Белый отряд - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 14

• Предыдущая
• 14/98
• Следующая

Лесник покачал головой.

– У меня в Эмери Даун жена и дети, – пояснил он. – Я не брошу их ради такого рискованного дела.

– Ну, а вы, юноша? – спросил лучник.

– Да нет, я человек мирный, – ответил Аллейн Эдриксон. – Кроме того, мне предстоит другая работа.

– Ах, чума вас забери! – прорычал воин, грохнув о стол свою флягу с такой силой, что тарелка запрыгала. – И какая дурь, дьявол их забери, нашла на людей? Почему вы все торчите у очага и клюете носом, словно вороны вокруг дохлой кобылы, когда стоит только шаг шагнуть, и вас ждет настоящая мужская работа? Стыд и срам! Все вы лодыри и бездельники! Клянусь эфесом, должно быть, настоящие люди из Англии все уже перекочевали во Францию, а те, кто остался, на самом деле бабье, переодетое в кафтаны да штаны.

– Слушай, лучник, – заявил Хордл Джон, – ты уже солгал не раз и не два, и за это, а также потому, что мне много кой-чего в тебе не нравится, я чувствую сильное искушение положить тебя на обе лопатки.

– Клянусь эфесом, вот я наконец и нашел подходящего человека. А потом, ей-богу, ты наверняка лучше, чем я думал, если сможешь положить меня на обе лопатки, мой мальчик. Я одержал больше побед, чем у меня пальцев на ногах, и за семь долгих лет в Отряде не нашлось никого, кто бы вывалял меня в пыли.

– Довольно ты хвастался да бахвалился, – сказал Хордл Джон, вставая и сбрасывая куртку. – Я докажу тебе, что в Англии остались люди получше тех, кто уходил грабить во Францию.

– Pasques Dieu! [Боже ты мой! (франц.) ] – воскликнул лучник, расстегивая куртку и пристально глядя на своего противника, как знаток и ценитель мужественности. – Я только раз видел до сих пор у мужчины такое тело. С вашего разрешения, мой рыжеволосый друг, мне было бы очень жаль обменяться с вами ударами; и я охотно допускаю, что никто в целом отряде не перетянет вас на канате; пусть это послужит утешением для вашей гордости. С другой стороны, я имею основания думать, что за последние несколько месяцев ты вел спокойную жизнь, и мои мускулы покрепче твоих. Я готов побиться об заклад, что возьму верх. Если только ты не струсишь.

– Струшу? Ах ты, болван! – зарычал Большой Джон. – Да я еще не видел того человека, перед которым бы струсил. А ну-ка, выходи и посмотрим, кто из нас крепче.

– А заклад?

– Не на чем мне биться об заклад. Выходи из любви к делу и ради удовольствия.

– Не на чем? – удивился лучник. – Но у тебя есть то, что я ценю превыше всего: твое огромное тело, которое я хочу завербовать. Слушай, мой мальчик. У меня тут с собой французская перина, мне было очень трудно сохранить ее все эти годы. Я раздобыл перину при разграблении Иссудена, и у самого короля нет такой постели. Если ты победишь она твоя. Но если победа будет за мной, то ты клянешься, взяв лук и стрелы, отправиться со мной во Францию и служить там в Белом отряде до тех пор, пока он не будет распущен.

Вот это честное пари! – закричали в один голос путники и отодвинули скамьи и козлы, чтобы освободить место борцам.

– Ну, солдат, тогда распрощайся со своей периной, – сказал Хордл Джон.

– Э, нет, я и постель сохраню и тебя заполучу в Отряд, сколько ни скаль зубы, а ты потом будешь всю жизнь благодарить меня за это. Так как же, схватимся за ворот и за локоть, или сойдемся вплотную, или как придется?

– Иди ты к черту со своими хитростями, – сказал Джон, разводя и сжимая свои большие красные руки. – Стой, где стоишь, увидишь, как я тебя сейчас обхвачу.

– Обхватывай как можешь, – согласился лучник, выходя на свободное место и не спуская зорких глаз с противника.

Он сбросил зеленую куртку, и его торс прикрывала лишь красная шелковая рубашка с широким вырезом вокруг шеи и без рукавов. Верхняя часть тела Хордла Джона была обнажена, и его мощная фигура с напрягшимися мускулами, выступающими, словно извилистые, сучковатые корни дуба, возвышалась над лучником. Будучи почти на фут ниже Джона, тот все же производил впечатление человека большой силы, а у его белой кожи был особый шелковистый блеск, которого недоставало более тяжелому телу бывшего монаха; но вдобавок он отличался быстротой движений и ловкостью многоопытного бойца; поэтому, глядя на гордый поворот его головы и блеск глаз, было ясно, что он уверен в удаче. Трудно было бы в тот вечер найти во всей Англии двух более достойных друг друга соперников.

Большой Джон стоял посередине круга, его взгляд был угрюм и грозен, рыжие волосы встали дыбом, как щетина, а лучник легким и быстрым шагом переходил то направо, то налево, согнув колени и вытянув вперед руки. Затем, внезапным броском, столь стремительным и свирепым, что глаз едва мог уловить его, он ринулся на врага и обхватил его одной ногой. При равных силах от такого удара один из противников должен был упасть; но Хордл Джон оторвал лучника от себя, словно крысу, и швырнул через всю комнату так, что тот стукнулся головой о деревянную стену.

– Ma foil [Клянусь (франц.) ], – воскликнул воин, проводя рукой по своим кудрям, – ты был уже недалеко от перины. Еще немного, и у этой милой гостиницы появилось бы еще одно окошко.

Ничуть не укрощенный, он снова приблизился к Джону, но теперь уже более осторожно, чем в первый раз. Сделав ложный выпад, чтобы отвлечь внимание противника, он вдруг прыгнул на него, обхватил ногами его талию, а руками бычью шею, в надежде быстрым толчком опрокинуть его наземь. Яростно взревев, Хордл Джон так стиснул врага своими огромными ручищами, что чуть было не раздавил; затем поднял и бросил на пол с такой силой, что мог бы сломать ему кости, если бы лучник, сохраняя полное самообладание, не вцепился ему в предплечья, чтобы задержать свое падение. Поэтому он упал на ноги и не потерял равновесия, хотя толчок сотряс все его тело и, казалось, каждый сустав заскрипел. Затем он отскочил подальше от опасного врага, но Джон, разгоряченный схваткой, ринулся за ним, как бешеный, и тем сам дал опытному вояке то преимущество, к которому он и стремился. Когда бывший монах снова бросился на него, лучник увернулся от больших красных рук, наклонился и, обхватив врага вокруг бедер, перекинул его через свое плечо, использовав не только яростный наскок противника, но и свою натренированность в этом ловком приеме. Аллейну почудилось, будто Джон вдруг обрел крылья и полетел; когда он пронесся по воздуху, размахивая огромными руками и ногами, сердце юноши замерло; уж, наверное, ни один человек не падал с такой силой, ничего, однако же, себе не повредив. Ибо как ни крепко сколочен был Хордл, он, несомненно, сломал бы себе шею, если бы не ткнулся головой в грудь пьяного менестреля, который мирно дремал в углу, не подозревая обо всех этих волнующих событиях. Незадачливый музыкант внезапно разбуженный, выпрямился, издав пронзительный вопль, а Хордл Джон отскочил обратно на середину круга с такой же быстротой, с какой вылетел из него.

– Я требую еще одной схватки, клянусь всеми святыми! – крикнул он, воздевая руки.

– Не согласен, – ответил лучник, натягивая одежду. – Я удачно выкарабкался из этой истории и скорее готов биться с здоровенным наваррским медведем, чем с тобой.

– Это была хитрость! – заорал Джон.

– Конечно, хитрость, клянусь моими десятью пальцами! Хитрость, благодаря которой к Отряду прибавится еще один настоящий мужчина.

– Ну, этой проделке я никакого значения не придаю, – ответил Джон, – ведь я уже час назад решил отправиться с тобой, раз жизнь там настоящая и веселая. Но я бы охотно заполучил французскую перину.

– Не сомневаюсь, mon ami [мой друг (франц.) ], – сказал лучник, возвращаясь к своей пивной кружке. – Твое здоровье, парень, и будем друг другу добрыми товарищами! Но, hola, что болит у нашего друга, у него такое сердитое лицо?

Незадачливый музыкант сидел и уныло растирал себе грудь, глядя вокруг отсутствующим взором, и было ясно, что он не знает ни где он, ни что с ним приключилось.

Вдруг его растерянное лицо озарилось вспышкой сознания, он поднялся и заковылял к двери.

• Предыдущая
• 14/98
• Следующая