желаю знать никакого герцога!

Но ночь оказалась бессонной, и бодрствуя почти до рассвета, я многократно вспомнила каждое слово из вечерних разговоров. Оставшись здесь, я не смогу помочь матушке. Напротив, возможно, я лишу ее единственного шанса на выздоровление. Тулен находился за границей, в соседней Канзии, и даже если я найду работу, чтобы насобирать деньги на путешествие туда, потребуется не один год. Продержится ли столько матушка?

А если барон Дюко выполнит свою угрозу и добьется того, что нас выселят из этого дома? Куда мы пойдем тогда?

И хотя всё во мне противилось знакомству с герцогом Эрсаном, к утру я решила, что разумно будет хотя бы с ним поговорить. Он же не сможет заставить меня остаться подле него, если я не захочу этого делать? У него нет на это законных прав, и вряд ли он захочет публичного скандала.

Мы встретимся, я выслушаю его, быть может, найду оправдания тому, как он поступил с матушкой, и если он покажется мне неплохим человеком, то я хотя бы буду знать, что мы не одни на этом свете. А если он пожелает помочь мне деньгами, то я приму их на время — а потом, когда поступлю на службу, верну всё до последней медной монеты.

С этой утешительной мыслью я и встретила вернувшегося к полудню месье Барнэля — он, наконец, назвал свое имя. Но прежде, чем ответить гостю согласием, я выставила условие:

— Я не могу уехать из города, сударь, не расплатившись по долгам. Мне потребуется не меньше десяти эрлонов.

Для меня это была большая сумма, но наш гость, услышав это, не моргнул и глазом. И поняв, что ради выполнения поручения своего хозяина он готов быть очень щедрым, я добавила:

— И я должна оставить деньги нашей служанке Рикарде, которая будет присматривать за моей матушкой, пока я буду в отъезде. Пять эрлонов, не меньше.

Всё было решено за полчаса — мясник и зеленщик при свидетелях получили то, на что, на самом деле, не имели права, и Арди тоже опустила в свой карман увесистый кошель.

Мы с месье Барнэлем выехали этим же вечером. Я обняла Рикарду, и слёзы побежали у меня по щекам. С этим местом у меня было связано так много воспоминаний, что я оставляла его с тяжелым сердцем. Конечно, самые дорогие вещи я взяла с собой — медальон с маминым портретом и ее любимый томик стихов, — но много ли могло поместиться в дорожном саквояже? И мама, моя любимая мама оставалась здесь, а я даже толком не поговорила с ней перед отъездом. Я не смогла сказать ей правду о том, куда я еду на несколько дней — боялась, что волнение ухудшит ее состояние.

Глава 4

В ворота поместья Эрсанов мы въехали утром — солнце только встало, и снег на деревьях и подъездной аллее был бело-голубым. Дворец его светлости находился на холме и выглядел столь величественно, что я ощутила тревогу.

Как меня примут здесь? И знает ли кто-то, кроме герцога, что у него есть незаконнорожденная дочь? Быть может, его желание познакомиться со мной было минутной слабостью, о которой он уже пожалел, и теперь он велит мне убираться прочь? Но я бы даже не расстроилась из-за такого поворота дела.

— Не правда ли, мадемуазель, поместье очень красиво? — обратился ко мне месье Барнэль. — Его построил в прошлом веке дед его светлости, — он замешкался на мгновение, но всё-таки добавил, — ваш прадед.

Он ждал от меня ответа, и я кивнула — вид из окна кареты открывался восхитительный. Но через некоторое время я поняла, что направлялись мы отнюдь не к центральному зданию. Карета свернула на боковую аллею и, миновав мостик над прудом, остановилась перед двухэтажным особняком, почти терявшимся в хвойном перелеске.

Как я могла подумать, что его светлость не станет меня стыдиться? Вполне естественно было предположить, что он не захочет показать меня своей настоящей семье. Быть может, его мучила совесть, и он пригласил меня сюда, чтобы от нее откупиться? Или, поскольку думал, что мне известна матушкина тайна, я сама рано или поздно явлюсь к нему, чтобы потребовать деньги за свое молчание?

Боюсь, я покраснела, потому что месье Барнэль ободряюще мне улыбнулся.

— Его светлость полагал, что здесь вы будете чувствовать себя свободнее. Это гостевой дом, и поверьте, мадемуазель, его убранство вас не разочарует.