Психология народов и масс - Лебон Гюстав - Страница 13

Этот страшный упадок латинской расы, предоставленной самой себе, в сопоставлении с процветанием английской расы в соседней стране составляет один из самых печальных и вместе с тем самых поучительных опытов, какие можно привести для подтверждения изложенных мной психологических законов.

Мы видим из этих примеров, что народ не может избавиться от того, что вытекает как следствие из его душевного склада; и если ему это удается, то в очень редкие моменты – так песок, поднятый бурей, кажется, освободился на время от законов тяготения. По нашему мнению, верить, что формы правления и конституции имеют определяющее значение в судьбе народа – значит предаваться детским мечтам. Только в нем самом находится его судьба, но не во внешних обстоятельствах. Все, что можно требовать от правительства, – это то, чтобы оно было выразителем чувств и идей народа, управлять которым оно призвано. По большей части в силу одного только того факта, что то или другое правительство существует, оно представляет точное отображение народа. Нет ни форм правления, ни учреждений, относительно которых можно было бы сказать, что они абсолютно хороши или абсолютно дурны.

Правление дагомейского короля – вероятно, превосходное правление для народа, которым он призван был править; и самая искусная европейская конституция была бы для этого же самого народа ниже выработанного им режима. Вот что, к несчастью, игнорируют многие государственные люди, воображающие, что форма правления есть предмет вывоза и что колонии могут быть управляемы учреждениями метрополии. Столь же резонно было бы стараться убедить рыб жить на воздухе на том только основании, что воздушным дыханием пользуются все высшие животные. В силу одного только различия своего душевного склада различные народы не могут долго пребывать под одинаковым режимом. Ирландец и англичанин, славянин и венгр, араб и француз могут быть удерживаемы под одними законами с величайшими трудностями и ценой беспрерывных революций. Большие империи, состоящие из различных народов, всегда осуждены на эфемерное существование.

Если они существовали иногда продолжительное время, как империя моголов, а потом англичане в Индии, то с одной стороны – потому что туземные расы были до такой степени многочисленны, до того различны и, следовательно, до того враждебны друг другу, что они не могли и думать о том, чтобы соединиться против иностранцев; с другой стороны – потому что эти чужеземные властелины имели довольно верный политический инстинкт, чтобы уважать обычаи покоренных народов и предоставить им жить по своим собственным законам.

Нужно было бы написать много книг и даже переделать всю историю с совершенно новой точки зрения, если бы исследователи задались целью показать все следствия, вытекающие из психологического склада народов. Более глубокое изучение его должно было бы стать основанием для политики и для педагогики. Можно даже сказать, что это изучение избавило бы людей от бездны ошибок и многих переворотов, если бы народы вообще могли избегнуть злополучий, вытекающих из свойств их расы, если бы голос разума не заглушался всегда повелительным голосом предков.

Элементы, с философской точки зрения очень низкие, могут быть очень важными с общественной точки зрения.

Различные элементы – язык, учреждения, идеи, верования, искусство, литература, – из которых образуется цивилизация, должны быть рассматриваемы как внешнее проявление души создавших их людей. Но, смотря по эпохам и расам, важность этих элементов как выражения души какого-нибудь народа очень неодинакова.

Трудно в настоящее время встретить книгу, посвященную произведениям искусства, в которой бы не повторялось, что они верно передают мысль народов и служат наиболее существенным выражением их цивилизации.

Без сомнения, часто бывает и так, но недостает еще многого для того, чтобы это правило было абсолютным и чтобы развитие искусства соответствовало всегда интеллектуальному развитию наций. Если есть народы, для которых произведения искусства составляют самое важное выражение их души, то есть, в свою очередь, другие, очень высоко стоящие на лестнице цивилизации, у которых искусство играло только очень второстепенную роль. Если бы предстояло написать историю цивилизации каждого народа, принимая во внимание только один ее элемент, то этот элемент должен был бы разнообразиться от одного народа к другому. Одни народы давали бы возможность лучше узнать искусство; другие – политические и военные учреждения, промышленность и т. д. Этот пункт важно установить с самого начала, потому что он нам даст возможность позже понять, почему различные элементы цивилизации, передаваясь от одного народа к другому, претерпели очень неодинаковые изменения.

Среди народов древности египтяне и римляне представляют собой очень характерные примеры этого неравенства в развитии различных элементов цивилизации и даже различных отраслей, из которых образуется каждый из названных элементов.

Возьмем сперва египтян. У них литература всегда была очень слаба, живопись – очень посредственна. Напротив, архитектура и скульптура имеют шедевры. Их памятники еще теперь вызывают наше удивление. Статуи, которые они нам оставили, могут служить образцами и в настоящее время, а грекам нужен был только очень короткий период, чтобы успеть их превзойти.

От египтян переходим к римлянам, которые играли такую господствующую роль в истории. У них не было недостатка ни в воспитателях, ни в образцах, так как у них были уже предшественники в лице египтян и греков; и однако они не успели создать оригинального искусства.

Никогда, может быть, ни один народ не обнаружил меньше оригинальности в своих художественных произведениях. Римляне очень мало заботились об искусстве, смотря на него только с утилитарной точки зрения и видя в нем только своего рода предмет ввоза, подобный другим продуктам, например, металлы, благовонные вещества и пряности, которые требовались им от иностранных народов. Даже тогда, когда они уже были властелинами мира, римляне не имели национального искусства; и даже в эпоху, когда всеобщий мир, богатство и потребности в роскоши развили немного их слабые художественные чувства, они только из Греции выписывали образцы и художников. История римской архитектуры и скульптуры есть не более как дополнительная глава к истории греческой архитектуры и скульптуры.

Но этот великий римский народ, столь незначительный в своем искусстве, поднял на недосягаемую высоту три других элемента цивилизации. Он имел военную организацию, которая обеспечила ему мировое господство; затем политические и судебные учреждения, с которых мы еще до сих пор берем образцы, и наконец – литературу, которой вдохновлялась наша в течение веков.

Итак, мы поразительно ясно видим неравенство в развитии элементов цивилизации у двух наций, высокая ступень культуры которых не может быть оспариваема, и потому можно заранее предсказать ошибки, в какие рискует попасть тот, кто примет за масштаб только один из этих элементов, например искусство. Мы только что нашли у египтян чрезвычайно оригинальное и замечательное искусство, за исключением живописи, и очень посредственную литературу. У римлян – очень посредственное искусство без малейшего следа оригинальности, но зато блестящую литературу и, наконец, перворазрядные политические и военные учреждения.