Цветок яблони (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 2

Лавиани негромко выругалась. Гвардейцы в отдалении терпеливо ждали, когда Тэо соизволит отправиться дальше.

— Эти дубины в седлах теперь присматривают за тобой?

— Да. После того как герцог узнал, что я сделал в Рионе.

— Экая благодарность от самовлюбленной дряни! — фыркнула сойка. — Зато он больше не дуется, что когда-то ты отказал ему. Подумаешь, нелепица, цирковая труппа. Уж куда... как это слово... Бланка говорила... куда престижнее владеть собственным асторэ, чем акробатом. Акробатов много, а вашей братии — по пальцам одной руки можно сосчитать.

— Он не владеет мной.

— Понятно, что Анселмо заблуждается на сей счет, но мы же не станем ему об этом сообщать и портить без того дурное настроение? Кстати, я сильно удивлена, увидев тебя. По всем правилам после драки с демонами ты должен витать в грезах да видеть десятый сон. Что-то изменилось?

Изменилось. С той ночи прошло уже несколько суток, но Тэо так и не провалился в глубокий сон, что стал для него проклятием после Туманного леса. Спал, как обычный человек, иногда всего по три часа, и вскакивал вместе со всеми, слушая, как страшно и долго умирает великий город. Гниет по частям-кварталам, распространяя яд по сосудам-улицам, захлебываясь смертями, все больше превращаясь в кладбище.

— Не спится.

— Ага. Так я и поверила. Когда было надо, тебя не растолкать. А лишь все мы стали шататься каждый по себе, ты бодр и полон сил.

Тэо склонил голову набок, потер плечом щеку, все так же глядя на море и корабль.

— Возможно, это из-за случившегося. Слишком много той стороны, слишком близко от меня.

— Ну хоть какая-то польза от дряни, что выпустила Шерон.

— Гвинт.

— Шерон, — жестко возразила Лавиани. — Давай не будем наливать последний мёд в озеро желчи. Слаще не станет.

— Но...

— Ты можешь пытаться убедить в этом себя, но не ее. Она-то умная девочка и прекрасно знает цену своего поступка. И нет. Я не осуждаю ее. Вообще. Только поддерживаю. Небось она места себе не находит.

Тэо негромко хмыкнул. Звук достаточный, чтобы Лавиани насторожилась.

— Что?

— Шесть дней прошло. Или семь уже? Ты не вернулась во дворец и непонятно где пропадала. Так что не в курсе про Шерон...

— И что же с ней? — протянула сойка и высунулась из лодки, глядя внимательно и напряженно.

Акробат помедлил:

— Я могу лишь догадываться, насколько все плохо. Она больна, и Мильвио никого не пускает к ней. Ухаживает и следит сам. Герцог освободил для нее целый этаж Каскадного дворца, на подступах гвардейцы, проход запрещен.

Лицо у сойки застыло, а в прищуренных глазах появилось беспокойство.

— На тебя не очень похоже вот так оставить ее, ничего не узнав и терзаясь догадками. Не поверю, что ты не пытался зайти к ней.

— Конечно, пытался. Но Мильвио просил не мешать. Он сам скажет, когда придет время.

— Рыба полосатая. Что там о себе возомнил этот заносчивый южанин?!

— Полагаю, он куда лучше нас знает, как правильно. Он понимает в этом больше, чем мы. Поэтому я не стал настаивать. Выглядел он встревоженно.

— Все сейчас встревожены. — Сойка вылезла из лодки, с неприязнью посмотрела на гвардейцев. — Странно было бы, если б радовались и пели. Пожалуй, навещу я дворец. Не спорь. Если Фламинго меня и отправит, то пусть сперва объяснится. Но сначала закончу дело.

Он только сейчас заметил, что возле обгоревших останков дома вырыта неглубокая яма. Внизу, среди осыпавшейся со стенок земли, лежали истонченные черные прутики — фрагменты костей.

— Все, что нашла, — буркнула сойка на немой вопрос Тэо, берясь за лопату. — Проклятый огонь шауттов был злющий.

— Кто это?

— Друг. Наверное, я могу назвать его именно так. Старый друг, живший в этом доме. А может, его дочь. Поди теперь пойми.

— Мне жаль.

— Нужно мне твое сочувствие, рыба полосатая! — огрызнулась та и начала работу.

Тэо постоял рядом, слушая, как она зло сопит, затем стал помогать, бросая землю руками. Сойка его не остановила.

Они хоронили под взглядами гвардейцев, которые ни во что не вмешивались. Когда могила оказалась зарыта, Лавиани с отвращением отбросила лопату, отряхнула ладони.

— Ну, вот и все. Всю жизнь ненавидела этот город.

— От города мало что осталось.

— Хм. Твоя правда, Попрыгун. Но мне совершенно нерадостно это признавать.

Корабль уже приблизился к гавани настолько, что стал различим рисунок на его косых парусах — ярко-алый гриф.

— Альсакра, похоже. Военный корабль Карифа. — Лавиани казалась удивленной. — Они, может, те еще песчаные задницы, но смелые, раз приперлись сюда в такое вре...

Она осеклась, и Тэо тоже почувствовал. Что-то маленькое, холодное коснулось его щеки. Он машинально вытер её тыльной стороной ладони, а после, задрав голову, посмотрел на низкие облака.

На Рионну, сонно кружась, падали снежинки.

— Прекрасное начало лета, рыба полосатая! — скривилась сойка.

Серые улицы и нависшие над ними истончившиеся, словно от голода, дома жадно впитывали в себя любые звуки. Шум шагов, стук копыт, тяжелое дыхание.

Город пожрал все, и теперь его засыпал снег. Но не белый, а светло-серый, больше похожий на пепел из прогоревшего костра. Снежинки очень неохотно таяли, несмотря на теплую погоду, и грязные проплешины легли на брусчатку, стали собираться на карнизах и козырьках зданий.

Тэо стоял на холме, ближайшем к реке, том, на котором веками высился Каскадный дворец, и изучал чужую, незнакомую Риону. Так, словно видел её впервые.

— Если доплыть в Филгам и пересечь весь Дельфин, оказаться на самом юге, где острый мыс лижут волны, а дальше одно лишь бесконечное море, там живут степные племена. Они тоже соланцы. Вроде как. — Лавиани непонятно чему усмехнулась. Каким-то своим мыслям. — Хотя они тоньше, смуглее, да глаза еще более темные. Они сжигают своих мёртвых.

— Народ курганов. Я был там однажды с цирком. К чему ты клонишь?

— Мертвецов выносят на берег, обкладывают хворостом, льют масло, убивают быка, если богат. Или курицу, коли беден. Костер хорошо горит, а ветер поднимает пепел в небо. Однажды они сожгли несколько сотен покойников разом. И небо стало отдавать прах назад. Щедро, забыв о жадности. Их деревню засыпало им. Смотри, Попрыгун. Этот странный снег почти такой же, как тот прах. Медленно и величаво укутывает город покойников.

Тэо покосился на нее с сомнением.

— Что, рыба полосатая? Слишком много слов для такой, как я?

— Да еще и высокопарных.

Усмешка прорезала её суровое лицо. Словно трещина, возникшая на сковавшем озеро льду.

— Должна же я когда-нибудь превратиться в болтливую бабку. Сейчас самое время. Мир, судя по всему, на самом краю и простит мне такую слабость.

Город засыпало снежным прахом, и он спал, ожидая, когда вечные сумерки дня перейдут в ночь. Башни высились из серого марева пальцами скелетов, грозя непонятно кому. Районы Трещоток, Пепельной Кучи, Удавки, Погребальных Слов, Сгоревших Листьев, Ниток и тех, что тянулись за ними, — все они, вплоть до внешних крепостных стен, теперь мертвы. Кто не успел уйти, навсегда остались там.

Тэо помнил, как все случилось. Вода Пьины вскипела, впитала в себя ночь и с рассветом, перебродив, выплеснулась на противоположный берег. Не водой, но тьмой. И та, червями, устремилась в кварталы, пожирая и разрушая все, до чего могла достать.

Теперь это чудовище, огромное, темное, непостижимое, свившее гнездо на останках большей части Рионы, чутко дремало, и Тэо кожей ощущал его дыхание.

— Ты ведь ходила туда?

— Все порой страдают глупостью, мальчик. Но описать увиденное на второй день... Тьма знает что там устроила зверушка Кара. Синие огни. Живых никого. Я не переступала границу. Видела, кое-кто так делал в поисках пропавших родственников, но назад никто не вернулся. Та сторона всех прибирает к рукам. — Она хлопнула Тэо по плечу. — А после граница не пускала уже никого. Давай, Попрыгун. Хватит чесать языками. Пошли. Мы должны проверить, что там с Шерон.