Жестокое жертвоприношение (ЛП) - Джонс Афродита - Страница 15

– Марджи, это мои дети, это просто традиция! Куда ты ушла? Разве ты не помнишь, как мы тоже в детстве ходили по домам за гостинцами?[3] - плакала Фреда. – Мама делала попкорн, и это было целое событие!

Но Марджи ничего не ответила. После этого Фреда больше не совалась в дела Лавлессов. В течение многих лет она держалась в стороне.

К концу второго года пребывания там кому-то в Грейсленде пришло в голову привлечь Ларри к просвещению других. В то время как Марджи медленно, но верно двигалась к нервному расстройству, набрав около 90 кг веса, Ларри развлекался с женщинами, у которых были проблемы в браке, либо с разведёнками. С Марджи он почти не общался, а лишь смотрел на неё и говорил: "Ты толстая, ты отвратительна". Он даже не прикасался к ней. В конце концов, она решила что-то с этим сделать. Хотя она до этого не страдала избыточным весом и для хирургической операции особых показаний не было, Марджи решила сделать желудочное шунтирование. Собственно, это придумал сам Ларри.

По общине пошли сплетни. Разные женщины, наконец, подошли к Марджи и сказали, что Ларри слишком часто к ним "заглядывал". Не вдаваясь в подробности, они кое-что подразумевали насчёт Ларри. Одна из них поведала Марджи, что с Ларри ей было как-то "некомфортно". Другая сказал, что Ларри пытался поцеловать её. Марджи почувствовала, что её тошнит.

– Не могла бы ты сказать ему больше не приходить? – попросила один из женщин.

Когда Марджи упомянула об этом Ларри, тот закатил истерику и сказал, что эти женщины – шлюхи, которым нужно исцеление.

Одной из тех, к кому он ходил с проповедями, была Барбара Макдональд. Когда Ларри пришел к ней, он не обсуждал её развод, а говорил с Барбарой о личностном росте и христианском росте. Он зачитал ей стихи из Библии и сказал, что нужно вернуться в церковь, в братство, что Бог по-прежнему её искупитель. Многие в церкви не общались с Барбарой за то, что она была разведена, но Ларри повторял, что она всё равно хороший человек, что они всё так же любят её.

– Мы сидели за столом очень близко друг к другу, и он держал меня за руку. Ларри был по-настоящему чувствительным человеком, он часто гладил меня, – вспоминает Барбара. – Я тогда подумала, что с ним как-то даже забавно.

Барбара решила закончить встречу пораньше. Ларри тогда первый раз пришёл один, и ей хотелось, чтобы он ушёл. Ей пришлось солгать и сказать, что у неё назначена встреча, потому что иначе он бы не понял намёка. Но когда они шли к двери, Ларри внезапно изменился.

– Он сказал, что после развода у меня давно не было мужчины и он готов решить эту проблему, – рассказывала Барбара. – Я была намного крупнее него, он – коротышка. Ларри начал расстегивать мне блузку, а я пыталась вытолкать его за дверь. Он не собирался уходить, я и говорю: "Ларри, если не уйдешь, я скажу Марджори", – а он тянет меня к себе, срывает с меня одежду. В итоге я вытолкала его за дверь.

– Если позвонишь Марджори, я вернусь и застрелю тебя! – пригрозил ей Ларри.

Но это не испугало Барбару. Она немедленно позвонила Марджи и рассказала ей, что произошло. Марджи была ошарашена.

Она знала, что опять началась старая история. Ларри тайком таскал пиво; сначала по бутылке, потом целыми упаковками. Мелинде было 8 лет, когда она снова застукала отца за пьянством, и это просто разбило ей сердце.

– Не пей, папа, не пей больше, пожалуйста! Это дьявол! Это дьявол в тебе! – причитала Мелинда.

К тому времени Ларри перевёз семью в другое место. Платежи в Гринфилде были слишком высоки, поэтому они отправились в Селлерсбург, маленький городок, где сняли загородный дом. Но там они тоже не прижились, поэтому всего через несколько месяцев переехали на ферму в Гамбурге – ещё более безлюдном районе. Марджи и девочки чувствовали себя в ловушке.

Всё это время Ларри ворчал по поводу церкви; они должны были лучше ему помогать, думал он. Ему и близко не платили столько, сколько "обычным" работникам. Его это сильно огорчало. У него была избранная группа друзей, включая другого младшего проповедника, которые во всём были с ним согласны. Ларри не нравилось, как церковь тратит деньги - купили новые машины и дома для самых влиятельных людей, что возбудило у него ревность.

Однажды воскресным утром он встал в церкви перед большой паствой и сказал, что не согласен с тем, как они тратят Божьи деньги на роскошь. Кто-то велел ему сесть, но он лишь повторил свои слова, а затем сказал, что хочет выйти из общины - разорвать и сжечь свой членский билет.

Марджи была смущена до смерти. Дети учились в школах общины, она и сама работала там медсестрой, и внезапно семью Лавлесс отлучили от церкви.

С каждым переездом всё больше их имущества продавалось, терялось или повреждалось. И всё это время трёх девочек переводили из школы в школу, особенно Мелинду.

Не имея постоянного дохода, Марджи снова обратилась за помощью к сестре Джанет. Они жили в подвале у Джанет и Боба около 2 месяцев, бесплатно, внося всего несколько долларов в неделю на продукты. Но такая жизнь была для них невыносима. Джанет была очень бережливой и строгой – два качества, о которых девочки Лавлесс ничего не знали.

– Они были действительно добры к нам, – признавалась Марджи. – Джанет защищала девочек, но заставляла их мыть посуду, что мне не нравилось, потому что я ничего от них не требовала, а всю работу по дому делала сама.

Марджи ужасно избаловала девочек, по её собственным словам, потому что всегда пыталась загладить вину за ссоры и ужасные вещи, которые делал Ларри.

Им и так было трудно, но с Ларри – ещё хуже, потому что он только и делал, что валялся без дела. Он не помогал Бобу косить траву, не делал никакой работы по дому, а не отходил от дивана и телевизора.

Один из знакомых Ларри из Грейсленда, наконец, одолжил ему 5 тыс. долларов для первоначального взноса за дом. Ларри воспринял это как подарок, и они переехали в дом на Дженунг Драйв в Нью-Олбани. Это был маленький и грязный домишко, но Марджи была рада снова жить среди людей в городе и рядом с работой. Она вернулась на работу в больницу Флойд, а Ларри – на железную дорогу. Девочки часто были предоставлены сами себе, но они были заняты учёбой, заводили новых друзей. Мишель получила водительские права, и бабушка с дедушкой купили ей машину, так что у неё была некоторая свобода. Тем не менее, ей приходилось выполнять капризы Ларри всякий раз, когда он входил в дверь.

Ларри Лавлесс дома

– Ларри был подлым, эгоистичным человеком и извращенцем, – рассказывала Мишель. – Когда я стала старше, он продолжал шлёпать меня по заднице и целовать в губы. Мне было уже 15-16 лет, а он всё так же стаскивал с меня штаны и хлестал по заднице. Он брал меня в одном нижнем белье и клал на стол для пикника, чтобы выдавить мне прыщи. Вот как он обращался с нами, девочками. Я только кричала и рыдала от него.

– Ты больной, – говорила ему Мишель.

– Лучше заткнись и следи за тем, что говоришь, – говорил Ларри со злой усмешкой.

Несмотря на то, что обстановка в доме становилась всё более и более нездоровой, детям казалось, что всё нормально. Все смеялись, когда Ларри хватал Марджи за промежность у них на глазах, засовывал руку ей в штаны, а затем нюхал свои пальцы. В конце концов он начал прикладывать пальцы к носу дочери со словами: "Разве твоя мама не воняет?" И через некоторое время это стало семейной шуткой. Девочки просто хватали друг друга, целовались и нюхали друг дружку. Ларри никогда бы не прикоснулся к девочкам в присутствии Марджи, но вместо этого он брал их грязное нижнее бельё, нюхал промежность и спрашивал: "Чьё это?", – поднося к носу. Он находил это забавным и делал так практически каждый день.