Трогать запрещено (СИ) - Мишина Анна - Страница 61
- Предыдущая
- 61/84
- Следующая
– То-то же, – слышу по голосу, что Богдан улыбается. – Риэлтор подобрала три варианта совсем близко к твоей академии и две квартиры в пяти-десяти минутах ходьбы. Первыми посмотрим те, что рядом. Во сколько у тебя закончатся занятия?
– В четыре я уже буду свободна.
– Отлично. Я заеду за тобой, котенок.
– Буду ждать с нетерпением.
Перекинулись еще парой-тройкой фраз в духе “люблю” и “скучаю”, и Богдан первый кладет трубку, обещая написать, как только его самолет приземлится в Пулково. Я, сладко потянувшись, топаю в душ. День обещает быть насыщенным. Но самое главное, что уже сегодня я буду засыпать не одна, а устроившись под боком любимого мужчины. Могла ли я себе представить подобный исход событий еще в конце декабря? Совершенно точно нет. Кайфую ли я от происходящего? Абсолютно точно да!
– Юль, привет!
– Данилова, хорошо выглядишь.
– Юлёк, как дела?
Летит со всех сторон, пока я перебираю ногами по коридору. Киваю и улыбаюсь, здороваясь со знакомыми ребятами с моего потока и параллельных. С кем-то мы тусуемся в одной компании, с кем-то знакомы едва-едва. Отбиваюсь стандартным:
– Все отлично. Привет-привет!
– Смотрю, каникулы тебе пошли на пользу, Юлёк! – смеется одногруппница Ленка, встречая и стискивая меня в своих объятиях на входе в аудиторию семьсот семь. – Я соскучила-а-ась, привет! – верещит радостно, подпрыгивая.
– И тебе привет, подруга! – смеюсь. – Ты тоже похорошела.
– У меня столько новостей, закачаешься!
– Все ваши “новости”, студентка Гордеева, придется попридержать до следующего перерыва, – осаждает радость Ленки Ирина Викторовна Штерн, наш преподаватель по “Истории драматического театра”. – Лента уже началась, – чеканит суровая женщина с недобрым взглядом.
Штерн вообще одна из самых строгих и принципиальных преподавателей у нашей группы. Иной раз мимо ее кабинета даже на цыпочках пройти страшно. Если ты, не дай боже, учишься хуже, чем “хорошо”, шансов на благосклонность Ирины Викторовны у тебя, считай, и нет. Настоящая фанатка своего дела.
– Поняли, приняли, Ирина Викторовна, – улыбается Ленка. – Уже бежим занимать свои мес…
– Вы можете садиться, студентка Гордеева, – перебивает ее Штерн. – Данилова, – переводит свой острый карий взгляд на меня, – Юля, тебя попросили зайти в кабинет ректора. Прямо сейчас.
– Ого… – выдыхает подруга, кося в мою сторону сочувственный взгляд.
Да я и сама моментально внутренне сжимаюсь в тугой комок нервов. По спине прокатывается неприятный холодок. Меня вызывает к себе ректор? Я не ослышалась? Алла Демьяновна? Но зачем? Лично она никогда не связывается и не встречается со студентами. Обычно это работа деканов, зав.кафедрой, ну, на худой конец, проректора! Но никак не главы института. Исключения – вопиющие случаи непослушания и страшные косяки. Помнится, у меня нет ни первого, ни второго. Кажется…
Да нет! Точно нет!
Я нервно стряхиваю капли талого снега с кожаного рюкзака, протянув его Ленке, но Штерн меня останавливает своим сухим:
– Боюсь, вещи тебе могут понадобиться, – и смотрит на меня так… земля моментально уходит из-под ног. Чтобы Штерн кому-то сочувствовала? Нонсенс! Но именно это я сейчас явственно читаю в ее взгляде. И что вообще это значит: тебе могут понадобиться вещи? Для чего? Не отчислять же меня будут, в самом деле! За что?!
Но время допытываться ответов на свои вопросы нет. Да и вряд ли кто-то, кроме Аллы Демьяновны, сможет дать мне внятный ответ. Приходится подчиниться.
Переглянувшись с Ленкой, я накидываю на плечо лямку рюкзака и на ватных ногах поднимаюсь на третий этаж академии. Чем ближе к кабинету ректора, тем быстрее “выписывает па” на ребрах мое сердце. Пульс зашкаливает.
Мне страшно. Нет, не так, мне очень страшно! Хоть я и знаю, что ничего плохого не сделала. Учусь на “отлично”, занятия не пропускаю, все экзамены сдала, зачеты получила, объективных причин бояться у меня нет, и тем не менее, ноги дрожат.
Как часто это бывает у мнительных людей, к тому моменту, когда я оказалась в приемной Аллы Демьяновны, я накрутила себя до того, что вошла к ее секретарю бледная, как полотно. Миловидная и добродушная Галина даже предложила мне стакан воды и “присесть”, вдруг вот-вот грохнусь в обморок.
Я любезно воспользовалась предоставленной мне короткой передышкой и только потом постучала в дверь с суровой табличкой бордового цвета “Ректор Рамченко А.Д”. Услышав с той стороны:
– Входи.
Переступаю порог, натягивая на губы улыбку.
– Доброе утро, Алла Демьяновна. Ирина Викторовна сказала, что вы меня вызывали?
– Не знаю, насколько оно будет доброе после моих новостей, Юля. Проходи, – бросив на меня взгляд из-под бровей, откладывает ручку ректор Рамченко, – садись, – приказывает, стягивая с переносицы круглые очки в черной оправе.
Прохожу. Ноги не гнутся.
Сажусь. А сердце “бум-бум”, да “бум-бум” – грохочет.
– Что-то случилось, Алла Демьяновна?
– Случилось. Юля, я не буду ходить вокруг да около и скажу прямо.
– Да…
– Мне очень жаль, что ситуация складывается подобным образом. Ты одна из наших лучших учениц второго курса. У тебя хорошие физические данные, ты стройна, гибка и умна. У тебя большое будущее в балете.
– Спасибо, я…
– Могло бы быть, – взглядом тормозит меня ректоресса. – Если бы вся эта ситуация могла принять иной оборот событий, то я ограничилась бы строгим выговором и наказанием. Но, увы…
Губы начинают дрожать. Приходиться стиснуть ладони, впиваясь ногтями в кожу до боли, чтобы удержаться от поспешных выводов и крокодильих слез. Сумбур. В голове один сумбур! Слова, слова, слова – все сказанное Аллой Демьяновной крутится, как на бешеной карусели, я выдыхаю:
– Не понимаю… – подавшись вперед. – О какой ситуации вы говорите?
Алла Демьяновна вздыхает, как мне кажется, тоже сочувственно. Да что они все сегодня меня жалеют-то, а?!
Ректоресса тянется и открывает верхний ящик стола, достав оттуда черную папку. Недолго думая, протягивает ее мне.
– Наша академия печется не только о хороших отметках и идеальной выучке будущих артистов балета, но также для нас важна моральная сторона и облик академии. А такое, увы, нашу репутацию и репутацию наших балерин порочит…
Что там говорит Алла Демьяновна дальше я не слышу. Меня словно с головой под воду окунули: слова долетают, как тихое эхо, откуда-то издалека. Я открываю папку и перестаю дышать от накатившей паники. Она топит и сжимает. У меня в руках, перед моими глазами фото. Мои фото. В том самом развратном боди на сцене ночного клуба, где я по дурости своей согласилась выступить в вечер мальчишника Титова…
– Это… как… – сиплю.
Это всего пара кадров. Снимки из зала. Я ведь сделала всего пару движений, прежде чем Богдан утащил меня со сцены, но кому-то было их достаточно, чтобы успеть прихватить меня в кадр, в общий план с остальными девочками. А мое лицо, стоящее в первой линии, как назло, видно слишком отчетливо и ясно, даже несмотря на полумрак.
На глаза наворачиваются слезы. Я боюсь их даже поднять на Аллу Демьяновну. Прежде, чем ректоресса говорит следующие слова, я уже и так понимаю, каков будет итог этого разговора:
– Мы подготовили документы на твое отчисление из Академии, Юля. Мне очень жаль.
Глава 36
Юля
– Алла Демьяновна, это была ошибка! – сжимаю снимки, вскидывая полный мольбы взгляд. – Я сглупила, я не подумала о последствиях, я вообще не думала, что это может быть проблемой! Я ведь ничего плохого не сделала, – срывается мой голос, губы дрожат.
Я проталкиваю ком, застрявший в горле, понимая, что я не могу так просто и быстро сдаться. Не сейчас. Не тогда, когда решается моя судьба, мое будущее, моя жизнь.
– Юля, послушай…
– Клянусь, больше такого не повторится! Накажите меня, сделайте выговор, штраф, но только не отчисляйте. Умоляю! Я…
- Предыдущая
- 61/84
- Следующая