Трогать запрещено (СИ) - Мишина Анна - Страница 35

– Что это у тебя? – стреляет глазами в сторону зажатого у меня в руках свертка.

– Твой новогодний подарок. Поздравляю!

– Да-а? Уже? – улыбается папуля, забирая у меня пакет. – Надо же, – нарочито удивленно качает головой, – а я тебе ничего не приготовил, представляешь?

– Так я тебе и поверила, – щурюсь, падая попой на высокий барный стул. – Я видела то бесчисленное множество коробок под нашей елкой.

– Это не от меня, а от Деда Мороза.

– Я слишком большая для этих сказок, папуль, – упираю локти в стол, падая подбородком на сцепленные в замок ладони. – Я знаю, что Дед Мороз разносит подарки в полночь, а значит, пока что их у нас под елкой никак не может быть, – улыбаюсь во весь рот.

Папа смеется. Люблю, когда он в таком классном расположении духа. Рядом с ним таким и самой хочется улыбаться. Даже несмотря на дыру в сердце, которая за три прошедших дня ни на миллиметр не затянулась.

– Тяжело спорить со взрослыми детьми, – качает головой Степан Аркадьевич. – Можно распечатать? Или положим к тому самому “бесчисленному множеству коробок”?

– Нужно распечатать. Я требую, чтобы на нашу сегодняшнюю “вечеринку” ты пришел в этом.

– Заинтриговала.

Пока папа развязывает бант и воюет с шелестящей бумагой, я таки стягиваю с противня одну печеньку. Отламываю кусочек, закидывая в рот, с наслаждением похрустывая. Вкусно до невозможности! За первым в рот летит второй кусочек.

Первый раз папа приготовил эти печенья в прошлом году. Нашел мамин рецепт и решил продолжить многолетнюю традицию. Она пекла нам их каждый Новый год без исключения. То в форме елочек, то в форме карамелек. Один раз были даже ангелочки. Она вообще была творческим человеком и из любой, даже самой серой и унылой мелочи умела сделать произведение искусства.

– Юлька, ты специально налепила тут кучу скотча, чтобы я до полуночи его открывал?

– Есть такая штука – ножницы называется, – ныряю в ящик, протягивая папе. – Не благодари!

Степан Данилов картинно закатывает глаза.

Я подмигиваю и отворачиваюсь к окну. Там снег заметает. Новый год. Ощущение праздника витает в воздухе: в дуновении ветра и плавном кружении в небе тысяч снежинок. В гостиной у нас сверкает огнями елка и уютно потрескивает разожженный камин. По фасаду дома ярко переливается новая гирлянда в виде дождика. А прямо у крылечка гордо восседает компания смешных несуразных гномов.

Праздник.

Снаружи. Внутри радоваться его наступлению не получается. Произошедшее с Титовым больно давит на грудь, создавая ощущение скованности во всем теле. Я словно даже вдохнуть как следует не могу эти дни! На тренировках конечности кажутся непомерно тяжелыми. Вся плавность, которая и делает балет изящным, из моего тела куда-то улетучилась. Я больше напоминаю себе неуклюжий мешок с картошкой. Жуть! И хоть понимаю, что это состояние временное, что скоро мне обязательно станет легче, но по итогу – это слабое утешение.

С того вечера Богдан не звонил, не писал и вообще никак не давал о себе знать. Логично. После его-то слов! Спрашивать у папы, связывался ли он со своим другом, я не стала. Завести разговор о Титове – значит только разбередить свои раны. Глупо. По крайней мере я могу собой гордиться, наверное?

Я попыталась. Я раскрылась перед ним. Мне было страшно. Мне было неловко. Мой возраст проигрывал перед его опытом. Но я, черт побери, попыталась! Он этого не оценил. А если и оценил, то не настолько сильно впечатлился, чтобы начать за свои чувства ко мне бороться. Что еще я могу сделать? Ничего. Хватит с меня унижений.

– Эй, Юляш, это что? Пижама с оленем? – вырывает из унылых мыслей смех папы.

Перевожу взгляд, он уже натянул на себя длинную кофту с рукавами. Принт у пижамы и правда своеобразный: красные штаны со снежинками и милейший лупоглазенький мультяшный олененок на кофте.

– Нравится? – улыбаюсь робко. – Я до последнего сомневалась…

– Спрашиваешь! Как я тебе? – крутится вокруг себя папа Степа.

– Ты в ней очень милый. Готова поспорить, работники твоей фирмы попадали бы в обморок, если бы увидели, что их генеральный щеголяет дома в пижаме с оленями!

– Зрелище не для слабонервных, и то правда.

Переглядываемся, посмеиваясь.

– По размеру хорошо?

– Идеально. Спасибо, малышка, – чмокает меня в щечку родитель. – Я так понимаю, у нас сегодня намечается пижамная вечеринка?

– Если ты не против? Будет у нас с тобой фэмили-лук. У меня точно такая же.

– Против? По-моему, это шикарная мысль, – сгребает разорванную подарочную упаковку папа. – Юль, ты, может, хотела встретить праздник с кем-то из друзей, а не торчать сегодня со своим стариком дома? Если так, чтобы ты знала – я совсем не против.

– Стариком? – взлетает моя бровь, выражая чистый скепсис. – Пап, ты себя в зеркало видел? Половине наших балерунов еще фору дашь. Тю, старик! И нет, Новый год – семейный праздник. Я хочу встретить его с тобой и никак иначе. Так, – вскакиваю со стула, потирая ладошки, – с чего начнем готовку? – ныряю в холодильник.

Сегодня в доме мы одни. И хоть наша чуткая домработница предложила помочь нам накрыть на стол, но мы с папой дружно запротестовали всеми руками и ногами. У Люды семья: муж, дети и внуки – полный дом, короче. Нас двое. Как-нибудь справимся с нарезанием салатиков. Не такое уж и хитрое это дело.

– Три часа дня, – бросает взгляд на часы папа. – Для начала мы сгоняем в магазин за продуктами. Идет? Не хочу звонить в доставку. А там уже сориентируемся.

– Ока-ай. Тогда полетела собираться?

– Давай. Через пять минут встречаемся в прихожей.

– Заметано!

Богдан

Буквы, цифры, счета…

Все идеально, не подкопаться. Отработали по полной. Год выдался более чем удачный. Московский офис, как всегда, показывает лучшие результаты.

Откладываю наконец-то ручку и мажу взглядом по наручным часам. Одиннадцать. Час до Нового года. Вот это я заработался.

Другой на моем месте уже когти рвал бы в сторону дома. Я не рвусь. Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, растирая пальцами переносицу. Мазохист.

На столе снова вибрирует телефон. Кто это про меня вспомнил?

Дотягиваюсь до гаджета. Степыч. Провожу пальцем по экрану:

– Слушаю.

– Ну, ты там как? – настороженно звучит голос друга. – Судя по тону, настроение далеко не праздничное.

– Все в норме, Степ.

– Мне угадать, где ты сейчас?

– Даже гадать не надо. В офисе, – отвечаю за него. И так понятно, что он меня знает, как облупленного.

– То есть с Илоной все? Точка?

– Да, Степыч. Это окончательное решение, пересмотру не подлежит.

– Лады. Знаешь, что ни делается, все к лучшему. Будет еще и на твоей улице праздник семейной жизни, – смеется друг.

– Да даже если и не будет. Помру в одиночестве, не окольцованным – не велика потеря, – смеюсь в ответ.

– Так, ладно. Отставить самобичевание. Я так понимаю, ты собираешься встречать новый год в обществе бумаг в своем офисе? Так не пойдет. Давай, сгребай свою унылую задницу и приезжай к нам с Юлей.

– Нет, Степ. Спасибо за приглашение. Но откажусь.

– Не дури.

– Степыч, еще раз спасибо, но нет, – нам только “семейного ужина” сейчас не хватало. – Извини. Да и офисная бумага не такой уж и плохой компаньон, – пытаюсь свести все к шутке.

– Ладно, – озадаченно тянет друг. – Тогда первого приезжай. Или второго. В общем, Титов, мы тебя ждем. Уж в нашем доме ты всегда желанный гость.

Сильно сомневаюсь. И нет, не потому, что Данилов врет. Дело в его дочери. Юлька точно не рада будет меня видеть, после того, как я отправил ее домой, окончательно поставив точку в тот поганый вечер.

Три дня я запрещал себе думать о произошедшем. Степыч же сейчас все разбередил. Закрываю глаза, а вижу Юлю. На коленях передо мной. Ее губы, ее глаза, ее убийственно покорную невинность. Твою мать!

– Я знаю, – запоздало кидаю в трубку. – И благодарен тебе за это. Хорошо вам отметить, – отгоняя видение, в последний момент торможу себя от фразы “Юле привет” и просто прощаюсь с другом, сбрасывая вызов.