Артиллерист: Назад в СССР (СИ) - Ларин Павел - Страница 16

А тут такая новость. Нет, может, Соколов и поет. И даже, вполне возможно, у него есть талант. Но как это будет выглядеть при моем участии, представить не могу.

— Так вот, Соколов. Лично тебе — задание. Подготовить песню собственного сочинения. О том, как сильно изменилась твоя жизнь благодаря армии. Как ты поумнел, возмужал и понял, служить на благо Родины — лучшее, что может быть. Учти, впереди смотр войсковой самодеятельности. Авторские номера премируются дополнительными баллами. Если подготовишь достойный номер для праздничных мероприятий, посвящённых принятию присяги, отправлю тебя на смотр. А это, Соколов, между прочим, честь. Для тебя, естественно.

Я, помятуя о своей роли идиота, которую выбрал для общения с замполитом, стоял с широкой улыбкой на лице и выражением абсолютно дебильного счастья.

Про себя подумал, ну, ок. Хочите песен, их есть у меня. Как говорил один диджей. Я Вам, товарищ майор, такой номер забабахаю. Вы меня до конца жизни будете вспоминать. А точнее, Соколова.

Замполит был доволен, не понимая глубины пропасти, в которую он собственноручно сейчас сделал шаг. Потому что, забегая вперед, скажу, песню я подготовил. Собственного сочинения. И даже ее исполнил. Как того хотел майор Золотнюк. Но это было чуть позже. А пока что, получив приказ от замполита, я вышел из его кабинета и отправился в расположение.

Подходило время просмотра наиважнейших для солдата передач. Кстати, настоящим откровением стало для меня наличие телевизора. Оказалось, с самого начала службы для советских солдат существовали только две телепередачи, которые они не только имели право, но и обязаны были смотреть — ежевечерняя программа «Время» в 21.00 и «Служу Советскому Союзу!» в 10 часов утра по воскресеньям. Просто в тот, первый день, когда мы прибыли в часть, нам фантастически повезло. И вместо нудного сидения напротив телевизора мы маршировали на "прогулке". Не знаю, конечно, что лучше. Во втором случае в мою душу глубоко запали три минуты "на перекур".

С едой, которую давали в столовой, тоже практически смирился. Единственное, что никак не уживалось в моем организме, это сало. Не потому что я противник жирной пищи. Упаси боже. Люблю хороший шашлычок из свининки. Даже просто, пожаренные на сковороде кусочки мяса порадуют меня, более чем.

Просто дело в том, что никакой «свинины» в общепринятом у нормальных людей понимании нам, солдатам, никогда не давали. А есть свинину, состоящую из жареного или вареного волосатого сала — не такое уж простое дело. Оно реально было волосатое. Вся щетина имелась там, где и была придумана природой. Тут нужна привычка, иначе может и вырвать, как незадачливого путешественника 19 века на званом ужине у каких-нибудь полинезийских дикарей.

Впрочем, через некоторое время после начала службы, я обратил внимание, что многие солдаты овладели искусством поедать такую пищу. В том числе и те, которые, по моему подозрению, вообще имели другое вероисповедание. Потому что чувство голода, конечно, не покидало нас никогда. Я и сам, что уж греха таить, со временем, мог иногда отведать такого сальца, особенно если оно было хорошо прожарено и посыпано сухарями. Хотя, среди солдат это, конечно, не приветствовалось. То есть, это было не западло, конечно, но являлось мишенью для тонкого солдатского юмора. А вот есть чужие куски сала, от которых с отвращением отвернулись другие солдаты — вот это было уже западло.

В общем, потихоньку я втягивался в армейский быт, с ужасом понимая, что перспектива выяснить смысл своего существования в этом теле и в этом времени, уплывает все дальше. А это было важным. Я точно знал, разберусь с данной задачей, возможно, получу шанс на возвращение. Потому что, эту идею подкинула мне именно служба. Задача. Цель. Нужно понять, в чем она.

Прозрение пришло неожиданно. А главное, оттуда, откуда я его вообще не ждал. Даже не прозрение. И без того каждый день был сплошным откровением. Подсказка. Наверное, так будет более точно.

День был обычным. Таким же, как вчера, как позавчера и как поза-позавчера. Ничего нового. Так думал я сначала, даже не подозревая, сколь интересные события ждут меня к вечеру.

Все шло стандартно, по уже привычному расписанию. Подъем, зарядка, утренний туалет, заправка кроватей, развод, занятия и так далее по списку.

Но после обеда случилось чудо. Нас повели в баню. Я обрадовался, честно говоря. Впервые за все эти дни почувствовал по-настоящему положительные эмоции. Очень уже хотелось нормально искупаться в теплой, а если повезет, то даже в горячей воде. Просто не надо забывать, мы находимся в военной части. И здесь баня может оказаться совсем не тем, что считается баней на гражданке. Но тем не менее, я надеялся на лучшее. Никогда не думал, что в моей жизни будет момент, когда я испытаю счастье от перспективы всего лишь нормально искупаться.

Сначала, само собой, объявили построение у расположения. В целом, все было, как обычно. Строем, под песню, которую в этот раз я горланил с особым усердием, тем более, раз уж в перспективе маячит сольное выступление, мы двинулись в баню.

Она, как выяснилось, находилась неподалеку. Одноэтажное мрачное здание с деревянными синими дверьми. Я вообще каждый раз, замечая его, уверенно думал, что это какой-то склад или, не дай бог, еще, что похуже. Внешний его вид не вызывал ощущения комфорта совсем. И уж на баню не походил абсолютно. Тем более, до этого, в прошлой опять же, жизни, я ходил совсем в другие бани. Скажем прямо. Поэтому, видимо, при знакомом слове в подсознании щелкнуло, о, баня, круто.

От того, что увидел в реальности, возникло ощущение конкретного диссонанса.

В любом случае, идти туда надо обязательно. Ну и снова, для вдохновения, можно вспомнить о горячей воде. Потому я затоптал кирзовым сапогом поднимающее голову разочарование и решил не забивать себе башку глупостями. Помоемся, уже хорошо. Еще утром даже мечтать об этом не мог. А теперь раскапризничался.

Пока мы стояли у бани, в ожидание начала столь замечательного действа, сержанты курили и разговаривали о чем-то. В какой-то момент им это надоело. Стало скучно.

— Музыканты есть? — Спросил вдруг сержант Сидоров. — Играл кто-нибудь на каких-то инструментах на гражданке? Давайте, по очереди. Кто?

Мы в недоумении переглянулись. Если кто и играл, то признаваться не торопился. Ибо, ну его на хрен. Наш недолгий опыт показывал, молчать иногда очень полезно. Соответственно, никто не обозначил себя в ответ на вопрос сержанта.

— Кто играл на гражданке на каких-либо музыкальных инструментах? Выходите сюда. — Снова повторил настойчивый сержант Сидоров.

Димон, стоявший рядом со мной, осторожно поднял руку и сказал, что умеет играть на гитаре. В этот момент я подумал, если верить замполиту, мы с Соколовым тоже играем на гитаре. Но что-то мешало мне поднять свою конечность и признаться в этом вслух. Думаю, интуиция и чувство самосохранения. Настойчивый внутренний голос подсказывал, неспроста они вызывают музыкантов. Ой, неспроста...

Димон вышел из строя. Сержанты дали ему сигарету, разрешили покурить и стали спрашивать, где и как играл.

Естественно, все остальные посмотрели на эту картину и активно начали поднимать руки. Вдруг выяснилось, кто-то профессионально лупил на барабанах. Кто-то на пианино. Даже нашелся один скрипач. Хотя, внешне, я быстрее заподозрил бы, что он — маньяк со стажем. Высокий, широкоплечий, со сломанным носом и порванным ухом. Не знаю. Может в симфоническом оркестре принято биться насмерть за лучшие места. А все его травмы — как звезды на танке. Возможность посчитать, сколько альтов и сколько прим он положил в этой битве.

Все, внезапно множившиеся, как тараканы, музыканты, выходили из строя, получали сигарету и стояли себе, курили. Причём сержанты общались с ними прям на удивление хорошо. Как с родными. Это было очень странно.

Что-то все равно мне подсказывало, выходить не нужно. Вопросы сержанта Сидорова –замануха. В армии ничего хорошего ждать не надо. Так оно надежнее. Лучше пусть потом будет сюрприз. Чем обломаешься по итогу.