Дом с привидениями (антология) - Измайлов Андрей - Страница 34

— Во-первых, вероятно, желание самому реализовать свою идею. Крайне самонадеян. Во-вторых, какая-то любовная история. Семья решительно воспротивилась его браку, слишком решительно. И он порвал с нею.

— С женщиной?

— С семьей. Женщина, кажется, сама ушла.

— Что стало с этой женщиной, кто она и где сейчас? В таком деле “кажется” — непростительный прокол, Мак.

— Нам пока не удалось ничего выяснить о ней. Это было очень давно.

— В мезозой?

— Около десяти лет назад, Гарри.

— Это на вас не похоже, Мак. Стареем?.. Десять лет назад. Поздняя любовь, единственная? Доказать всем?.. Мне нужна эта женщина, Мак. Дальше.

— Система психологического воздействия: дать газетам некоторые подробности гибели известной журналистки Мирей, намекнуть на связь этой смерти с данными, которые она получила у Луи Кленю. Газеты переслать. Второе: убрать Кленю. Как свидетель, он опасен. Тоже известить через газеты.

— Что ж, идея верная — посадить в вакуум и подпустить туда страху. Н-ну…

— Он не выдержит, Гарри. Ему просто некуда деваться. Но все же, если…

— В таком деле, Мак, “если” должно быть исключено. Посмотрите хорошенько окружение. Оно мне не нравится. Теперь о вашем странном предложении со скорпионами.

— В них, несомненно, все дело, Гарри. Мы проследили. Что там такое — пока неясно, но точно — они! Затраты невелики. Все равно нам же придется потом заниматься этим. Предусмотрительность…

— Хорошо. Действуйте.

Лишь только закрылась дверь за Маком, Гарри стал набирать длинный номер.

— Сэм? Прости, что поздно беспокою тебя. Завтра я буду в ваших краях и очень хотел бы встретиться.

— Я уже думал, Гарри, что ты забыл старика Сэма. Стал мультимиллионером, задрал нос, э?

Гарри поморщился. Дурашливость Сэма раздражала его.

— Ты хорошо знаешь, Сэм, я никогда не смогу забыть тебя.

— А, да, да, да, не сможешь, не сможешь… Так что там у тебя?

— Нам необходимо встретиться, Сэм.

— Завтра в двадцать, — неожиданно сухо сказал Сэм.

На широкой балюстраде с колоннадой и пальмами. Вечер следующего дня

— Честно говоря, Гарри, мои старые мозги не улавливают такой уж значительности в этом сообщении. Правда, мне трудно было привыкнуть и к дисплеям, но теперь я их очень люблю, а остальное как-то не вызывает у меня интереса. Что? Ты думаешь, это консерватизм и склероз, да? Говори, говори, что думаешь, объясняй. Мы старые друзья, а твой нюх профессиональной ищейки принес немало долларов и мне и тебе. Хи-хи-хи…

— Можешь мне поверить, Сэм, что по значительности рядом можно поставить изобретение атомной бомбы. Сторона, получающая средство, сразу приобретает подавляющее превосходство над противником.

Старик резко оборвал хихиканье.

— Чей анализ?

— Мой, Сэм. Это средство меняет стратегию и тактику современной войны. Ты первый из тех, кто может решать, посвящен в суть дела. Даже босс не знает. Надо обмозговать, ставить ли в известность президента.

— Это лекарство только у нас?

— К сожалению, оно не у нас. Оно еще ни у кого. У изобретателя.

— Ну, Гарри, а если только у нас?.. Я тебя правильно понял?

— Да, Сэм.

— “Да”, “да”!.. У вас все или “да”, или “нет”. Сколько на этом миллионов сгорело! Вы, шпионы, безответственные люди, потому что рискуете только жизнью. Или к старости и деньжата заводятся? А, Гарри, есть уже чем рисковать кроме этой дешевки — жизни, э? Хе-хе-хе… — И неожиданно сухо: — Покупай за любую цену, Гарри. Риск исключен. Послезавтра докладывай боссу. Президента беру на себя.

Абдулла пришел днем на строительную площадку. Он стоял в небольшой толпе зевак, которая, уменьшившись в последние месяцы, совсем не исчезала никогда. Даже в дожди кто-нибудь да забредал сюда, чтобы посмотреть, как эти удивительные машины, да еще в руках африканских женщин, плевать хотели на хляби небесные. Возможно, им виделся в этом даже вызов Аллаху?.. Овечкин заметил парня и подошел.

— Как жена?

Абдулла приветственно закивал и вяло улыбнулся. Не понял? И Овечкин повторил слово “жена” на диалекте.

— Спасибо, рюс. Хорошо. — И добавил тихо по-русски: — Друг… — И быстро заговорил. Овечкин ничего не понял, но по тревожно бегающим глазам парня догадался, что дело у того важное. Вокруг было немало африканцев, которых Овечкин в последнее время хорошо уже понимал, однако никого из них он не стал привлекать в толмачи, а попросил парня зайти вечером.

Мсье Альбино, пользовавшийся их полным доверием, перевел Овечкину и Сане сбивчивый рассказ перепуганного Абдуллы. Смысл его сводился к тому, что рюс будут убивать. Это так же верно, как то, что он — Абдулла, который очень не хочет, чтобы рюс убивали. Он пришел не только затем, чтобы сказать это, но и защитить рюс. Мсье Альбино взволновался. По реакции Овечкина и Сани он понял, что для тех рассказ Абдуллы не был большой неожиданностью.

“У меня есть ружье, жаканы и старый револьвер, надежный, — предложил он. — И я. Хотя пользы от старика немного, но из засады могу пальнуть очень метко. Старый охотник…” Мсье Альбино не был хвастуном.

Решили на время поселить Абдуллу с банкиром, рассказать все ребятам и установить с вечера до утра дежурства в столовой, из окна которой хорошо просматривался вход в амбулаторию и дверь на лестницу во второй этаж, к Оноре и Овечкину. Со следующим автобусом Овечкин должен был уехать в посольство. Тут и Саня, и все ребята были неколебимы. Рисковать дальше было нельзя.

Выцветший автобус, некогда оранжевый старый “фиат”, появлялся в поселке раз в неделю. По расписанию это должно было происходить по субботам, с тем чтобы на следующий день отправляться ему обратно в столицу. Шел он туда два дня без малого, с ночевкой, как допотопная почта или какой-нибудь омнибус без перекладных. Но, однажды выбившись, наверное, из графика, автобус приходил и уходил в неведомые дни, и в этом была своя прелесть. Ожидание почты, а возможно, даже новых людей стало ежедневным, и вместе с тем появление грязно-рыжей развалюшки всегда было немного неожиданным.

Прежде машины со строительными материалами появлялись в поселке почти ежедневно, но теперь, когда строительство подходило к концу, они стали большой редкостью. Отправлять же в город “пикап” Овечкин категорически не захотел, потому что это означало отрывать от дела на два дня еще двух человек из их маленькой группы. Потому и решили, что поедут они с Абдуллой, прихватив револьвер мсье Альбино, автобусом. В тот момент, когда в столовой спокойно обсуждался этот план, он казался вполне естественным. Разве мог кто-нибудь предвидеть приближавшиеся события?..

Время здесь, будто подчиняясь размягчающей жаре и давящей влажной духоте, еще едва двигалось. В этом сонном мире вопросы жизни и смерти, казалось, перестали существовать. Так любая война не выглядит реальной до тех пор, пока рядом не разорвется снаряд или бомба.

Когда Овечкин отправился к себе из “гостиницы у Альбино”, было уже совсем темно. В окнах “гостиницы” и у Оноре во втором этаже зажжен был свет, жадно пожираемый влажной темнотой. Его словно отсекали у самой кромки окон. Где-то в поселке горели уже костры рамазана, но угадывались они лишь по отдаленному зареву.

Полицейский спал на табурете у двери банка Альбино, опираясь на ружье, под ярким фонарем. Свет стлался по земле желтым, быстро истаивающим полукружьем. Все полицейские района, три или четыре молодых африканца, в полной форме и с ружьем, несли по очереди круглосуточный караул у дверей банка мсье Альбино, и другой работы для них, похоже, не существовало.

Такова была экспозиция, когда Овечкин, обогнув угол дома с полицейским у входа и попрощавшись с провожавшим его Саней, направился к своей двери. Дом доктора стоял ближе к реке под углом к дому мсье Альбино, и те несколько десятков метров, что разделяли дома, были открыты реке, по берегу которой стояли заросли громадной слоновой травы.