Трогать запрещено (СИ) - Мишина Анна - Страница 55

В ответ прилетает лаконичное “принято”, а ровно через два часа, как только мы въезжаем в город, машина Богдана, всю дорогу плетущаяся за нами следом, исчезает с горизонта. Куда, интересно, он рванул?

Папа хмыкает, тоже замечая, что Титова нет, спрашивая:

– Струсил твой благоверный?

– Ты же знаешь: трусость – это не про него.

Но написать или позвонить Дану не успеваю. Мы подъезжаем к комплексу. Я сгребаю в пакет купальник и полотенце с тапками и, примирительно чмокнув родителя в щечку, выскакиваю из машины. Коленки, оказывается, дрожат. Боже! Я очень надеюсь, что в сорок лет мужчины не решают свои вопросы мордобоями!

Глава 32

Богдан

Касаюсь саднящей губы пальцами. Это надо было так попасть! Чувства Степана я, конечно, понимаю. И это вполне нормальная реакция. Да и к мордобою внутренне был готов, поэтому и не ушел от удара – Степычу нужно было выплеснуть свою злость, но мать твою!

Вдавливаю педаль газа в пол, следую за тачкой Даниловых. Чувствую себя пацаном, который накосячил, и теперь нужно как-то исправлять ситуацию перед родителями любимой девушки. Вот тебе Титов, седина в бороду, и бес куда положено.

От злости сжимаю баранку так, что костяшки белеют. В голове прокручиваю варианты событий. Степан сейчас с горячки и Юльку может дома закрыть. Баран. Слова не дал сказать. Знаю, что повелся на уговоры девчонки, а сам должен был все сказать другу сразу. Но Юля просила… Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Одна главная на данный момент – Данилов. Юля, когда села в его машину, так посмотрела на меня своими зелеными глазами, что сердце сжалось в грудине.

Ничего, все наладится. По-другому и быть не может.

В кармане телефон издает звук. Достаю его и читаю сообщение от моей девочки. Хмыкаю. Данилов сплавляет дочь к подруге. Молодец, все просчитал. И я обязательно воспользуюсь этим моментом. Нечего тянуть. Как говорится, куй, пока горячо.

Отписываюсь Юле и, как только мы въезжаем в город, увожу свою тачку в другую сторону. Раз Данилов меня ждет и нам предстоит непростой разговор, нужно топливо. Поэтому мажу взглядом по еще виднеющейся машине Степана и тороплюсь в сторону известного мне алкомаркета.

Минут через тридцать, а может, и чуть больше, подъезжаю к дому Даниловых. На выпавшем свежем снегу следов от тачки нет. Значит, еще не подъехал. Откидываюсь на спинку сиденья, заглушив двигатель. Прокручиваю в голове разговор. Но потом бросаю это дело. Один хрен, все пойдет не по плану.

Как только из-за поворота появляется знакомый “Мерс”, выхожу из машины. Облокачиваюсь о капот. Открываются ворота, и Данилов заезжает на территорию. Глушит двигатель и выходит. Прячет руки в карманах, наши взгляды встречаются. По его лицу ни черта не понять, поэтому первый шаг делаю я, спрашивая:

– Поговорим?

Захожу на территорию их с Юлькой дома и останавливаюсь в паре шагов от хозяина. Упрямо бодаемся взглядами.

– Поговорим, а как же, – выдает Степан. – Еще как поговорим.

Меня пронзает бешеный взгляд. За считанные мгновения “до” я успеваю просчитать следующий ход Данилова и понять, что он собирается делать. Отступаю ровно в тот момент, когда кулак друга пролетает в миллиметрах от моего лица, разрезая воздух.

– Степа, блть! – рычу я. – Не намахался еще?

– Она моя дочь, Титов! – поймав равновесие, отвечает Данилов. – А ты – скотина! – снова налетает на меня. Я снова уворчиваюсь, попятившись. Сука, да что ж ты делаешь?!

Из Степыча так и херачит кипящая энергия, завязанная на злости, поэтому приходится ответить. Видит бог, я не хотел его бить! Но по другому его не остановить. И мой кулак, припечатав в челюсть Данилову, сшибает его с ног.

– С*ка!

– Ты сам напросился. Степа, мать твою…

Пока этот крендель заваливается, хватает меня за куртку и утягивает за собой. В итоге падаем оба, по уши утонув в свежевыпавшем сугробе. Копошась, пару раз заезжаем друг другу по лицу. Все мокрые и в снегу, вываливаемся на подъездную дорожку. Держим друг друга за грудки. Данилов нависает сверху, намереваясь начистить мне морду. Когда его тормозит визг:

– Ой-ой! – кудахчет женский голос. – Степан, у вас все хорошо?! Полицию вызвать?!

Мы одновременно поворачиваемся на голос. У открытых ворот стоит женщина лет пятидесяти. Видать, бдительная соседка вышла на сопение и пыхтение двух сорокалетних идиотов, решивших, что кулаки – лучшее решение проблемы.

– Кхм, – откашливается Данилов, но меня не отпускает. Лежим, блядь, как два пацана, в снегу. – Не надо полицию, Тамара Петровна. Все хорошо. Друг приехал, вот… здороваемся.

А у самого ссадина на скуле и губа кровит.

– Как дети малые, – качает головой женщина и исчезает из виду.

Данилов первым поднимается на ноги. Подает мне руку. Я смотрю на него, шмыгнув носом. Разбил, что ли? Тиранул тыльной стороной ладони. Кровь. Снова смотрю на Данилова и, ухватившись за его руку, поднимаюсь на ноги.

– Сноровки не теряешь, – говорит Степа. – Удар у тебя не изменился.

– У тебя тоже..

– Тачку загоняй. Быстро тебе свалить не получится.

Киваю.

Уже через пару минут вхожу в дом с пакетом, издающем характерные стеклянные звуки.

– Подготовился, смотрю, – Данилов уже скинул куртку.

– Как видишь, – раздеваюсь, бросая пальто на вешалку в прихожей.

Следую за ним в кухню. Ставлю бутылки с вискарем на стол. Данилов достает бокалы и оборачивается, заявляет:

– Знал бы ты, как хочется съездить по твоей роже, Титов!

– Уже съездил и не раз, – отвечаю тем же тоном. – Учти, теперь будешь получать в ответ.

Степан садится за стол, поставив два бокала и тарелку с сырной нарезкой. Я вскрываю одну бутылку, тут же плеская в роксы. Данилов недолго думая быстро опрокидывает в себя янтарную жидкость. Залпом. Стягивает ломтик сыра и бычится, переведя на меня взгляд из-под бровей.

– Прекрасное начало, – хмыкаю, повторяя маневр Степана. Алкоголь приятно обжигает горло, прокатываясь до самого нутра. Сажусь напротив него, тоже закусывая.

– Вот скажи мне, Титов, с какого хера тебе не живется легко? – потирает переносицу. – Почему ты не сказал мне сразу? Я этого понять не могу.

– Виноват, – отвечаю. И это действительно так. Повелся на поводу у Юльки. А у самого голова на плечах имеется. Нужно было делать по-своему. Тысячи раз уже пожалел, но уже “не отмотать”.

– Виноват он, – усмехается. – Она моя дочь. Моя. Дочь. Титов! Виноват он. Как давно?

Плескаю еще вискаря по фужерам. И не дожидаясь Степана, выпиваю.

– Сдался я под Новый год, – признаюсь, поморщившись от горечи. – Да, Степа, я должен был сказать. Но не сказал. В этом моя вина. Однако я не собираюсь отступать. Я люблю Юлю, Данилов. Что хочешь мне говори, я приму к сведению. Но не более того.

– Твою мать, – роняет лицо в ладони, яростно трет кожу. – С ума сойти! – вздыхает. – Так та попойка на твой мальчишник… – осеняет его. – Наш разговор? Ты мою дочь имел ввиду?!

– Да, и именно тогда я должен был тебе признаться, Степ. Но тогда я еще пытался себя убедить, что я ей не пара. Я сопротивлялся, понимаешь? Не смог. Как не влюбиться в Юльку? – смотрю на него, ловя мысленно ломающий мне шею взгляд. Да, Данилов пытается взять себя в руки. Но все еще кипит. Это видно и по позе, и по выражению его лица, где желваки ходуном ходят.

– Да что ж ты все “должен был” да “должен был”, а ни хрена и слова не сказал? – рявкает.

– А ты представь свою реакцию! – отвечаю в тон. – Думаешь, она была бы мягче, чем сейчас? Да хрена-с два!

– Да срать, какая была бы реакция! – сжимает кулаки. – Ты тр…

– Заткнись. Эту деталь своей жизни и жизни Юли я с тобой обсуждать не собираюсь, – предостерегаю. – Да, она твоя дочь. Но так сложилось. Она девочка уже большая, все обоюдно и по любви. Моя постель – это моя постель, ясно? Ты сам знаешь, каково это – любить. Знаешь ведь! Так вот пойми меня, Степ: не могу я без Юли. Но и такого, как ты друга, терять я тоже не хочу.