Волчий Рубин (СИ) - Гребнева Ольга - Страница 55

Владу вдруг вспомнилось когда-то где-то (наверное, в прошлой жизни) слышанное правило ведения спора — задавайте такие вопросы, на которые собеседник будет вынужден отвечать «да», и быстрее добьётесь согласия в главном. Эта ассоциация мигом охладила его мозги, уже потихоньку закипавшие от усиленного желания найти дырки в логике инквизитора.

— Цель превосходная. И она, естественно, оправдывает любые средства. Я правильно цитирую девиз вашей организации? — ехидно поинтересовался парень.

Гаэтано недовольно сдвинул брови. А Влад продолжал:

— Не верится, что инквизиция оставит в покое магов и волков. Не сомневаюсь, что все, кто попадёт под вашу власть, будут казнены, А обсуждение условий мирного договора — вполне удобный предлог для того, чтоб выманить врагов на переговоры и перебить. Я понимаю, что вы клоните к тому, чтобы я помог вам добыть артефакт. Не выйдет, святой отец. Я свою сторону в этой войне выбрал!

Лоренцо тихо зааплодировал. «Браво, безбожник! Будь я на твоём месте, то наверное поверил в доброту и благонамеренность кардинала. А ты справился, уважаю». Внутри санктификатора боролись два взаимоисключающих желания: первое, чтобы задумка Гаэтано удалась и пленник согласился отправиться в нелёгкое путешествие за Волчьим Рубином, а второе, рождённое непонятной симпатией к человеку из другого мира, чтобы он отстоял свои убеждения. Возможно, Лоренцо просто до такой степени не любил ренегатов, легко меняющих свои симпатии, антипатии и воюющие стороны, что всегда внутренне восхищался людьми, идущими до конца в своей вере, преданности, любви… да в любых искренних чувствах.

«Хотя… еретик мог бы быть и похитрее. Согласиться для виду, а потом, освободившись, вести свою политику. Но для этого он слишком честен и прямолинеен, я полагаю… Ну что ж, ему же хуже будет».

Влад мысленно приготовился к тому, что после его заявления последует новый виток разговора, в котором инквизитор прибегнет к более простым аргументам, например, к угрозам жизни и благополучию пленника и его близких. Но парень ошибся. Гаэтано лишь снова кивнул, как будто даже удовлетворённо, словно допрашиваемый оправдал его надежды, и молвил:

— Хорошо, я понял твою позицию, безбожник. Каждый имеет право на своё мнение. На этом позволь откланяться, а тебя проводят обратно в лазарет. Лечись и… подумай всё-таки над моими словами.

Инквизитор потянулся к окошку и окликнул охранника, который тут же появился на пороге.

«Сигарет нету. Путём не наелся (разве это еда — пара бутербродов с сыром?). Мозги промыли почти успешно. Надо же, я ведь был на грани того, чтоб согласиться! Никогда не предположил бы, что такое в принципе возможно. Короче, плохо всё». Влад разместился на своём матрасике, не сразу найдя такое положение, чтобы бугорки и впадинки почвы, очень хорошо ощутимые сквозь соломенную набивку, разместились оптимальным образом, совпадая с очертаниями тела. Устроившись более менее удобно, парень подумал: «Нет, так не пойдёт. Нужно мыслить позитивно. Какие у меня плюсы?» В мыслительном процессе возникла нехорошая пауза. «Нууу… Вино вкусное было. Отрадно то, что поговорили с этим главным святошей спокойно, без угроз. В пыточные пока вроде не тащат… Напрягает слово „пока“… Но не сложилось впечатления, что кардинал сильно расстроен моим отказом работать на него. Как будто этого ожидал. А раз ожидал, значит, туз в рукаве у него припрятан, а может, и не один. Опять плохо».

Придя к выводу, что позитивные стороны в существующем положении практически отсутствуют, Влад стал обдумывать пути изменения ситуации. «Бежать нужно, и чем скорее, тем лучше. Вот только выглядит это малоосуществимым. Я сейчас в глубине военного лагеря, где на каждом шагу — вражеские солдаты. Около выхода — два охранника. Допустим, при очень удачном раскладе, сделав ставку на неожиданность и мою подготовку самбиста, я успею вырубить обоих до того, как они меня скрутят. И что? Вокруг-то куча народу. Мечом я не владею, хотя с таким количеством противников и мастер фехтования не справится. Мне бы гранат хоть штучки три… — замечтался Влад. — Можно дождаться, пока опять придёт лекарь, взять его в заложники, он-то безоружный. И попытаться выбраться. Нет, не нравится мне такой вариант. Во-первых, врач ни в чём не виноват, чтобы им от стрел закрываться. Во-вторых, зная здешние нравы, не факт, что жизнь одного своего будет настолько важна, чтобы из-за неё упускать ценного пленника. В-третьих, даже если я успешно выйду за пределы лагеря, то потом меня столь же легко и без усилий догонят и водворят на место. В результате только себе хуже сделаю».

Парень в задумчивости ковырял землю подобранной где-то палочкой и медленно, но верно погружался в уныние.

«А если согласиться на предложение Гаэтано, пойти в то самое „малодоступное место“, про которое он говорил, типа за Волчьим Рубином, а на самом деле рвануть обратно к Конраду… Нереально, — ответил Влад сам себе. — Так тебя и отпустят одного, под честное слово! Скорее всего сопровождение дадут такое, что не справиться с ним. Кстати, а почему за артефактом не могут сбегать обычные люди, находящиеся под началом инквизиции? Обязательно пришельца из иномирья ждать надо? А если б я тут не очутился? Странно, весьма странно. Все недоговаривают, все чего-то скрывают… Если вдуматься, то Конрад тоже со мной никакой информацией не делился. Всё больше в приказном порядке — пойдёшь туда, узнаешь это, повоюешь на вон том рубеже. И про Рубин ничего даже не упоминал. Может, и нету никакого артефакта, а инквизитор просто дезу впаривает? Но с какой целью? Чёрт побери этих интриганов!»

Определённо радовал только один факт — после лечения санатора рука почти не болела, правда слушалась плоховато, но это можно было стерпеть.

От невесёлых дум Комольцева отвлёк приход очередного посетителя. «Ой, что-то я популярен становлюсь…» — подумал парень, увидев на пороге шатра Чезаре собственной персоной. Мальчишка пару секунд помялся на одном месте, но потом шагнул внутрь и присел на соседний лежак. Казалось, он не знает, с чего начать разговор, и в конце концов, вместо слов отцепил с ремня вместительную флягу, вытащил пробку, отхлебнул, поморщившись, и протянул Владу. Тот принял ёмкость, опасливо принюхался к содержимому и, уловив знакомый запах самогона, сделал большой глоток. Закашлялся, не рассчитав, напиток оказался как минимум пятидесятиградусным.

— Тоже пришёл меня сманивать на сторону инквизиции? — поинтересовался Влад, когда восстановил нормальное дыхание.

— Я сам уже не знаю! — с досадой махнул рукой Чезаре, вновь приникая к фляжке. — Отец заявил, что твоё согласие выполнить его задание — единственная возможность для меня доказать свою невиновность. Не понимаю. Надоело до чёртиков быть разменной монетой в чужих играх! Понимаю, что ты не пойдёшь на сотрудничество. Уверен, что ты неправ, но знаю, что уговаривать тебя бесполезно.

Влад похрустел суставами пальцев и спросил:

— И что же делать?

Мальчишка, успевший ещё пару раз отхлебнуть крепкого пойла, взглянул на собеседника слегка окосевшими глазами и помотал головой:

— Не знаю. Не представляю. Запутался я окончательно.

Вежливо, но настойчиво отобрав у него фляжку, Влад надолго задержал её у себя по двум причинам. Чтобы Чезаре не надрался в совсем уж короткое время и чтобы самому выпить наконец нормального алкоголя, а не вина, больше напоминавшего по крепости компот.

Светловолосый лучник с любопытством поинтересовался:

— А что отец от тебя хотел?

— Можно подумать, ты не в курсе!

— Будешь смеяться, но нет. Кардинал не посчитал, видимо, меня достойным, чтобы доверить сию тайну.

— И как же ты собрался меня уговаривать, если не знаешь, что именно от меня требуют? — с иронией осведомился Влад. — Слушай, а пожрать у тебя ничего нет?

— Я не собрался, меня собрали! — сварливо отозвался Чезаре. — Повлиять так, чтоб ты исполнил всё, что скажет отец. А насчёт пожрать… С собой нету, но я могу что-нибудь притащить.