Гвардия Хаоса (СИ) - Акисс Ардо вин - Страница 99

На помощь Юрике пришла Ирисса. В момент самого глубокого отчаяния перед ее мысленным взглядом появилась картина Волчьей Зимы и красная рысь, клубком свернувшаяся в снегу. Кошка подняла голову и встретилась с ней взглядом, обеспокоенно заворчала и прыгнула навстречу. Их сознания слились.

Юрика растворилась в Ириссе, а Ирисса растворилась в Юрике. И в сознании этого внезапно родившегося существа возникло знание, что только что в мир, который назывался Тейзоей, проникла духовная сущность обитателя Волчьей Зимы, слившаяся с телом и разумом шестнадцатилетней девушки. Она была и Юрикой, и Ириссой. И она была сильна.

Ирисса-Юрика взмахнула рукой, и когти призрачной звериной лапы разорвали плети, державшие Ранмаро. Он сгруппировался во время касания с землей, ловко подхватил свой меч, пружиной вскочил на ноги и разрубил ветви, душившие Викторию — брат и сестра Лэйт стали свободны. Но не в безопасности.

Юрика зарычала, предупреждая новую попытку Глории схватить ее родственников. Она закрыла их своим телом, оказавшись один на один с Гвардейцем. Ярмира колебалась — она по прежнему не хотела причинять вред своей внучке.

Земля под Юрикой-Ириссой разверзлась, открывая яму, наполненную тонкими жгутами корней. Девушка провалилась в нее и практически сразу вырвалась, растерзав древесные сети. Прыгнула на Глорию и схватилась с ней в рукопашную, вонзая когти в упругую плоть, которая была чем-то средним между мышцами и мягкой зеленой древесиной. Боли ярмира не чувствовала и упорно отбивалась, схватив внучку, одержимую зверем, за горло. Она подняла ее над землей и гибкие корни и ветви спеленали девушку в плотный кокон, оставив снаружи только голову с растрепанными красными волосами. Когда и эта оболочка стала трещать по швам, из земли выросли настоящие деревья, и их гибкие стволы связались вокруг Юрики в огромный узел, сковывая ее куда надежнее прежнего. Девушка дернулась и зарычала от бессилия — эта древесина оказалась прочнее стали.

— Вот и все, — сказала Глория. Ранмаро разрубил ее шею, а Виктория отсекла руку, но эти раны были для нее словно комариные укусы, и ответная атака раздробила им кости.

Юрика всхлипнула, Ирисса жалобно закричала.

«Конец», — вспыхнуло в их общем сознании. А потом яркое золотое пламя поглотило Ириссу-Юрику, Глорию, Ранмаро и Викторию, предательский лес и темное небо. Оно было жарким, но не обжигающим, хотя древесина ярмира вспыхнула и сгорела в нем, словно папиросная бумага. Не пострадала даже одежда — словно мистический огонь мог различать, что можно жечь, а что нет.

Так и было.

— Что ты здесь устроила, любимая? — спросил высокий светловолосый мужчина-яо в свободных белых одеждах и двумя изогнутыми клинками в руках. Рядом с ним, целый и невредимый, стоял Просперо.

— Кенсэй! — Глория яростно закричала, размахивая обожженными руками. Ее платье из листьев горело и осыпалось лоскутами, грозя оставить ярмиру обнаженной.

— Я же просил тебя не трогать детей Лэйт, — сказал мужчина, рассекая ствол дерева, связавший Юрику. — А ты… — Он замер, уставившись на ее красные волосы. — Вот как.

Акаяма Хоодо, он же Кенсэй, улыбнулся одновременно печально и радостно, и заключил внучку в свои крепкие объятия.

— Юрика. Акаяма Юрика.

В этот самый момент буря, поднятая Дженази, стихла, и стало просто очень холодно. Страшный мороз сковал землю, воздух и, казалось, само время. Погасло даже золотое пламя Кенсэя — невиданная сила вытеснила из пространства всю мистическую энергию. Мир остановился.

— Дженази, — прохрипела Глория, мгновенно угасая и распадаясь на части.

— Дженази, — подтвердил Кенсэй, хватая ртом ледяной воздух. Юрика обнаружила, что Ирисса исчезла из ее головы, а тело вернуло прежнюю форму.

— Ранмаро! Виктория! — она вырвалась из объятий дедушки и бросилась к искалеченным брату и племяннице. — Ты же умеешь лечить, да? — Она смотрела на него сверкающими надеждой глазами.

— Пусть сначала Дженази прервет свою технику, — ответил Акаяма, растирая коченеющие мышцы. — Далеко, зараза, а все равно дотянулся. Вот и встретились наконец.

22 июля 1014 года, понедельник. Федерация Вердиро, республика Эладар.

Память Просперо благоразумно изъяла те кадры его жизни, в которых живой корень вырвался из земли и темной молнией пробил насквозь его ребра и легкое, отбрасывая далеко от Юрики, Ранмаро и Виктории. Он почти сразу потерял сознание, и если бы не недавняя просьба Дженази, скорее всего, просто умер, но слова г'ата, похоже, сформировали некую установку, которая сработала бы даже в такой критической ситуации. Отключившись в реальном мире, инспектор очнулся напротив Врат Обсидиана, и не раздумывая, прикоснулся к ним, практически выкрикивая имя:

— Кенсэй!

Акаяма Хоодо отозвался мгновенно.

— Проблемы? — поинтересовался яо, наблюдая кровавое пятно на рубашке Просперо и внушительную рваную дыру. В пространстве перед Вратами Сердца Мира боли инспектор не чувствовал.

— Там… Огромное дерево. Синьор Дженази устроил страшную бурю.

— Глория, значит, — ответил Акаяма. — Я могу помочь, но для этого тебе придется вернуться в реальность и позвать меня уже там.

— Но как? — Просперо был шокирован видом своих внутренностей и не понимал, как сможет прожить с такой раной хотя бы минуту.

— Ну ты же чародей. Пришло время познакомиться со своим Забытым Богом. Назови его имя.

И Просперо вспомнил.

— Дзаа-Тхон-Кгар.

Заполненное светом пространство исчезло, как и Кенсэй. Пропали и черные врата перед инспектором, вместо них он увидел четырехрукого гиганта с синей кожей и волосами-молниями, с треском извивающимися вокруг его головы. На месте глаз шипели шаровые молнии, и они сверлили Просперо насквозь.

— Кто ты? — громоподобный голос Забытого Бога Грома был раздраженным и заинтересованным одновременно, а Просперо наконец обратил внимание, что Дзаа-Тхон-Кгар закован в черные цепи, прикрепленные к двенадцати каменным столбам. И эти цепи на его конечностях и шее вели не к кандалам, а металлическим штырям, пронзавшим тело Забытого Бога насквозь. Безымянный тюремщик подошел к делу его пленения основательно.

— Просперо Эспозито, — ответил инспектор дрожащим голосом. — Я…

— Чародей, — закончил за него фразу Дзаа-Тхон. — Но это понятно и без твоего бессвязного лепета. Я спрашиваю, кто ты и что из себя представляешь. Или ты думаешь, что любой жалкий смертный может нарушить мое уединение с безосновательным требованием оказать ему помощь в очередном бессмысленном, как и вся его жизнь, деле? Убеди меня в том, что ты достоин моей помощи.

— Мне нужна лишь еще одна минута жизни, чтобы спасти моих друзей, — презрительный тон Забытого вызвал в Просперо ярость. — Мы сражаемся с могучим врагом.

— Война никогда не закончится, — покачал головой Забытый. — Я не позволю своим молниям служить инструментом ваших никчемных амбиций. Победа или поражение кого бы то ни было — не мое дело. Я не воин и не игрок.

— Я тоже, — с вызовом ответил Просперо. — Моя задача — раскрытие преступлений. И наказание виновных… По возможности. Я не судья, а страж закона, и не мое дело выносить приговор. Но сейчас это неважно. Сейчас от меня зависят чужие жизни.

— Ты человек, — прогремел Забытый. — А человек слаб, особенно когда жаждет справедливости. Боль, обида, гнев, жажда мести, уязвленное самолюбие, желание доказать свою правоту и самоутвердиться — я вижу это в тебе. Но твой страх за судьбу друзей очень силен. Похоже, у меня нет иного выбора, кроме как помочь — ведь в тебе есть и гордость, которая не позволит больше обратиться ко мне, ответь я сейчас отказом. Смертные…

Просперо с сомнением посмотрел на дыру в своей груди. Другого шанса встретиться с Забытым у него может и не быть вовсе. Но божество это мало волновало, и инспектор почувствовал к нему внезапную симпатию.