Я из ДМ (СИ) 8 - Калинин Алексей - Страница 18

Остальные люди в это время старались водрузить черный фаллос обратно. Мэнэми окинула взглядом ту яму, которая осталась после воткнувшейся головки и сглотнула. Но после что-то с ней случилось. Только что она кинула на меня взгляд, в котором была небольшая благодарность, как сразу же глаза налились красным.

— Да? Спас? И тут же устроился между ног? Ты трахнуть меня собрался? — огрызнулась Мэнэми.

— Что ты такое говоришь? Я лишь помочь пытался! — поднял я вверх ладони.

— Ты брехло! Споткнулся и упал на меня! — горячилась Мэнэми. — Я вижу, как ты хотел хотя бы на миг потискать мою грудь… Все вы хинины одинаковые. Не зря про вас так плохо отзывался Камавура! Эх, с каким же удовольствием я навтыкаю тебе на арене…

Похоже, что мой план шел насмарку. Вроде бы и сработало всё точно, но вот вместо признания и перехода на мою сторону Мэнэми ярилась и гневалась.

Что-то пошло не так…

— Да чего ты? На какой арене? — сделал я непонимающую моську, стараясь придумать что-нибудь, что может помочь в этой ситуации.

— На какой арене? А на той самой, на которой тебя разберут по косточке десять мастеров! — выкрикнула Мэнэми, а потом отвесила по оплеухе своим охранникам. — А вы куда смотрели? Тут вашу хозяйку едва не убили, и ещё чуть не изнасиловали!

— Мы… это… госпожа… — начал было мямлить один из телохранителей.

С горем пополам черный фаллос водрузили обратно на носилки.

— Что вы «это»? А? Я вас обоих уволю! А хинина… хинину сейчас сломаю ногу, чтобы знал, как прикасаться к дочери рода Исий! — в руке Мэнэми вспыхнул фаербол.

Вот тебе и здрасте. Вот и помогай после этого. Операция неслась ко всем чертям. Я начал было осматриваться на предмет пути отхода.

— Эй, хинин! — раздался сзади женский голос, а моё плечо тронула рука. — Хинин, извини, что вмешиваюсь в твой разговор, но у меня совсем нет времени.

— Что такое? — повернулся я, стараясь не выпускать Мэнэми из вида.

— Спасибо тебе за помощь, — проговорила одна из проституток, с которыми недавно ушел пьяненький мужичок. — Кабанчик попался плотный, так что вот… Деньгами мы не богаты, но без благодарности в праздник Канамара-мацури оставить не можем. Держи, это от всех нас…

Девушка протянула мне пушистого котенка с черным пятном на шерсти, вокруг правого глаза. После этого она потрепала меня по щеке и убежала прочь. Явно «потрошить кабанчика», то есть разводить на деньги клиента. Котенок остался в моих руках и тихо мявкнул.

— Ой, какая же кавайная милота, — раздалось сюсюканье.

Я сначала даже не понял, что это сюсюкала Мэнэми. Она уставилась на котенка, как завороженная, и не отрывала от него глаз.

— Да, кто-то умеет ценить помощь и благодарить за неё, — тут же среагировал я.

Грех не воспользоваться такой ситуацией и не сыграть на проявлении женского умиления.

Мэнэми потянулась к котенку, но я чуть отодвинулся в сторону.

— Исий-сама, ты бы погасила огонь в руке, а то сожжешь котенка, — произнес я.

— Ой, да, — она тут же встряхнула рукой, отчего огонь в её ладони погас. — Можно… Можно погладить?

— Конечно, — пожал я плечами. — Если хочешь, то я могу даже тебе его отдать.

— Да? Правда? — Мэнэми протянула руку к маленькой головке котенка.

Белый котенок с черным пятном вокруг правого глаза сходу понял, что для него наступает новая жизнь и среагировал так, как должен был среагировать кавайный котик — лизнул ладошку Мэнэми. Та даже завизжала от восторга и запрыгала вокруг меня.

Её опять как будто подменили. Но теперь уже в хорошую сторону. Она подхватила котенка и просюсюкала:

— Я назову тебя Мотимару! Ты будешь спать и есть рядом со мной… Ой, какой же ты холосеньки-и-ий…

Я кашлянул:

— Ладно, Исий-сама, если я тебе не нужен больше, то… встретимся на арене?

Девушка ещё раз поцеловала мордочку котенка, а потом… потом неожиданно улыбнулась:

— А ты вовсе не такой, хинин. Вовсе не такой, как о тебе говорили. Знаешь… Я сначала сомневалась, а теперь вижу… ты хороший. И… И за Мотимару я откажусь выходить против тебя на бой. Пусть ищут другого мастера.

Во как… Похоже, что моя операция всё-таки достигла успеха, пусть и не так, как я планировал. Но всё же достигла.

— Подожди, Мэнэми-тян, — поднял я руку, останавливая её. — У меня к тебе есть встречное предложение…

Женщина проснулась среди ночи. Кадзуми Сайто по привычке сунула руку под подушку и облегченно выдохнула — пистолет был на месте.

Что же разбудило её в эту темную апрельскую ночь? Она из-под ресниц неторопливо обвела комнату взглядом. Ничего необычного. Свет с улицы пытался проникнуть сквозь шторы-блэкаут, но получилось только у тонкой полоски, которая лежала на тростниковых циновках. Этот синий луч походил на тонкое лезвие катаны, тянущейся от основания окна к футону.

Молодой человек для создания тепла мирно посапывал рядом. Кадзуми Сайто вызвала кагэма прошлым вечером, чтобы скрасить одиночество женщины, у которой вовсе нет времени на создание семьи. Нет времени на создание каких-либо отношений. Да что там говорить — даже на мелкую интрижку нет самого короткого отрезка времени...

Светящийся циферблат наручных часов поведал, что сейчас без пятнадцати три. Какая-то тревожная тоска темной волной начала заполнять душу. Она словно бегущая из переполненной ванны вода проникала в каждую частичку души, после чего оставалась там холодной и сырой жидкостью. И эта жидкость вовсе не собиралась никуда убираться.

Только вспомнила про жидкость и сразу же захотелось в туалет. Кадзуми Сайто осторожно откинула одеяло, встала, и двинулась в сторону ванной комнаты. Она прихватила с собой пистолет. Так... на всякий случай...

— Вы куда, Кадзуми-сан? — сонно проговорил мальчик для создания тепла.

— Куда надо, — огрызнулась Кадзуми, а потом поправилась и сказала уже мягче. — Сейчас вернусь, грей постель.

— Я буду ждать, — мальчик потянулся, как сытый кот, и чуть плотнее укутался в одеяло.

Ну да, к приходу Кадзуми одеяло нагреется, она ляжет и прижмется к мускулистому плечу. Возможно, даже скользнет ладошкой по плоскому животу вниз...

Ванная комната была пуста. Включенный свет подтвердил это. Белел язык традиционного унитаза, справа приткнулась небольшая ванная со свисающей шторкой, а слева висело зеркало с умывальником. Кадзуми выдохнула — только себя зря накрутила. Ничего же нет, можно и пистолет положить на умывальник, чтобы не мешал облегчаться.

Она села на корточки лицом к унитазу и зажурчала, щурясь от легкого облегчения. Струя ударила в фаянс, словно унося с собой невзгоды и странную тревогу. Закончив, Кадзуми вытерлась и встала. Потянулась так, что хрустнули позвонки. Можно было идти обратно, под крылышко кагэма. В теплое и уютное гнездышко. Можно даже слегка причесаться, чтобы не быть такой всклокоченной. Нет, мальчик потом всё равно взъерошит волосы, причем не только на голове, но сейчас надо хотя бы пару раз махнуть расческой.

Как только Кадзуми протянула руку к умывальнику, чтобы взять с полочки расческу, так её рука застыла в воздухе...

Пистолета не было!

— Ай-яй-яй, как же нехорошо получилось, — раздался голосок позади Кадзуми. — Но у нас нет слова "украли", зато есть слово "просрала!"

Шторка отдернулась, и на женщину уставилось карими глазами невысокое существо десяти-двенадцати лет от роду. Большие карие глаза, шелковистые волосы, синеватая кожа и... большой, гноящийся шрам во всю щеку. В детской ладошке чернел пистолет Кадзуми.

Эта девочка была знакома Кадзуми. Крошка заняла первое место в длинном списке смертей в биолаборатории, место для которой выдолбили прямо внутри горы Фудзияма. На девочке испытывали воздействие японского энцифалита. Того самого вируса, переносчиками которого являлись комары.

— Ты... ты же мертва... — пролепетала Кадзуми.

— И что? Это не повод срать в моём присутствии, — хихикнула девочка.