Рассказы начальной русской летописи - Лихачев Дмитрий Сергеевич - Страница 19

А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце, и без отца, и раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких сто. А князей бог живыми в руки давал. А иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку в Сальню. А врозь перебил их в то время около двухсот лучших мужей.

А вот как я трудился, охотясь: коней диких ловил своими руками в пущах и на равнинах и вязал их живыми. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один меня ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня с бедра меч сорвал, медведь мне у колена потник прокусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал и руки и ноги себе повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей.

Что надлежало делать отроку моему, то сам делал - на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов; и о соколах, и о ястребах заботился.

Также и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал.

Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я себя, ни смелости своей, но хвалю бога, ибо меня, грешного и ничтожного, столько лет хранил от тех смертных опасностей и не ленивым меня, худого, создал, но к любому делу человеческому способным.

Прочитав сию грамотку, потщитесь делать всякие добрые дела… Смерти, дети, не бойтесь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам приведется. Ибо если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет того суждено. А если придет смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не смогут вас отнять от нее.

О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем, и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не покаявшись и не примирившись между собою…

Пророк говорит: «Что лучше и прекраснее, чем жить братьям вместе». Но все наущение дьявола! Были ведь войны и при умных дедах наших, при добрых и при блаженных отцах наших. Дьявол ведь ссорит нас, ибо не хочет добра роду человеческому.

Это я тебе написал, потому что понудил меня сын мой, крещенный тобою, что сидит близко от тебя. Прислал он ко мне мужа своего и грамоту со словами: «Договоримся и помиримся, а братцу моему божий суд пришел. А мы не будем за него мстителями, но положим то на бога, когда предстанут они на суд; а Русскую землю не погубим».

Послушал я сына своего, написал тебе грамоту: примешь ли ты ее по-доброму или с поруганием, то и другое увижу из твоего письма. Этими ведь словами предупреждал я тебя, объяснил, чего ждал от тебя…

Что мы такое, люди грешные и худые? Сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты. Другие собранное нами разделят меж собой. Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей. С этими словами тебе первому, брат, надлежало послать ко мне и предупредить меня. Когда же убили дитя, мое и твое, пред тобою, следовало бы тебе, увидев кровь его и тело его, увянувшее, как цветок, впервые распустившийся,- как агнец заколотый, сказать, стоя над ним, вдумавшись в помыслы души своей: «Увы мне, что я сделал! Воспользовавшись его неразумием, ради неправды света сего суетного, нажил я грех себе, а отцу и матери его - слезы…»

Покаяться бы тебе, а ко мне написать грамоту утешительную да сноху мою послать ко мне - ибо нет в ней ни зла, ни добра, - чтобы я, обняв ее, оплакал мужа ее и ту свадьбу их вместо песен: ибо не видел я их первой радости, ни венчания их за грехи мои. Ради бога, пусти ее ко мне поскорее, с первым послом, чтобы, поплакав с нею, поселил у себя, и села бы она как горлица на сухом дереве, горюя, а сам бы я утешился. Тем ведь путем шли деды и отцы наши: суд от бога пришел ему, а не от тебя. Если бы тогда ты свою волю сотворил и Муром добыл, а Ростова бы не занимал и послал бы ко мне, то мы бы отсюда все и уладили. Но сам рассуди, мне ли было достойно посылать к тебе или тебе ко мне? Если бы ты велел сыну моему: «Сошлись с отцом», десять раз я бы послал. Разве удивительно, что муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших. Но не следовало ему искать чужого и меня в позор и в печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зло. И если начнешь каяться и ко мне будешь добр сердцем, послав посла своего или епископа, то напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем, чем прежде: ни враг я тебе, ни мститель… Не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле. Если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, пусть тому не видать мира душе своей на том свете!

Начальная русская [1] летопись» - так принято называть «Повесть временных лет», то есть «Повесть о былых годах», составленную монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в начале XII века на основании многих предшествующих, не дошедших до нас летописей XI века и различных русских и греческих исторических источников.

[1 Летописи называют жителей Древней Руси русскими, но надо помнить, что эти «русские» или «русичи» IX - XIII веков были общими предками украинцев, великорусов и белорусов. Киевская Русь, охватившая пространство от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге, от Карпат на западе до Волги на востоке, была общей прародиной трех братских народов.]

Удивительно появление этого произведения и не менее удивительна его судьба.

Чтобы у народа появилась необходимость в создании своей истории, в выяснении своих истоков и связей с другими народами, а тем более места своей истории в истории мировой, - для этого нужно было уже обладать высоким национальным самосознанием. Это самосознание было в Древней Руси уже в устном народном творчестве. В тех устных произведениях, которые отразились в составе «Повести временных лет», уже явственно чувствуется интерес к истории, к происхождению названий тех или иных городов или урочищ, к военным подвигам предков.

Нетрудно различить и главные типы фольклорных исторических произведений, использованных летописью. Их несколько. Один из главнейших - местные легенды, связанные с урочищами, могильниками, селами и городами всей великой русской равнины.

Могильные насыпи издавна и у всех народов были связаны с историческими преданиями. Высокие холмы, насыпавшиеся над могилами вождей, сами по себе свидетельствовали о стремлении сохранить на многие поколения память об умерших. Но, кроме того, память о погребенных поддерживалась тризнами, совершавшимися на их курганах, культом, которым были окружены многие из могильных насыпей. С ними связывались различные сказания, жившие в окружающем населении, пока существовали и самые насыпи. Число этих холмов на территории Древней Руси было особенно велико. Их было очень много и в самом Киеве.

Первые летописцы неоднократно ссылаются на эти могильные холмы как на достоверных и правдивых свидетелей точности их исторического повествования. Так, например, память о завоевании Киева Олегом была связана с могилами Аскольда и Дира; гибель Игоря - с его могилой «у Искоростеня града у древлян»; легенда о Вещем Олеге - также с его могилой: «Есть же могила его и до сего дня, слывет могила Олегова» и т. д. Об этих могилах летописец замечает, что они существуют и «до сего дня», о многих из них он говорит, что они «слывут», то есть славятся погребенными в них князьями.