Дамский негодник - Милевская Людмила Ивановна - Страница 26

— Почему опасно?

— Да черт ее знает, на что она пойдет сгоряча.

— Даже так?

— Да. Порой мне кажется, что Людмила и Марину может убить.

Далила вспыхнула:

— При чем здесь Марина? Почему «и Марину»? Что вы этим хотите сказать?

Сасунян побледнел:

— Что хочу этим сказать? На всякий случай, лучше я промолчу.

Самсонова огорчилась:

— Не доверяете?

И напомнила:

— Я подруга ее, я Людмилу люблю.

— Любите?

Карапет Ашотович изучающе уставился на Далилу и, рубанув воздух рукой, вдруг закричал:

— Ладно, вам я скажу! Все скажу! Но смотрите, не пожалейте потом!

— Не пожалею.

— Хорошо! Люська чокнулась, понимаете? — рявкнул он.

Самсонова потрясла головой:

— Не понимаю.

— С ума моя Люська сошла! Не фигурально, по-настоящему. Воет она по ночам…

— Воет? — отшатнулась Далила.

Сасунян показал:

— У-уу!

Получилось зловеще, а он в довершение добавил:

— Как волчица воет. Или как ведьма. Сам не пойму. Я от страха подальше спать ухожу и дверь закрываю. А с Анфиской что получилось? Это все Люська.

— Да при чем здесь она? — рассердилась Далила.

Карапет Ашотович удивился:

— Вам ли не знать? Вы же ее подруга, разве Люська вам не пожаловалась?

— Про Анфису ни слова, лишь про Марину.

— Лишь про Марину?!

Сасунян был ошеломлен.

— Неужели про Анфису не говорила? — растерянно спросил он и, не дожидаясь ответа, с жаром продолжил: — По-сумасшедшему к Анфиске ревновала меня. Что ни день, то скандал. Марина все ерунда, она не такая красивая. Во всяком случае, Людмила моя так считает. И замужем Марина была, и немолодая уже, а вот Анфиса девица к тому же свободная. Вот и сошла моя Люська с ума: вбила себе в голову, что я из-за доли Рубена с ней разведусь и на Анфисе женюсь. Вбила, и где она, эта Анфиса? — горестно вопросил Сасунян и заключил: — Правда, я сам, дурак, виноват, сам плеснул масла в огонь.

— Как плеснули? — испугалась Далила.

— Да ляпнул я Люське, что Анфиса намеревается долю Рубена мне завещать.

— Зачем вы ей это сказали?

— Думал, Люська обрадуется. Жадная больно она.

— Жадная? Обрадуется? — поразилась Далила. — Чему? Разве Анфиса была смертельно больна? Юная, значительно младше Людмилы и тем более младше вас. Какая польза от ее завещания? Вы что, нарочно дразнили жену?

Сасунян огрызнулся:

— Ваша подруга чокнутая. Ну ляпнул я, не подумал, зачем же кадило-то раздувать. Видели бы вы, как Людмила взбесилась. «Вот оно что, — завопила, — Анфиска шалава твоя!»

Он обреченно махнул рукой:

— Даже рассказывать не хочу, какой шум подняла.

Далила вдруг вспомнила своего Матвея — увы, уже не своего. Да, они развелись, но даже сейчас Матвей не стал бы обсуждать проблемы своей бывшей жены с чужим человеком. Да еще такие проблемы, да еще в таком свете. Как-то это не по-мужски. Можно сослаться на то, что Далила подруга Людмилы и психиатр, но все равно это некрасиво. Он же в убийстве жену обвиняет! Кому, как не ему, на сей счет помолчать.

У Самсоновой появилось чувство, что Сасунян жену оговаривает. Люська взбалмошная, нервная стала, факт, но на сумасшедшую она не похожа.

— Вы хотите сказать, что Людмила убила Анфису? Не просто убила, забила до смерти. Неужели вы способны всерьез обвинить в таком зверском, нечеловеческом преступлении родную жену, мать вашей дочери? — строго спросила Далила, не скрывая своей неприязни.

Карапет Ашотович взвыл:

— Да был я там! Видел своими глазами!

— Я все видел своими глазами!

Карапет Ашотович осекся и замолчал.

— Вы были в ту страшную пятницу у Анфисы? — испуганно прошептала Далила.

Сасунян судорожно сглотнул:

— Был.

И снова пауза, мучительно длинная.

— Что же случилось там? Продолжайте! — не выдержав, закричала Далила.

Он сдавленно сообщил:

— Анфиса сама меня позвала. Сказала, что должен приехать Миша, сказала, что все против нее, что она всех боится, но особенно Михаила Калоева. Она почему-то решила, что должна умереть именно в эту ночь.

— Как думаете, почему?

— Точно не знаю. Кажется, ей угрожали по телефону. Она лепетала, что отомстит за себя, что завещание срочно составила, что, если погибнет, доля Рубена достанется мне. Говорила, что уж если ей суждено умереть, то пусть все будет по справедливости. «Слишком грешна, может, на том свете зачтется», — сказала она.

Далила задумчиво осведомилась:

— О какой справедливости она говорила?

Карапет Ашотович покачал головой:

— Сам не понял. Она торопилась, бессвязно и лихорадочно лепетала, нервничала, то вскакивала, то садилась, то носилась по комнате. Поглядывала на часы, словно кого-то ждала. Я ничего не понимал, пытался ее успокоить и расспросить, но не успел.

— Не успели? — поразилась Далила. — Что же вам помешало?

— Телефонный звонок. Кто ей звонил, Анфиса мне не сказала. Поговорив, вспыхнула и закричала: «Это она! Хорошо, что ты здесь! Прячься! Если что, будешь свидетелем!»

Сасунян опять замолчал и понурился, страдальчески схватившись за голову.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросила Далила.

Он отмахнулся:

— Нечего продолжать, не видел я ничего. Анфиса в подвал меня потащила, сказала: «Пока сиди здесь. Когда позову, немедленно выходи». Я и сидел, как дурак.

— Что, не позвала?

— Не позвала.

— И вы ничего не слышали?

— До меня доносились женские крики. Недолго, вскоре все смолкло. Я какое-то время в подвале сидел, ждал, когда позовет. Она долго, очень долго меня не звала. Заподозрив неладное, я вышел и…

Сасунян замолчал. Из-под его густого чуба по низкому плоскому лбу покатилась крупная капля пота.

— Анфиса была мертва? — догадавшись, глухо спросила Далила.

На ее страшный вопрос Карапет Ашотович долго не отвечал. Самсонова молча ждала. Наконец он жестко сказал:

— Анфиса была не просто мертва. Хуже. Ее насмерть забили.

— И вы утверждаете, что забила Анфису ваша жена?

— Да, утверждаю!

Самсонова отшатнулась. Сасунян зло усмехнулся и процедил:

— Вы ее плохо знаете.

Рассердившись, Далила воскликнула:

— Чушь! Как любой человек, Людмила способна случайно убить, но забить человека до смерти она не может ни при каких обстоятельствах! Да и сил ей не хватит!

Сасунян оставил ее слова без комментариев. Он хмурился и молчал. Далила, глядя в упор, недружелюбно спросила:

— Поверить никак не могу, неужели вы подозреваете свою жену в зверском убийстве?

Она забыла, что совсем недавно и сама в том же подозревала Людмилу.

— А кого я должен подозревать? — рассвирепел Сасунян. — Когда я примчался домой, она на кухне была. Крутится у плиты, а халат и фартук в крови. Я прямо в лоб и спросил: «Что это ты, мать, вся в крови, как мясник?» Люська смутилась и говорит: «Снова наезды? Не видишь, котлеты жарю. И вообще, я весь день из дома не выходила, а вот ты-то где был? Ночь на дворе». Считаете, это нормальный ответ? Разве не шел у нас разговор о чем-то другом?

— Да, подтекст налицо, — вынуждена была согласиться Далила. — А дальше-то что?

— А дальше я бросил пакет с покупками (с пустыми руками домой не прихожу) и отправился свою машину ставить в гараж. Поднимаю ворота, а там выхлопные газы стоят, и у Люськиного «Опеля» еще теплый капот. Вот вам и не выезжала она. Спрашивается, если выезжала, зачем мне соврала?

Взглянув на дорогие наручные часы, Сасунян озадаченно крякнул и вдруг заспешил:

— O-о, натикало сколько.

«Сбежать собирается», — рассердилась Далила и удивленно спросила:

— Кажется, вы срочно видеть меня желали? Зачем? Разговор о Людмиле не выглядел слишком срочным. Рассказать об этом можно было в любое время.

Он стушевался:

— Да, на самом деле не только это. Я хотел вас кое о чем попросить.

Сасунян осекся и с надеждой взглянул на Далилу. Она вынуждена была подбодрить его: