Катарсис (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 1

Дорогой читатель! Предупреждаю, что вы будете читать альтернативную историю и фантастику, поэтому все совпадения в данных действующих лиц случайны, никакого умысла и намеков нет.

Я вдруг почувствовал вкус к ведению хозяйства. Стал что-то понимать и научился оценивать российскуюреальность без эмоций. Конечно, не так хорошо, как мой управляющий Рыбин. Но личные открытия всегда возбуждают к дальнейшим экспериментам. С компаньоном мне повезло. Семен Семенович настоящий энтузиаст. Все тонкости успешного управления открывает без утайки. Особое удовольствие ему доставляет разбить мои фантазии и прожекты на экономические темы. Мы часто сиживали допоздна долгими зимними вечерами за шахматами после ужина и чая.

— Никогда не будет у нас, как в Европе! — горячился он, — ответственно заявляю, никогда! Что вы удумали? Какие фермерства, какие технологии? Разве в них дело?

— А в чем?

— Андрей Георгиевич, — укоризненно качает он головой, — и вы туда же? Еще один просветитель и благодетель крестьянский на нашу голову. Да вы посмотрите, чем заканчивается вся благодетельность! Пока даете, берут. Задарма что же не взять? А как запустишь дело или благодетель помрет, так все прахом идет. Не нужны крестьянам ни образование, ни подачки. Не понимают они этого. За дурь и блажь барскую принимают.

— Однако, по образованию поспорю.

Все наше строительство ориентировано на будущие наукоемкие технологии. На Острове уже построена моя усадьба в два этажа с флигелями. И башня с телескопом. Давно мечтал о таком. Гипертрофированная идея домика в деревне.

А рядом выросли дома инженеров, ученых, корпуса рабочих и прочие постройки. Всю твердую землю использовали. Газончики между кирпичными дорожками, заборчики. Все красиво. Специальные садовники следят за порядком. Часть зданий пришлось строить на соседнем малом острове. Осушили перешеек, отсыпали к нему дамбу, а затем и дорогу насыпали щебнем. Теперь так и называется — остров Малый.

К большой земле дорогу устроили основательно. Правда, не по прямой, как хотелось, а где инженеры велели. В Стрельниково построили учебный корпус. Степан, брат Игната, там бессменный директор. Пуадебар пригласил знакомых преподавать. После тщательной проверки и вербовки трое учителей допущены в учебный центр. Жалование больше в два раза, чем в гимназии, зато и требования выше. Но их устраивает.

У нас закрытое учебное заведение со спартанскими условиями. Все мои родственники своих чад туда посылают. Без сдачи минимума даже десятским не станешь. Кроме оперативной и физической подготовки дают только то, что необходимо в жизни. Русский язык в обязательном порядке. Математика в виде навыков быстрого устного счета, минералогия для разведки ископаемых, химия взрывчатых веществ и для бытового использования. И, конечно, оперативное дело с разными специализациями. Экзамен состоит в самостоятельном выполнении настоящего задания в составе группы. После выпуска все получают назначения, благо поле деятельности расширяется постоянно. Приезжают потом важными «начальниками» к радости родителей и зависти прочих.

— А вот не желаю споров, — грозит пальцем Рыбин — мы сейчас толкуем о крестьянском сословии, а вы опекаете и обучаете, по сути, не крестьян. Если изволите, остатки казаков или иных вольных людей. Из крестьян могут быть только исключения. Несмотря на все преференции, не вижу очередей из просителей за своих чад. Да, мужик желает обучить грамоте чадо, чтоб иметь грамотного под рукой. Но не более.

— Согласен, — морщусь я.

— Ближайшая личная выгода, вот девиз мышления крестьян, — поднял Рыбин палец, — и они правы. На какие перспективы можно загадывать при такой жизни? «Дай Боже скот с приплодцем, а детей с приморцем». Это где еще такая пословица может явиться, чтоб своим детям смерти желать?! Лишние рты.

Он прав. Нищета подчас беспросветная. Еще раз вспомнили Екатерину Великую, которая проезжала по Мереславской губернии. В одном месте не удержалась и сказала: «Здесь только горе и грязь». Так ту деревню и переименовали в честь монаршего внимания, Горе-Грязь.

И мне совершенно нечего возразить. Никакой струны таинственной русской души я не нашел. Никакого особого уважения не приобрел. Если можно украсть, упрут. Если можно надуть с работой, надуют. Пришлось всецело полагаться на опыт управляющего.

— Но не является ли такая жизнь следствием отсталости и забитости? — Пытаюсь я найти выход.

— Нет! Такая жизнь оттого, что сначала в головах отсталость, а уж к нему род занятий прилагается. Тут только коренные перемены всего устройства жизни помогут.

— Сделайте милость, поясните, — я пригубил кофий.

— Вы думаете, что если мы дадим крестьянам последние достижения механиков: конные сеялки, веялки, мялки, плуги, новые разработки посадки, то все изменится? Нисколько.

— Отчего же?

— А кто даст климат, такой же благополучный, как в Европе или Америке? Кто даст земли, чтоб не только за счет навоза родили? Ваши нововведения могут облегчить жизнь, но совсем не переменят. Наш крестьянин имеет сто дней в году на сельские работы, а европейский пуасан в два раза больше. И выход зерна там сам-восемь, а у нас сам-три. Я посчитал затраты. Получается нашему в восемь раз тяжелее. Какое тут богатство. С голоду не умереть и то достижение.

— Но у вас, дорогой друг, получается? Причем так отлично, что слышать подобные возражения из ваших уст весьма удивительно.

Семен Семенович устроил образцовое хозяйство. Я назначил его управлять всеми прочими землями. Теперь он господин Главный Управляющий. В собственность я ему больше ничего не дал, но договор о прибыли в виде процентов заключили. Хлопот у него много, причем, секретных.

В моем ведении только официально пять тысяч крестьянских душ. Идут переговоры о покупке имений, где еще столько же. И тысяч двадцать неучтенного люда, который пополняется каждый день, как снежный ком. По мере прибытия народ распределяют по лесным деревням, хуторам и пустошам, чтоб глаза не мозолили местной власти. И за всеми нужен присмотр.

Доходу Семен Семенович получает достаточно, чтоб дочь его слыла выгодной партией среди местного дворянства. Собственный выезд с парой вороных видно из далека. Со свитой неустанно ездит по владениям, а их все больше и больше. Если какой скандал, то смотрит лишь строго и качает головой, а вечером приезжают бойцы. Но это теперь крайне редко.

— Увы, не могу поставить себе в заслугу совершенно все, — разводит он руками, — железная дисциплина поддерживается только вашими силами. Прибавьте к тому приезжих людей, почитающих за счастье работать за тарелку каши, теплый ночлег и одежду.

— Но у них и того не было.

— Я не в укор. Сейчас это благо для них, но такой труд не имеет перспектив для большого дохода.

— У вас же приносит?

— За счет чего?! За счет обработки всего, чего можно. Мы не отдаем сырье на рынок, оно очень дорого для нас, и дешево для продажи. Выращиваем только то, что дает гарантированный урожай. Остальное проще купить. И то, что получаем, перерабатываем в крупы, муку, скобяные и кожаные, валяные и тканые изделия. Чем больше, тем лучше. Крестьяне это поняли и не протестуют. И сами на своей земле пытаются повторять.

— Так мы скоро до коллективных хозяйств дойдем.

— Это мечта несбыточная. Впрочем, экономически в наших условиях так выгоднее. При развитии техники лучше обрабатывать большие поля, чем каждый будет царапать сохой свой участок. Но по самой человеческой сути так не выйдет. Один другому завидовать будет, считать, обижаться. И кончится тем, что все придет в упадок.

— А если заинтересовать? На оплату посадить?

— Это не общее хозяйство, а ваше заведение с наемными работниками.

— Пусть мое. Так все равно лучше. Тогда остается производство.