Погружение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 1

У меня кризис. Я плачу навзрыд. Вера Абрамовна сидит рядом молча. Прижимает к себе, обняв за плечи. Что тут скажешь?

— Я не могу сразу все бросить, — сквозь слезы тяну я, — и не хочу. Так неправильно. А по-другому не знаю, как.

Летняя суббота. У нее дома прохладно. Окна выходят на теневую сторону. Да еще и кусты сирени закрывают свет. Акварели на стене расплываются из-за слез. На пианино лежат папки с нотами. Старенький диван закрыт покрывалом.

Все началось пару месяцев назад. Весеннее солнце и безумное время любви. Рядом любимый и желанный. Живи и радуйся. Жизнь устроилась прекрасно.

Мама переехала к своему доценту. Они тихо расписались, и теперь она — Творогова. Была целая эпопея с распределением. Учителей не хватает, особенно, в сельских школах. Пришлось задействовать все рычаги, чтобы получить место для мамы в аспирантуре. Есть еще подработка лаборантом на кафедре. Они счастливы. Мама расцвела, как цветок пустыни после дождя. Скрывают пока, но я знаю — у них будет ребенок, мальчик. Домой она приезжает иногда, меня проведать. Но чаще я к ним. Я же «бедный студент». Да еще и художник. Все стараются подкормить и с собой дать. Маме неудобно, считает, что она меня бросила. Но я убеждаю, что хорошо живу и сама. А за нее я рада. Зато наши комнаты теперь в полном моем распоряжении. Во второй я оборудовала мастерскую.

Я перешла на третий курс. Меня устроили на полставки дворника. Это мало денег, но и мало работы. К тому же, я не мету улицу. Моя работа — писать разные стенды, вывески, номера, агитацию к праздникам. Плюс свободное посещение, что меня очень устраивает. Стипендии с зарплатой на жизнь и краски хватает вполне.

Встречи с Олегом у нас бурные. Я купаюсь в его энергии. И щедро дарю свою. Мы безумствуем, как путешественник, открывший волшебный мир.

Занятия я забросила. Вера Абрамовна и Лев Михайлович ничего не говорили. Мягко и осторожно наблюдали со стороны. Сейчас основная забота — о теле. Что я могу дать своему мужчине, как женщина, кроме себя самой? По утрам пробежки в любую погоду и гимнастика. Приятно быть подтянутой и грациозной. А вот когда пытаюсь погружаться в себя, то все мысли, как розовый туман, перетекают на любовь.

Первым пришло осознание.

Через полгода такой жизни я ощутила, что не могу ощущать мир так же, как раньше. Требуется намного больше времени и сил для погружения. Больше энергии, чтобы увидеть невидимое.

Стала разбираться в себе. Выяснила, что сил не хватает, потому что они уходят на отношения. И пик их выброса возникает при соединении тел. Его энергия для моих целей не годится. Она хороша для мира вещей. Ее девиз — сделать, разобрать, понять непознанное. А вот проникнуть, почувствовать, укрепить невидимое — девиз моей. А ее все меньше. Теперь понятно, почему только девственница может приручить дракона.

Но я задвинула все эти мысли подальше. Какое-то время получалось жить счастливо. Но то, что внутри, пробивалось, как росток сквозь асфальт.

Тогда стала уговаривать себя, что сейчас все замечательно. Но мысли сворачивают в сторону. Что дальше? Забота друг о друге, семья, потом будут дети. Один или два. Интересная работа у него. Проекты и заказы у меня. Все по принятым стандартам хорошей жизни. Квартира, машина, дача, загранпоездки, суета с детьми, их музыкалками, художками, секциями, спецшколами. Лучше в немецкую отдать. В английской все мажоры. У него защита докторской, руководство, спецзаказы, возможно, специнститут. У меня принятие в Союз Художников, выставки, и даже персональные, заказы от учреждений и организаций. Слава, почет, уважение. Спокойная пенсия у обоих. Дача на Нерли или Солонице. Внуки. Остеохондроз и давление. Он умрет раньше лет на десять. Потом тихонько и я. Похороны и поминки. И все.

Потом начались знаки. Так бывает всегда, когда тебя направляют. Это значит, задерживаться больше нельзя. Чем дольше упираешься, тем сильнее пинок. Причем, все равно, какие у тебя планы или мысли. Пора, значит пора.

Олег пригласил меня на семейное торжество. Конечно, главная цель была познакомить с многочисленной и влиятельной родней. Смотрины, так сказать. Там были дедушка и бабушка по папиной линии. Я про них только слышала. И то, немного. Они вхожи в разные круги, про которые я только читала.

Я оделась в бежевый костюм, который Олег мне достал через папу. Итальянский. Юбка чуть выше колена и блейзер. Под него надела белую рубашку. Туфли тоже бежевые. Приехали мы с утра, чтобы помочь маме Олега по хозяйству. И совершенно правильно. Хлопот много: и салатики порезать, и стулья найти, и гостей встретить. А их оказалось больше двадцати человек.

Отдельно меня Олег представил дедушке и бабушке. Несмотря на возраст, они оказались крепкие и деятельные. Напомнили двух бульдогов, которые крепко хватают и своего не выпускают. Олег после защиты должен приехать к ним. Место уже ждет. И, очевидно, без меня. Холодок я почувствовала сразу.

Я умею слушать. Обрывки мимики, фраз, мыслей. Не пара я ему и не ровня им. Да еще если забеременею, то совсем беда. Мальчика спасать надо.

Олег после застолья хмурый. За руль ему нельзя. Как же с дедом не выпить? А от такси я отказалась. Да и не далеко до остановки. Минут пятнадцать не спеша пройтись. Он провожает меня.

— Только не обижайся. Не знаю, что на них нашло.

— Знаешь. У них другие планы. Дмитрий Семенович с ними согласен?

— Папу убеждают, что его излечение наступило по естественным и научным причинам. Ты сыграла роль компонента психотерапии. Он поверил в себя и преодолел болезнь. И, конечно, диета и травы с грибами, про которые он и так знал. Только его подтолкнуть надо было.

— Я не обижаюсь. Китайцы говорят, что услуга, будучи оказанной, больше ничего не стоит. Сам что думаешь?

— У них стереотипы. И вообще, как-то не по-советски это.

— Как раз именно по-советски. Точнее, по-обычному. Их можно понять. Ты продолжатель рода. И правнуков надо от достойной женщины из хорошей семьи.

— Я тебя люблю. Их домыслы меня не волнуют.

— Волнуют. Ты не пойдешь против семьи. До этого все делал для нее, и дальше будешь. И в этом молодец.

— Я должен убедить их, что с тобой все серьезно. Они считают наши отношения увлечением.

— Ничего они не считают. У них есть планы, и они их проведут в жизнь. Вот увидишь. Наверняка, и невесты уже есть. Есть? — я повернулась к нему.

— Мало ли, что деды себе напридумывали. Это средневековье какое-то. Я сам решаю, что делать и с кем жить.

— Не ври. Ты принимаешь варианты, которые тебе предлагают.

На остановке подошел красный кругленький автобус. Олег попытался поцеловать на прощание. Я подставила щеку. Села на мягкое сиденье и закрыла глаза.

Весь вечер я ждала его. И ночь. А утром перестала. Связь у нас есть. Я чувствую, как ему плохо, как он ругается с родственниками, но внутри уже шатнулся к ним. У них крепкая семья, так просто не вырвешься. А я не имею права вырывать. Это меня должны взять. Замуж, в семью.

Он приехал к вечеру следующего дня. Мне плохо. Сил решать и говорить нет. Я просто не открыла дверь. Он звонил минут двадцать, потом уехал.

В понедельник после занятий разговор все же состоялся.

— Олег, я знаю все, что ты скажешь. И я не хочу это слышать, — начала я первая, когда он подошел с букетом роз. — Мне нужно время. И тебе тоже. Давай поживем без всяких разборов.

Букет я не взяла.

Через месяц Ренат Равильевич попросил помочь в очень важном деле, от которого зависела его дальнейшая судьба.

— Маша, мне не к кому больше обратиться. Такая ситуация, когда можно выиграть все. А можно все проиграть. Каждая мелочь важна, каждая деталь. Я знаю, тебя бесполезно призывать к патриотическим чувствам, но эта операция имеет огромное значение для страны, для ее безопасности.